Кадры решают всё: Сентиментальный марш.

Варп-переходы осложняют ответ на многие вопросы. «Когда?» один из таких вопросов. Давным-давно, кажется, в прошлую пятницу, где-то в двух перелётах от Футфола, свежеиспеченный Вольный Торговец лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус поинтересовался, в какой каюте его флагмана разместили этого… ну… забыл, как зовут... инквизитора. Да, которого к нему приставили. «Да вот же,» – сказали ему с довольной улыбкой. Лорд-капитан посмотрел, оценил и поинтересовался: а кто это тут за его спиной и за его счёт проявляет вольный нрав и демонстрирует высокий статус? Кто это у нас тут такой более вольный торговец, чем он? Потому что вот эта конура… далее в записи следуют только щелчки и шипение – сервочереп, видимо, был неисправен. Конурой, по правде говоря, помещение вовсе не было. Было оно по размеру и расположению ровно таким, чтобы не оскорбить безусловно, но указать место однозначно. Вот только лорд-капитан не считал данное место подобающим. Вы бы его ещё в шкаф для запчастей на нижней палубе запихали… снова щелчки и шипение. Найти подобающее. Попросить прощения. Обеспечить благоустройство. Доложить. А поскольку сенешаль ему нужен живой, целый и круглосуточно, пусть-ка этим всем займётся высокий фактотум Янрис Денрок. Дипломатичный, представительный и не рискующий схлопотать по физиономии. Высокий фактотум трижды приходил к лорду-капитану с докладом, что представитель инквизиции категорически отказывается от предложения сменить каюту. «Плохо уговариваете,» - говорил лорд-капитан и даже не угрожал наказанием. Потому что это, собственно, и было наказание. После третьей попытки высокий фактотум рыдал на груди сенешаля, проклиная тот час, когда они вместе выбирали достаточно унизительную каюту. А после четвёртой лорда-капитана поймал на мостике инквизитор и вежливо попросил прекратить террор. Потому что его всё устраивает и он не планирует переезд. И кстати, как это вообще пришло в голову лорду-капитану: укрощать своих подчинённых за счёт святой инквизиции. У которой, вы не поверите, тоже есть нервы. А у фактотума, между прочим, высокий не только статус, но и давление. А на восьмой палубе, между прочим, складывается нездоровая обстановка, на что стоило бы обратить внимание, не доводя дело до локального культа. - Вот с этого места, - сказал лорд-капитан, – поподробнее. – И добавил. – Если вам не трудно. Инквизитор проглотил комментарии к последней фразе и перешёл сразу к сути дела. Что если сейчас для начала починить на восьмой палубе вокс-трансляцию, то потом можно избежать применения там огнемётов. Из заметок сенешаля Версеряна: Если наш новый лорд-капитан надеется таким образом снискать расположение Инквизиции, то он либо наивный романтик, либо лицемерный ханжа, либо опытный игрок. Запись оборвана, листок скомкан, с одного края обгорел. 1. А ещё этот лорд-капитан Идиру инквизиции сдал. Вот так вот: взял под локоток, подвёл к господину дознавателю и сказал – забирай. – Заберу. – Сказал господин дознаватель. – Только у меня в каюте места маловато. Не под койкой же мне держать арестованную. Выделяйте камеру, что ли. Сказал он, конечно, не так, но смысл был такой. И все кто был на мостике это видели и слышали. И как лорд-капитан с господином дознавателем шли по обе стороны от Идиры, а впереди, указывая дорогу, шагал сенешаль, тоже видели все. Куда они пошли – это видели уже не все. Но быстро выяснили, где Идиру держат. Навещать её, однако, никто особо не рвался. Дураков нет. Сенешаль, ходили слухи, после этого с лордом-капитаном разговаривать перестал. Доклады делал, указания выслушивал, а чтобы поговорить – нет. Вокс-связь какое-то время барахлила. В экипаже догадки строили, что с ведьмой сделали. Озирались, кого ещё загребут на основании её показаний. Собутыльников её расспрашивали. Но те чего могли рассказать-то? Они как не на вахте, так лыка не вяжут. С алкашни какой спрос. Друзей у неё, получается, не было. Кто станет с псайкершей близко сходиться. С хозяйкой вот бывшей, Теодорой, она таскалась, ну а как хозяйку грохнули, так и не нужна стала старая шептунья. Вот и сдали её инквизиции. Вот и весь сказ. Для всех. Кроме инквизитора. Потому что инквизитору, страшному человеку, надо было за ней следить. Убежать она никуда не могла. А вот вызвать на борт что угодно, вплоть до Нургла собственной персоной, могла вполне. И потому инквизитор регулярно навещал свою арестованную. Кроме того, её надо было допрашивать. Хотя бы потому, что так полагается. Он приходил в её каюту, садился в кресло, расстёгивал мундир, вытягивал ноги, включал рекодер и говорил: «Госпожа Тласс, расскажите что-нибудь». Кресло в каюте было отличное: не убитый винтаж из капитанских покоев, а добротный эргономичный агрегат, который легко подстраивался под пользователя, заботливо подставляя тёпленький подголовник. Устройство для массажа из него господин дознаватель вынул. Не из склонности к аскезе, но потому что не рисковал оставлять лишнего машинного духа в одном помещении с Идирой. Его и так беспокоило наличие когитатора, по которому арестованная болтала с Вигдис. Но даже без массажа, после особенно тяжёлого дня или трудной вылазки, инквизитор почти дремал в этом кресле. Задремать окончательно ему мешали только чувство долга и чувство такта. Одного из двух, пожалуй, не хватило бы. Кресло было всё же очень удобное. Джай Хейдари знала, что выбрать. Идира предпочитала располагаться на полу. На пушистом ковре отчаянно-багрового цвета с золотым позументом и зелёной продрисью. Ковёр она сама выбирала по каталогу. Как и золотое покрывало с кистями на кровать. Как и занавески. Совершенно не нужные в каюте без окон занавески: бледно розовые, в весёлый голубой цветочек. Книги, что в большом количестве валялись по углам, выбирал ей кто угодно: леди Кассия, Джай, инквизитор, но те, что нравились ей больше всего, приносил лорд-капитан. Идира рассказывала, рекодер жужжал и попискивал, инквизитор делал то, что он умел едва ли не лучше всего остального – молчал. – Ты бы хоть вопросы задавал, Ледышка! – Возмущалась иногда Идира. – Зачем? – Отвечал господин дознаватель. На этот вопрос она ответить не могла и просто вспоминала очередную историю из жизни. Иногда пересказывала историю из книжки. Он не возражал. Она была не против ледышкиных визитов и злилась на него только за то, что он лишил её спиртного. Совсем. На все попытки выпросить хоть чекушечку следовало ледяное: «Исключено». И даже «госпожа Тласс» за этим не следовало. Поначалу было очень паршиво. Она пила какие-то омерзительные лекарства, которые ей приносили. Лучше не становилось. Хуже не становилось. Шепотки подсказывали ей презабавные планы, как можно Ледышке отомстить. Подумав, она понимала, что планы эти глупые и не смешные. Тем более, что она сама же и просила его не давать ей бухло. Но злиться на него и хотеть мести это не мешало ничуть. Мало ли, что тебя просили, буквоед сраный, варпом тебя в аугмент. Хорошо было одно – перестала приходить леди Теодора. Вина осталась. Тоска осталась. Но являться и слова говорить хозяйка перестала. Видно, перестала ей быть нужна старая ведьма Идира. Совсем никому она стала не нужна. На вопрос, изволил ли Ледышка приподнять свою красивую ледяную задницу и выяснить, кто же убил госпожу, тот только хмыкнул и сказал, что догадка у него есть. И лучше эту догадку оставить в покое. Потому что проверять её – никому добра не принесёт. Будто он когда кому добро приносил. Одно расстройство от него и хлопоты. Нет бы сидеть спокойно, так он взялся водить её на прогулки. По пустым коридорам. Для поддержания физической формы. Такие всё и всегда делают для чего-то. Нет бы – для души. Впрочем, что там той души - у Ледышки-то. Они гуляли. И разговаривали. Он начал учить её своим фокусам. Тоже придумал, старую суку учить новым штукам. Упражнения у него трудные и скучные. «Сфокусируйтесь, Тласс». Сам фокусируйся, зануда. И однажды она ему отомстила. Сказала: «Всё, хана. Я тебе всё рассказала что могла. Теперь ты мне что-ни будь расскажи». Он пожал плечами и только спросил, о чём рассказать. Только тут Идира сообразила, что он ведь всё это время и так ей рассказывал. Корабельные новости, сплетни, каких не знала и Вигдис, анекдоты травил. А ведь казалось – молчит всё время. – Расскажи мне про чёрные корабли, – сказала Идира. – Давным-давно, – сказал он, – в далёкой галактике на рыцарской планете жил был мальчик. Были у него отец, мать и сестрёнки... Когда он рассказывал про тётку и её гринкса, как он их угробил ненароком, когда у него дар пробудился, Идира очень смеялась. Потом объясняла ему, что да как делают, чтоб такой вот дури при пробуждении не случалось. Он даже слушал. Внимательно. Потом опять она его слушала. Про чёрные корабли, как просила. Тоже смеялась. Он вообще ей много чего смешного рассказал про свою жизнь. Это они уже на Даргонусе в парке гуляли. Для пользы от свежего воздуха. Он не по форме, Идира в сиреневом платье и чепце – такие себе чинные племянник с тётушкой. Сидели на скамеечке, приманивали птичек на крошки. Идира ему в который раз уже рассказывала про то, как варпов демон утащил у неё сковородку. Как ей ту хорошую сковородку до сих пор жаль. Как непонятно совершенно: ну зачем им в имматериуме сковородка?!! И он смеялся. А потом он ей рассказывал, как в Инквизицию попал. Как ему импланты второй раз удаляли, и как он потом себе по новой глаз отращивал. Тут уже она смеялась. И небо было прозрачное, как всегда в это время года. И в парке было пусто. Только стайка каких-то сопляков из знати крутилась неподалёку: пёстренькие такие, гладенькие, довольные жизнью бездельники; да редкие гуляющие иногда проходили по аллее. – И вот как ты, Ледышка, – спросила она его, – после всего этого, можешь быть таким верным Императору, а? – А что, – прищурился он, – у тебя есть более выгодное предложение? И запустил огрызком яблока в толстую утку. Кто-то окликнул: «Тави!» – И на оклик обернулась девушка, одиноко шедшая по аллее. Обернулась, улыбнулась и стала такая хорошенькая, что парнишке, который её окликнул, впору было позавидовать. Ничего особенного в ней не было: по осанке явно военнослужащая – наземные войска, грязееды – переоделась в цивильное и пришла на свиданку. Но так она улыбнулась хорошо. А её ледащий парнишка – из наших... Совершенно не пара друг другу. Потянуло гнилью и темнотой, скрипнула в голове дверка. – Беда над ней. – Сказала Идира. – Ваши пророчества, госпожа Тласс... Не ценил Ледышка её шепотки. Боялся он их. Идира рассердилась, предложила посидеть да поглядеть, что будет. – Нет, – сказала Ледышка, глядя, как обнимает крепенькую девушку Тави её неуклюжий тонкокостный кавалер. – Не будем мы сидеть. И встал, но Идире руки не подал. Пошёл к той стайке богатых сопляков, что неподалёку стояли и переговаривались. Странно как-то пошёл, такой развинченной походочкой, какой Идира у него сроду не видела. Он обычно прямой такой и подтянутый, а тут... По нижним палубам так ходят – успела подумать Идира и успела вспомнить, когда ходят вот именно так. Прежде чем один из сопляков повалился на другого - «ой, сорянбро, не заметил» – третий оказался облит пивом. И все они дружно возмутились. И тогда Идира захохотала. Потому что давно на её глазах не дрались так грязно, подло и не по честному. То есть, эти красавчики-то, может, и пытались в благородную капоэйру. Но вот с ними поступали – в лучших традициях дна. Потому что встолькером на одного – это ж всяко не по честному. Вот Ледышка и дрался не честно. И невозможно было не присоединиться. Потому что а чо они наших бьют. Или наши их бьют, то не важно. Она ещё успела задавить хохот и сказать застывшей парочке, чтоб канали прочь по хорошему. И заметить, что ничего уже шепотки про девочку Тави не знают. Ушла беда на время. А потом можно было только хохотать и пинать в полосатый зад упавшего ублюдка, лупить, царапать, и хохотать, хохотать... И рано гад Ледышка её оттащил, шепнув «валим, старуха, стража». – Ты как... – сказала она, когда отдышалась от бега, – Ты кого... Ты где так драться научился? Ты где нахватался такого вообще? – Чёрные корабли, – сказал он. – Я ведь тебе рассказывал. – Послушал меня всё же, да? Пророчества мои бестолковые... – При всём уважении, госпожа Тласс, – сказал Ледышка, кривясь, как от кислого, – намерения этих... представителей золотой молодёжи были мягко говоря очевидны. – И добавил. – И не стоило вам лезть. Без сопливых, знаете ли, скользко было. Обиделась на него тогда Идира. Да если б она не влезла, они бы его отметелили. Да за милую душу вообще. Обиделась. И очень довольна была, когда слушала, как по корабельной трансляции из покоев Кузьмы-капитана разносится: «Вы же взрослый человек, дознаватель Ван Каллокс! Вы не только дознаватель Ордо Ксенос, вы ещё и член моей свиты! Так извольте не вести себя как член иного рода! Держите себя в руках и руки при себе!» – И характерное молчание в ответ. Экипаж не знал, за что распекают инквизитора, но вместе с Идирой очень радовался. Силён же наш лорд-капитан, настоящий Вольный Торговец, с прибором на инквизицию положил и ничего ему за это не будет. Достойный преемник леди Теодоры, чей портрет до сих пор висит в его покоях. Вигдис очень добивалась от Идиры – так за что же влетело Ледышке? Но Идира его не сдала. Она придумала лучше. Сказала, что тот её щупал. И добавила, что ей понравилось. Вигдис, когда перестала икать, шипеть и плеваться, рассказала, что подслушала разговор Кузьмы с дознавателем после взбучки. Что они сидели вчетвером с Хейдари и сенешалем Абеляром, смотрели какую-то запись с сервочерепа, и устанавливали, что там за люди. Потому что Ледышке не понравились зубы одного из этих людей. Какие-то они были слишком остренькие, что ли. Абеляр ворчал, что дознаватель «просто пытается оправдать свою хулиганскую выходку». А Хейдари как всегда подкалывала и предлагала поделиться книжкой-определителем с породами ксеносов. С картинками. Чтоб поучился. Кузьма-капитан больше молчал. У него это тоже неплохо получалось, иногда не хуже, чем у Ледышки. *** Тави Тум не умеет петь. И не мечтает научиться. Она хотела бы научиться свистеть, как Савва, которая может высвистывать разные мелодии. Тави Тум служит в СПО. Силы планетарной обороны. Это такое дно армии. Самое днищное дно. Так думает иногда Тави, идя на службу. Им говорят, что лучшие из них могут стать имперскими гвардейцами. Им вообще очень много всего говорят. Лучше бы жалование подняли. Тави проходит мимо плакатов. Проходит мимо портретов. Кто-то опять пририсовал комиссару Кайафасу Каину член. Любят его ребята и уважают. Большой нарисовали. Навстречу Тави бежит дежурный с ведром и тряпкой. Как-то очень стремительно бежит. Кастрировать комиссара Каина. – Проверка? – Спрашивает Тави, подбираясь. Проверки – это противно. Мало когда серьёзно, но всегда противно. – Да были уже, – машет рукой дежурный. – видели уже. Влетело уже. – Кто был-то? – Интересуется Тави. Тави сообщают, пуча глаза, что был - целый Инквизитор. Врёт, понимает Тави. Или путает. Не может такого быть. Даже если по Даргонусу ходит целый живой инквизитор, сюда его занести никак не могло. Потому что Куолон – задний проход города улья – вообще не место для целого живого инквизитора. Он вообще не место ни для кого. Но вот люди тут живут, а мы тут службу несём. Ну как – люди... их бы всех в сервиторов переделать, да ловить долго, а на сервиторизацию – очередь. Ну как – служба... жалование платят. Иногда даже регулярно. Тави Тум перебирает в голове аргументы, почему не может такого быть. И начинает насвистывать. Она тренирует сборку-разборку и тихонечко насвистывает песенку про шарик. Свистеть в помещении – дурное дело, мама по губам била. Но окошко открыто, свист в него вылетает, надо как-то поднять настроение. Надо же: инквизиция, выдумают ещё. Раз: магазин (снять предохранитель, передёрнуть затвор, нажать на спуск) – два: шомпол – три: крышка ствольной коробки... Эти пукалки им подогнали недавно, взамен того старого хлама, который был раньше. Их даже никак не назвали ещё. С хламом было веселее: у кого чего только не было. А теперь у всех одинаковое. Четыре: возвратный механизм – пять: затворная рама с затвором – шесть: отделить затвор... Пукалки им подогнали после нападения друкхари. Единственный был раз, когда Тави порадовалась месту службы и месту дислокации части. Потому что даже друкхари не сунутся в Куолон. Во-первых, зачем он им сдался, во-вторых, ещё вопрос – кто страшнее: тёмный эльдар или кое кто из местных обитателей. Ребята спорили – пробьёт ли эта пукалка друкхарскую броню. Тави уверена – нет. Хотя никогда не пробовала. К счастью. Разобрать, собрать, разобрать. Это у Тави получается отлично, в норматив давно укладывается. Руки работают сами. Свистеть получается хуже. Мелодия не выходит. Вот ещё, думает Тави, придумали: инквизитор. Кто-то за открытым окном подхватывает мотив и высвистывает уверенно и точно. Тави присоединяется и у неё тоже начинает получаться. Тави думает, что не будет ничего говорить Кевину. В жизни каждой девушки должно быть что-то большое и чистое. И маленький грязный секрет. У Тави есть Кевин. Кевин астропат. Он слушает варп. У Кевина есть тайна. Он несанкционированный. Его не возили на Терру на чёрном корабле, он не проходил обучение, не остался без глаз или без зубов, не служит теперь где-то, куда послали. Его оставили дома и обучили здесь. С такой тайной из здешних астропатов – половина. Ладно, не половина. Но много. Так не бывает? Вот и правильно. Не может такого быть. Нет ничего такого. Вам померещилось. И нечего Инквизиции совать свой длинный нос в протекторат Вольного Торговца. Ещё у Кевина есть секрет. Ему нравится слушать варп. Тави говорит, что это ересь, но он только смеётся: я просто люблю свою работу. Тави говорит, что не понимает: как можно это любить – связываться с имматериумом, посылать туда сообщения о грузоперевозках, а потом среди тамошних ужасов пытаться расслышать сообщения о прибытии пассажирского транспорта. Кевин говорит, что даже если бы был другой способ связи, он бы всё равно слушал варп, потому что ему это нравится. Тави бьёт его по лбу, осторожно, чтобы не повредить аугменты. Потом они целуются... Нет, думает Тави, это перепутали они что-то, не мог тут быть инквизитор. И прекращает свистеть. «Тави, – спрашивает её новенький, – а знаешь анекдот про друкхари и тиранида»? Дознаватель инквизиции Хейнрикс Ван Каллокс идёт к шаттлу, насвистывая песенку про шарик. Дойдя туда, откуда его может видеть пилот, он прекращает свистеть и к трапу подходит уже молча.