Прикованные друг к другу

— Давай займемся любовью, — услышал он слова Эммы, произнесенные твердо, уверенно, без малейшего намека на сомнения. Три слова, которые он никогда не думал, что ему выпадет счастье услышать. Ей было так невероятно хорошо в его объятиях, так правильно, а огненный блеск в ее зеленых глазах сказал ему все, что нужно было знать. Она была готова. Она хотела этого. Для его старой и измученной души, это было слишком тяжело. Но меньше всего ему хотелось совершить ту же мелкую ошибку, что и с другими женщинами в прошлой жизни. Меньше всего он хотел причинить ей боль или обнажить свое сердце настолько, в результате чего ему снова станет нестерпимо больно. Что, если они сделают это, и она уйдет, чтобы никогда больше не согревать его постель? Что, если они сделают это… и она потом пожалеет об этом? С мучительным трудом он удержался от поцелуя, пока она затаила дыхание. — Ты уверена, что действительно этого хочешь, Эмма? Это не просто крайняя мера, чтобы избавится наручников? — Глаза Эммы заметно потемнели после такого намека. Она покачала головой, словно искренне сочувствуя его неуверенности. — Голд, я сегодня даже не задумывалась об этих наручниках. Застегнуты они или нет… мне уже все равно. Я хочу, чтобы это произошло. Не заставляй меня передумывать, — сказала она, ее голос был роскошным, нежным, как карамель. Развязав безупречный малиновый галстук, она отстегнула воротник его рубашки, обнажив впадину горла. Наклонив голову, она осмелилась поцеловать то великолепное место на его груди, которое всегда было скрыто галстуком. Ощущение ее бархатных губ на его горячей коже было настолько безумным, что он застонал и откинул голову назад в блаженстве. Она смеялась, касаясь его шеи, дыхание щекотало его кожу. Боже, его пальцы на ногах грозили загнуться от удовольствия, и было чертовски трудно удержать в голове хоть какую-то долю рассудка. В какой-то момент он даже забыл, как дышать, и внезапно начал задыхаться, когда дыхание застряло у него в горле. Вдох, выдох, вдох, выдох. Когда он перестал ощущать ее губы, дразнящие его кожу, он опустил взгляд и увидел, что она пристально наблюдает за ним, ее зрачки расширились от изумления и практически мольбе. О боги, ее нежные губы были слегка приоткрыты и выглядели такими привлекательными для поцелуев… — Пожалуйста, — прохрипела она. Мышцы его живота болезненно напряглись, в ноге запульсировало что-то яростное… или это пульсация действительно была вызвана его ногой? Его грудь сжималась до тех пор, пока сердце не забилось в грудной клетке, требуя выхода. Притягательность ее голоса была сродни мистическому зову сирены, заманивающей его без борьбы. Пожалуйста… Единственное слово, которое уничтожило бы все силы воли в его душе и поставило бы его на колени перед ней. Его рука поднялась и коснулась ее подбородка, а затем ласково потянулась к манящим волнам волос солнечного света. Ему показалось, что он прошептал ее имя, такое же привычное для его языка, как и шотландский акцент. На него словно наложили нерушимое заклинание, и он начал расходиться на части. Что за чертовщина? Отрицать правду было бесполезно: ему нужна Эмма Свон. Кроме нее, ему никто не нужен. — Пусть будет так, — согласился он. Через несколько секунд его губы сомкнулись с ее губами, и он словно провалился в кроличью нору, в Страну чудес — навсегда… Его большой палец поглаживал ее шею, а она жадно целовала его в ответ. Ее рука сжала в кулак его рубашку полуночного оттенка и прижала его тело к своему, пальцы их сцепленных рук переплелись на изгибе ее бедра. Кончик его языка почувствовал привкус восхитительной корицы, когда ее губы приоткрылись и поцелуй стал насыщеннее. Интересно, каким именно он показался ей на вкус? Полагал, что в данный момент спрашивать об этом было бы странно. Эмма решила взять ситуацию в свои руки и уперлась ему в грудь, поведя его назад, пока он не натолкнулся на кухонный стол. Если бы он не ухватился за стол, то оказался бы на нем. Тогда он приостановился, ошеломленный ее настойчивостью. Кто бы мог подумать, что Эмма такая львица? Он отстранился, услышав ее разочарованный стон, и заглянул в ее мутные, полные похоти глаза. Ее зрачки были расширены, радужная оболочка — с тонкой зеленой полосой, что говорило об огромном удовольствии. Ее губы сжались в тонкую линию, а брови сошлись вместе. — Почему ты остановился? Слишком резко? Она начала отступать, но он быстро поймал ее за запястье. Его большой палец провел по самой крупной вене, бегущей пурпурной рекой прямо под ее кожей. Ее пульс отдавался в его пальце, и он наклонил голову, чтобы слегка погладить нежное место. — Хочешь верь, хочешь нет, дорогая, но я вполне могу держаться на ногах. Просто… я хочу сделать это правильно по отношению к тебе, — признался он. Эмма скептически приподняла бровь. Ему пришло в голову, что, возможно, еще ни один мужчина не был так благороден по отношению к ней. — Как? Обняв ее, он наклонил голову и поцеловал ее в щеку. Его губы скользили по ее коже, пока он не добрался до мочки уха. Немного прикосновений здесь, немного прикосновений там — достаточно, чтобы Эмма потеряла дар речи, и ее ресницы затрепетали, прикрывая глаза. — В моей постели, — прошептал он ей на ухо, продолжая осыпать ее шею поцелуями с приоткрытыми губами. Ее ногти впились в его шею, и она крепко держала его голову. Как будто он думал о том, чтобы куда-то уйти. — Но я боюсь…» Поцелуй. «…с тем огнем, который разгорается между нами…» Поцелуй. «…мы никогда не сможем подняться по лестнице. Их растущая страсть была похожа на действующий вулкан — до извержения оставалось совсем немного времени. Эмма наблюдала за кухней через его плечо и пожала плечами, подавшись навстречу его губам. — Все в порядке. Я видела места и похуже, чем твоя кухня, — оправдывалась она, ее голос прозвучал совсем рядом с его ухом. Но Голд яростно тряхнул головой и подался назад, чтобы заглянуть ей в лицо. Его рука убрала с ее щеки прядь светлых волос. — Нет. Я не позволю тебе остаться неудовлетворенной. Я не хочу, чтобы это была бессмысленная возня на кухонном столе, — с силой заявил он. Эмма удивленно моргнула. Он поправил ее свободную руку на своей шее, чтобы она крепко обхватила его. — Вот, держись за меня. Обхвати меня за шею… вот так… и закрой глаза. Эмма послушалась его, надежно обхватив его шею. Она уткнулась лицом в его плечо, его запах с наслаждением вдыхал ее нос. Она надеялась, что у него никогда не закончится этот одеколон. — Голд, что именно ты… Но прежде чем она успела задать вопрос, он щелкнул пальцами над ее головой. Внезапно она почувствовала сильное головокружение, и что-то туманное и прохладное закружилось вокруг ее ног. Это длилось всего секунду, но Эмма решила, что никогда не забудет это странное ощущение. Похлопав ее по плечу, он велел ей открыть глаза. Они уже не стояли посреди кухни, он с помощью магии перенес их в свою спальню. — Так… на чем мы остановились? Эмма ненадолго вырвалась из его объятий, чтобы окинуть спальню ошарашенным взглядом. Она даже подошла к кровати с Голдом и похлопала по простыням и подушкам, чтобы убедиться, что они настоящие. Она никогда раньше не путешествовала с помощью магии. — Впечатляет, — прокомментировала она. Позёрство, — мысленно добавила она. Он, видимо, не заметил сарказма и все равно усмехнулся. Он прижал руку к груди, и она представила, какие мысли крутятся у него в голове. О, прекрати, Эмма. Ты заставишь меня покраснеть. — Тебя это заводит, да? Эмма закатила глаза к потолку. Только у Голда было достаточно большое эго, чтобы вознести себя на пьедестал размером с Эверест. И все же ей не удалось скрыть улыбку, когда она вернулась в гостеприимные объятия. — Видимо, ты не понял. Но уже слишком поздно, — ответила она, прочертив губами по его скуле. По его телу пробежала восхитительная дрожь. — Ты уверен в этом? Голд захихикал во всю мощь и провел рукой вверх по кружевам на ее спине. Если бы он не был в этом уверен, то не реагировал бы на Эмму, как отчаянный странник, ищущий воду посреди пустыни Сахара. — Поверь мне, Эмма, нет никого на свете, с кем мне было бы так жарко и сладко. Нет никого другого, кого бы я предпочел… кроме тебя, — заверил он ее, и его акцент стал еще гуще от последней волны желания, прокатившейся по его телу. Улыбка Эммы растянулась, и он почувствовал, как кровь запульсировала в его венах — среди прочих мест. — Хороший ответ. А потом она снова поцеловала его, отчего у него закружилась голова. Вместе, не разрывая поцелуя, они попятились к кровати. Голд крепко сжал руку на ее спине и опустил ее на матрас. Он полуобнял ее за талию, поставив колено между ее ног, и стал ласкать ее шею. Эмма свободной рукой провела по шелковым простыням, изредка сминая их в пальцах, когда ее мышцы поддавались спазмам. Кончики ее пальцев коснулись чего-то мягкого и легкого. Повернув голову в сторону, она подняла что-то с кровати и осмотрела. Как типично. — Лепестки роз? Серьезно? На кровати были разбросаны десятки лепестков самых разных цветов — красные, розовые, белые. Голд поднял голову, на его губах заиграла застенчивая улыбка. Вряд ли он был похож на свирепое чудовище, избивающее людей тростями, когда вот так смотрел. Он стряхнул несколько лепестков с прядей ее светлых волос. — Я хотел, чтобы эта ночь была идеальной. Я не хотел, чтобы ты пожалела об этом хоть на секунду, — признался он почти в оправдание своих действий. Эмма вынула лепесток из своих волос и повертела его в пальцах. Никогда еще никто не рассыпал для нее лепестки цветов на постели. Это было… мило. Как в слащавой романтической комедии. — Никогда бы не подумала, что ты такой романтик в душе, — поддразнила она. Снова появился очаровательный румянец. Она пожевала нижнюю губу, чтобы подавить хихиканье, бурлившее в горле. Голд прикоснулся губами к ее горлу и затаил дыхание, почувствовав под ним трепетное биение сердца. — Ты многого обо мне не знаешь, — намекнул он, приподнимаясь на корточках. Наручники заставляли его наклонять тело в определенную сторону, но все же он мог в полной мере насладиться видом Эммы, лежащей в ожидании его. И она позволяла ему смотреть. — Например, я не был бы романтичным возлюбленным, если бы одарил тебя только лепестками роз. Будут и свечи. С ароматом ванильного кекса. По взмаху его руки на мебели — на прикроватной тумбочке, на комоде, на полу, везде — появились десятки свечей кремового цвета, самых разных размеров. Отблески мерцающего пламени освещали комнату, отбрасывая на стены черные тени. Только три свечи на прикроватном столике оставались не зажженными. Не сводя с нее взгляда, Голд щелкнул пальцами и фитили свечей тут же загорелись. После этого Голд прижал кончики пальцев к губам, как бы выражая «Вуаля!». Эмма вдохнула усиливающийся аромат ванили. Ей следовало ожидать, что в его романтическом списке будут ароматические свечи. — Удивительно, что у тебя под кроватью нет скрытого радио, играющего душещипательную музыку о любви. Я полагала, что ты будешь достаточно деликатен, чтобы включить «Let's Get It On», — заметила Эмма, когда Голд снова погрузился в ее объятия. Ему хотелось попробовать на вкус каждый сантиметр ее тела, прежде чем позволить ей доставить удовольствие ему. Он знал, что, поддавшись ее манящим прикосновениям, он будет слишком жаден и эгоистичен в своих удовольствиях. С легкостью он помог ее свободной руке выскользнуть из бретелек платья. Он начал делать то же самое с другой, но выругался, когда наручники помешали. Он оторвал голову от локонов Эммы и хмуро посмотрел на ее платье. Почему он не послушался своих предчувствий и не надел на нее платье без бретелек? — Черт бы побрал эти адские приспособления, — прорычал он, убирая бретельку с помощью магии. Эмма занялась тем, что расстегнула пуговицы его рубашки и накинула ее ему на плечи. Несколько пуговиц оторвались и покатились по полу. Обнажив его грудь, она провела рукой по натянутой коже: мышцы сокращались и вздрагивали в ответ на ее прикосновения. Они не торопились, несмотря на великолепный огонь, яростно пылавший между их телами. Медленно они избавились от одежды, их фигуры извивались на кровати, чтобы приспособится с наручниками. Ладони Голда скользнули по бедрам Эммы, когда он помог ей окончательно освободиться от красного бархатного платья. Трудно было не залюбоваться Эммой, когда она оказалась полностью раздета и полностью обнажена перед ним. Чарующее мерцание свечей придавало ее коже насыщенный золотистый оттенок, и лишь на щеках проступал розовый румянец. С его губ сорвался тихий стон. — Дорогая, ты хоть понимаешь, как ты прекрасна? — По его мнению, душераздирающе прекрасна. Внутри него что-то всколыхнулось, чему еще больше способствовала манящая улыбка на ее губах. Это была полуулыбка, выражавшая облегчение и благодарность, как будто никто никогда не сообщал ей эту истину. Он не мог понять, почему. Если бы Эмма была рядом с ним, он бы каждый вечер шептал ей эту истину на ухо. Он нежно поцеловал ее губы, выплескивая все свои эмоции и наслаждаясь ее восхитительным вкусом. Она легонько прикусила его нижнюю губу, вызвав еще один стон, который, как ему показалось, вырвался у него из глубины души. Ее ноги с готовностью обхватили его талию — вулкан наконец взорвался. Они соединились так идеально, как два кусочка пазла. Эмма прижалась к его твердой спине, мышцы быстро сокращались под ее ладонями. Ее голова откинулась назад, предлагая его губам свое горло, а спина выгнулась навстречу ему. Его ногти впились в простыни, едва не разорвав их, когда он погрузился в Эмму. Просунув руку под ее талию, он прижал ее к себе. Никогда еще он не слышал более сладких криков. Ни в одном из царств, по которым он ходил, не было подобного ощущения. Это был рай. После долгих часов занятий любовью Голд наконец рухнул на грудь Эммы, и ритм ее колотящегося сердца стал для него колыбельной. Ее пальцы перебирали его волосы, убирая их со лба. Пот покрывал их тела, мышцы болели, но никто не жаловался. Им было достаточно дышать и расслабляться в присутствии друг друга. — Это… было… — Хриплый голос Эммы прервался в тишине, ее измученный разум слепо искал подходящее слово. Его уши напряглись в ожидании ее ответа. — Идеально. Он победно ухмыльнулся, прижавшись к ее груди. Завтра его нога будет в плачевном состоянии от такой сильной нагрузки… но страдания того стоили. Он размял ноги и руки, чтобы избавиться от остатков напряжения. И тут его осенило. Его глаза широко распахнулись, внезапное осознание поразило его в полумраке. — Эмма, — с придыханием произнес он, привлекая к себе её внимание. Она с любопытством наклонила голову, чтобы поймать его взгляд, а ее собственные зеленые глаза остекленели от нахлынувшей страсти. Она ахнула. В его руке была пара заколдованных наручников, цепочка свисала с кончика его пальца. Эмма инстинктивно подняла запястье и изумленно потерла его. Никаких наручников. Никакого заключения. Только светло-красная отметина свидетельствовала об их затруднительном положении. — Мы свободны, — прошептал он, бросая жалкие наручники на прикроватную тумбочку рядом со свечами. Эмма откинула голову на простыни и помассировала затекшее запястье. Наконец-то. И все же… — Нет, — отрицательно ответила она. Его брови нахмурились в замешательстве, а взгляд метался между ее лицом и наручниками, которые в данный момент не удерживали своих пленников. — Мы можем быть свободны от наручников, но это не значит, что мы свободны друг от друга. Наручники были лишь верхушкой айсберга. Голд… я прикована к тебе. Голд провел костяшками пальцев по её румяной щечке. После всего сказанного и сделанного он даже не смел надеяться на то, что Эмма будет с ним. Прикованные… Это звучало так многообещающе, так официально, так совершенно. От этого слова исходила собственная сила, как от истинной любви. — Ты не обязана, — мягко сказал он ей. Эмма бросила на него недоверчивый взгляд, поставив под сомнение его здравомыслие. — Я знаю, что не обязана. Но я хочу этого. Есть разница, — настаивала она, убирая несколько прядей пыльных каштановых волос с его глаз. Это была одна из тех черт, которыми, по ее признанию, она дорожила в Голде: эти невероятно насыщенные карие глаза, которые заставляли ее чувствовать себя так, словно она кувыркается вниз головой в омут шоколадной помадки. Подходящий вариант для мужчины с самым большим пристрастием к сладкому в городе. Он начал было протестовать против ее решения, но она прервала его, приложив палец к губам. — Сердцу не прикажешь, верно? Он поцеловал кончик ее пальца, проведя им по изгибу своих губ. Затем он передумал и втянул его в рот целиком, его язык обвился вокруг пальца и дал ей еще один повод застонать от желания. Его язык и впрямь действовал неисповедимыми путями. Когда он отстранился, в его глазах появились грусть и серьезность. Волосы упали на лицо, закрывая его от посторонних глаз. — Однажды я уже говорил тебе… меня трудно любить, дорогая. — На самом деле это было год назад. Как и в тот раз, Эмма даже глазом не повела. Возможно, она восприняла это как вызов, который планировала доблестно преодолеть. — Я помню, — заверила она его, беззаботно пожимая плечами. Ее руки свободно обвились вокруг его шеи, прижимая его голову к своей. — И ты был неправ. Давай начнем все с начала. Это был единственный стимул, в котором он нуждался. Их губы соприкоснулись, но еще не совсем в поцелуе. Губы Эммы приоткрылись, и он уже собирался погрузиться внутрь..... Внезапно глаза Эммы широко распахнулись. Ее ноги сомкнулись, не давая ему войти. И тут же ее рука с силой толкнула его в грудь, отчего он повалился на простыни, а она вскочила на ноги. Сначала он решил, что здравый смысл догнал ее и что это был жестокий отказ. Пока он не услышал непрекращающиеся крики Эммы, которая выбегала из комнаты, смешно прыгая вокруг свечей. — Надо пописать, надо пописать, надо пописать, надо пописать… Дверь ванной комнаты захлопнулась за ней, и удар эхом разнесся по всему тихому дому. Он облегченно вздохнул, поняв, что это была единственная причина ее внезапного ухода. Она должна была освободить себя за последние три дня. Ах, да. Он забыл о последствиях заклинания «скажи «нет» мочевому пузырю». Хорошо, что методом проб и ошибок он научился тренировать свой мочевой пузырь много лет назад. Растянувшись на подушках и простынях, он достал свой томик «Голодных игр» и устроился поудобнее, чтобы почитать. Эмма задержится надолго. Цок-цок-цок. — Реджина могла бы кое-чему поучиться у этой Мирты. … Эмма провела в ванной более получаса. Она вернулась в постель со слабыми коленями, поглаживая рукой живот с огромным облегчением. После этого… они снова вернулись к делу. Она практически запрыгнула на него и вырвала книгу из рук, и ему было все равно, что он не запомнил, где остановился в книге. Они занялись любовью во второй раз. И в третий. Вместо того чтобы иссякнуть, их страсть, казалось, только возрастала после каждого раунда. Иногда Голд, естественно, брал контроль над процессом, доставляя Эмме удовольствие до тех пор, пока она не выкрикивала его имя. Его настоящее имя. Это звучало так возбуждающе, что ему хотелось еще больше, чем раньше. Но он быстро понял, что Эмма тоже умеет доминировать. Время от времени она резко призывала его перевернуться на спину и с готовностью брала бразды правления в свои руки. Волна умопомрачительного экстаза была настолько сильной, в то время как она исследовала его тело и способы заставить его стонать, что он удивился, как его мозг не взорвался в самый разгар их приключений в постели. Время потеряло для них всякий смысл. Все, что имело значение — это убежище, которое они построили в объятиях друг друга. И вот на сей раз Эмма тяжело выдохнула, а Голд положил голову ей между плечом и шеей. Под смятым черным одеялом его бедро ласкало ее бедро. Через некоторое время, повернувшись корпусом, она положила свою золотистую голову ему на грудь, а его рука стала поглаживать ее голую спину. — Ты действительно… потрясающий, — вздохнула она в восхищении. Возможно, лучший из всех, что когда-либо у нее были. — Вот и все. Ты завоевал титул шотландского принца в постели. — Она провела кончиками пальцев по его животу, запоминая каждый изгиб и сантиметр плоти. От охватившего его возбуждения он слегка сжал ее бедро. Он задрожал от удовольствия. — О, мне это нравится. Шотландский Принц… Наверное, в этом есть доля правды, не так ли? — Эмма готова поспорить, что ему понравился этот титул. Он прямо-таки упивался им, как и его эго. Его губы прошлись по макушке ее головы. — Однако если я стану твоим Шотландским Принцем, значит, ты будешь моей единственной и неповторимой Принцессой Свон. Взяв ее за подбородок, он захватил ее алые губы в долгий и крепкий поцелуй. Эмма с удовольствием ответила на него, хотя бы для того, чтобы удовлетворить его, а затем снова опустила голову ему на грудь. Его пальцы запутались в ее волосах. Запах его кожи защекотал ей нос, как зажженная спичка, парящая над рекой бензина. Никогда в жизни ей не было так хорошо. — Интересно, сколько раз мы сможем повторить, прежде чем наши тела сдадутся? Эмма подняла голову, чтобы заглянуть в его лицо. В его темных радужках застыл лукавый блеск, и Эмма без труда расшифровала его значение. Подтолкнув ее коленом в бок, она перевернулась, и он осторожно забрался на нее сверху. Он начал медленно, покрывая поцелуями ее плечи и спускаясь ниже. — Предлагаю проверить данную мысль, — заявил он, опускаясь губами все ниже и ниже по ее шее. К досаде Эммы, он отстранил голову и задумчиво посмотрел на нее сверху вниз. — Конечно, остается еще вопрос о причастности Генри к событиям этой недели. Упоминание о Генри вернуло ее к реальности. — Нет никаких сомнений. Он под домашним арестом до двадцати восьми лет, и да поможет мне тот, кто снова купит ему волшебный набор на Рождество, — заявила она. Судя по сведённым бровям, она была настроена серьёзно. Он решил купить Генри специальный волшебный набор Крисса Энджела, о котором тот просил весь год. Эмма призвала его продолжать делать то, что он делал. Даже с такого ракурса Эмма не заметила, как закатились карие глаза Голда. — Тебе легко говорить. Я в долгу перед ним. … Часы пробили полночь, и город Сторибрук погрузился в спокойный сон. В то время как другие люди спали в своих постелях, Эмма и Голд бодрствовали и наслаждались комфортом друг друга. В последние часы они разговаривали, неизбежно открываясь друг другу так, как никогда не открывались до этой ночи. Голд рассказал ей о своей жизни до проклятия Тёмного — о том, какой стервой была Мила, — а она в ответ поведала ему о том, как все было в ее детстве, когда она росла одна. Пока он вспоминал о своем сыне и о том, как он его потерял, она рассказывала о своем коротком счастье со странным вором по имени Нил, который в итоге разбил ей сердце. Он описывал красоту своего любимого Темного замка, рассказывал о своем пристрастии к кожаным штанам, поведал о некоторых своих странных сделках. Она обрисовала ему замок Золушки в Диснейленде, хотя никогда там не была, рассказала о своем тайном желании научиться верховой езде, о происхождении изящной татуировки, украшающей ее запястье. Они цеплялись за каждое произнесенное слово и ценили невысказанное, оба были внимательны, словно каждое слово должно было стать для них последним. Теперь они уединились в уютной тишине, их горла были пересохшими от криков и разговоров. Они нашли другие способы общения. По крайней мере, Эмма должна была передать Руби благодарность. Между их телами стояла стеклянная чаша, переполненная разноцветными конфетами «Sweethearts». Конфеты-сердечки всегда были для Голда способом побаловать себя в День святого Валентина, даже если он не праздновал его публично. Их конечности игриво переплетались под одеялом, ноги исследовали бедра и лодыжки. Время от времени один предлагал другому конфетное сердечко, всегда с особым посланием. Изящная рука Голда рылась в миске с сердечками в поисках нужного. Эмма терпеливо ждала, прильнув к крепкой руке, обхватившей ее плечи. Она пыталась угадать, какое из них он выберет. Розовое с надписью «Целую и обнимаю»? Желтую с надписью «Будь моей»? Нет, мы уже прошли эту границу. Фиолетовая с надписью… «Женись на мне»? Ладно, может, это слишком быстро. И я не думаю, что благословение Прекрасного подразумевало именно это… Наконец его пальцы сомкнулись вокруг единственного сердца. Он протянул его ей. Оно было белым с двумя розовыми словами. «Моя девушка». Она посмотрела на сердце, а затем на его лицо. Его брови были умозрительно подняты, и она поняла, что он спрашивает ее. В ответ Эмма смело сомкнула губы вокруг сердца и его пальцев. Он выпустил конфетное сердце на ее требовательный язык, но прошла минута, прежде чем его пальцы выскользнули из ее рта. Эмма с хрустом разломила сердце пополам. Хотя Голд любил наслаждаться конфетами по несколько минут, искушение было слишком велико, чтобы не откусить сразу. Настала ее очередь. Она заглянула в миску и перетасовала сердечки. Он пристально наблюдал за ней, вероятно, играя в ту же игру с угадыванием, что и она несколько минут назад. Ей захотелось взять в руки сердце с надписью «Женись на мне», чтобы посмотреть, как он отреагирует. Свалится ли он с кровати от удивления? Может у него случится сердечный приступ? Или бросится вон из этого дома и перебудит всех в городе, чтобы найти подходящее кольцо? Вместо этого она выхватила конфетное сердечко и вложила ему в ладонь, прежде чем он успел прочитать его. Он разжал пальцы. На сердечке было написано: «Поцелуй меня». Голд сунул конфету в рот. Секунду спустя он наклонился и поцеловал Эмму, и оба они боролись за сладость конфетного сердечка. Эмма зажала его между зубами и укусила, разделив на две части. Один кусочек для нее и один для него. Как только сердце было съедено, Голд снова поцеловал ее. Этот поцелуй был другим — более мягким, не испорченным похотливым желанием, а цветущим надеждой и обещанием. Именно такой поцелуй принцессы получали от своих принцев в сказках. Эмма никогда его не забудет. — С Днем Святого Валентина, Эмма, — прошептал он ей на ухо за минуту до того, как часы пробили двенадцать. Она прижалась к нему в теплых объятиях, и на ее лице расцвела искренняя улыбка. Что-то подсказывало ей, что это только начало их приключения. — С Днем Святого Валентина, Голд.