Свои планы

У судьбы свои планы. Зоркий глаз окидывает весь столпившийся сброд около бочек с дешёвым пойлом, такие они викинги — вечно ненасытные, алчные. Ничего красивого, даже рожи кривые, до одури противные, им бы глотки перерезать, словно баранам, да в яму глубокую скинуть, а лучше сжечь. — Кончайте, парни! Нас новая работёнка ждёт, — дежурная улыбка трогает губы, негромкий хохот порывается из уст, продлевая веселье собравшихся вокруг мужчин. Сейчас бы быть далеко от этой тошнотворной компашки. В месте, которое называют домом, где не придётся упиваться вином и пивом; там будут плотные туманы, дожди и постоянная сырость. Наёмничество — дело богатое, должно как можно больше забирать, буквально выжимать всё до последней крупицы, необходимо на фоне каждого из них выглядеть тысячекратно хуже. Ещё более скупым, кровожадным, чтобы за глаза уважали, не смели перечить или сомневаться, чтобы в самое пекло лезли, твари. — А мальчишка то не промах, раз ещё не сдох, — кто-то неподалёку с удивлением отмечает, вынуждая взглядом изучающим окинуть ребёнка лет шести. Торфинн, сын йомского тролля, в нём течёт сильная кровь. Кровь викингов. От этой мысли претит, хочется снова отметить, что они все — как один, да только вот встреча с Торсом буквально кричит об обратном, сложно забыть о человеке, который представил себя воплощением чести. Почти что воплощением того самого героя из далёких матушкиных россказней. Ощущение того, что за ним можно было бы пойти — не отпускало в моменте считанные мгновения и это поразило, вызывая глубокие думы, буквально взывая к своей постоянной необъятной печали, потому что у судьбы свои планы; она коварна и противно смеётся прямиком в лицо, из её рта веяло бы смрадом, Он — покрытый пеплом, ничем не лучше самих так ненавистных викингов, нашедший в тех инструмент для собственных деяний. И всё же, возле обрыва возникает мысль обернуться назад, чтобы не рассматривать эту темень, не видеть эти острые камни, которые, непременно, в дребезги сломают кости. В этих скалах кроется ужасная правда — они приведут к неминуемой смерти. И нет в этом чёртвой разницы, завтра сразит судный день или десятками годами позже, суть заключается в том, что назад дороги больше нет и не будет. Только вперёд, только с высоко поднятой головой, скрипя зубами, живя бок о бок с ненавистными людьми; спать, делить выпивку и ужины, прикрывать друг-другу спины. У судьбы свои планы, именно поэтому отряд пополняет один нерадивый мальчишка. Торфинн Карлсефни. Невысокий, молниеносный пацан, вечно кричащий, инфантильный, да просто бестолковый малец, погрузившийся в пучину ненависти. Как не бей эту собаку — он зализывал раны и возвращался снова, кричал ещё больше пакостей, более требовательно взывая к дуэли, топил за несуществующую в этом балагане справедливость. Ересь, правда? Поэтому он и не любил детей, а в особенности — викингов. Месть — сильнейшие узы, крепче, разве что, может быть любовь, поэтому под боком буквально вырос самый верный воин, всеми своими фибрами души желающий снести башку этому старому хрыщу. — Эй, Торфинн! Это точно твоё задание, — руки в боки, небывалая уверенность в мальчишке поражает и в какой-то момент становится даже для самого себя самым настоящим открытием. Одному только всемогущему О́дину известно, как сильно раздражал этот юноша своим бестолковым поведением и какое же сильное доверие кипело к нему одновременно с этим. — Поединок. — Будет тебе поединок, как только выполнишь приказ, сопляк! Зубы не заговаривай и проваливай. Тот недовольно шипит, весь из себя строит непонятно что, а на деле подчинённый на самом коротком поводке. Поводке, именуемым месть. Как ни крути, прослеживалось в нём что-то, что отличало от других членов отряда, юноша не был одержим наживой, убийствами, он является не взрослеющим ребёнком. Скудное представление о чести и войне связали тому, и руки, и ноги, одержимый идеей мести — тот оставался идеальным оружием. — Я убью тебя, чёртов старикан! Но у судьбы иные планы. Что остаётся делать, когда ни Боги, ни герои не приходят на помощь? Слагать баллады, взывать к ним дотошно — так бестолково и дурно, особенно, когда нужно здесь и сейчас. До тех пор, пока эти несчастные будут вверять свою жизнь кому-то, они будут потерянными, будут реки зря пролитой крови, насилие, порождающее ещё бо́льшее насилие. И всё же, как хочется прямо здесь и сейчас, стоя у крутого утёса, обернуться назад, взглянуть последний раз так трепетно на далеко уходящее прошлое, наполненное печальной утопией о каком-то праведном герое. Он то знает, кто на самом деле является настоящим героем. Мысль — самый настоящий бурный поток, порождающий переполох не только в собственной голове, а ещё в жизни, просто необходимо с этим правильно совладать; вовремя проявить хладнокровие даже тогда, когда кровь стынет в жилах, когда женщины и дети, немощные старики, захлёбываясь, кричат о помощи. Какие к чёрту летающие Валькирии после этого? Важно подальше засунуть рвущуюся наружу дерьмовую справедливость, которую, разве что, не оценят даже дети, потому что нет какой-то одной справедливости. Понятия о справедливости слишком разнятся. И он об этом знает, поэтому снова выступает с партией викингов, выживая на горе трупов. Большинство людей такие скупые, вечно пекущиеся о своём спокойствие, осуждающие и убивающие друг-друга, готовые буквально насрать на голову во имя собственного жирненького статуса, чтобы съесть рыбку покрупнее, чем крупнее рыба в рот лезет — тем проще найти подход, проявить и зарекомендовать себя. Лишь взглянув на лицо, можно понять, кто находится перед тобой. Зачастую, там находятся самые никчёмные отродья. Смотришь на их рожи — блевать тянет, а чувство значимости зато какое! Куда ни глянь; в этом мире всё пропитано нескончаемой войной, буквально всё тут стоит чьей-то жизни, потому что некоторые подонки решили, что их жизнь стоит дороже какого-то там раба, а как глянешь — оба связанные, один осознающий своё положение, а второй нет. Сощурив глаза, лишь самонадеянно хмыкнул. Вот он — король Англии, определенно, опасный соперник, от него пахнет смертью. У судьбы свои планы, поэтому сегодня потряхивает и волосы дыбом, ощущение смерти как никогда близко, он готов прыгнуть в этот овраг, героически хватаясь за собственный меч. В далёком прошлом одна брошенная рабыня взмолилась герою. Герой тот был невероятно силён, только его необходимо было подождать. Время шло, героя всё не было, столько времени уже утекло, останки той рабыни, вероятно, уже давно окончательно усохли глубоко под Уэльскими землями. В том самом месте, которое можно было бы назвать домом, где не пришлось бы упиваться вином и пивом, овраги там глубокие из-за погребёных драконов — свалиться не страшно, ведь на этих землях ступала нога самого настоящего героя. — Аскеладд! Не вздумай умирать, — жгучая досада захлестнула мальца, парень определенно тугодум, настоящее воплощение тупости. Чужая болезненная привязанность давит на виски, только никакого дела до этого уже нет, сколько раз тот кричал о мести? И вот тогда, когда уже готов отдать собственную жизнь этому паршивцу, тот снова разнылся. Ну и рожа, ещё и в последнее мгновение своей жизни предстоит лицезреть лицо викинга. Юноша, который бегал с десяток лет по пятам, грозязь убить. А сейчас что? Умирает от рук совершенно другого человека, взяв на себя всю ненависть народа, горячо любящего своего убитого короля. Героем, который ступал по землям Уэльса, так сильно волнующий рассудок матушки, был он сам; утопающий в пепле, лошадином навозе, сводящий концы с концами мальчик, яростно бросился в бой напрекор всему, но у судьбы всё ещё были свои планы.