При всем уважении

Наташа с трудом могла открыть глаза. Прошлой ночью она так долго гуляла, что когда вернулась, все уже спали. Нужно было поскорей собраться и уйти, чтобы мама не ругалась. Наташа аккуратно сползла с кровати, по дороге, собирая одежду: разбросанные по комнате носки, теплые колготки и штаны. Пол предательски скрипел, пытаясь раскрыть Наташу перед спящим Тошей. Тому было всего пять лет: проснувшись, он точно начал бы шуметь и разбудил бы родителей. Но Тоша лишь поворочился немного, так и не открыв глаза. Наташа с облегчением выдохнула, выходя из комнаты, но на пороге уже стояла злая мама, недовольно сложив руки на груди. — Ты где была?! — недовольным шепотом начала ругаться она. Наташа лишь раздраженно закатила глаза и, демонстративно проигнорировав вопрос, направилась в ванну. Мама пошла за ней, продолжая сыпать дочь вопросами и возмущениями. — С кем ты там шаталась? С отморозками этими? — продолжала давить она, — На меня смотри, когда я с тобой говорю! Наташа чистила зубы, зло пялясь в зеркало, от чего оно чуть не треснуло. Но уже на пятнадцатом вопросе терпение кончилось. Даже не удосужившись дочистить зубы, Наташа резко повернулась к маме. — Да че ты прицепилась-то? Мне уже тринадцать. Хочешь кем-то покомандовать, вон Тошу доставай, а не меня! — раздраженно крикнула она, захлопнув дверь ванны перед маминым носом. Кажется, от этой сцены все в доме начали просыпаться, потому что из-за двери можно было услышать злой мамин голос: «Нет, Слава, ты слышал? Что она себе вообще позволяет?» Но Наташа лишь закатила глаза и продолжила умываться. Металлический чайник с осыпавшейся желтой эмалью звенел протяжным свистом. Прозрачный тюль покачивался на легком сквозняке. Нужно было давно заменить эти прогнившие оконные рамы, которые из последних сил держали стекло. Еще пару метелей — и они развалились бы. Угрюмая семья собралась за завтраком. Все молчали. Один Тоша капризничал, потому что ему не давали бутерброд до каши. Папа закрылся за газетой, а мама продолжала сверлить Наташу возмущенным взглядом, пока та беззаботно жевала бутерброд и пялилась в окно, украшенное красивыми зимними узорами. — Почему Наташе можно кашу не есть, а мне нельзя?! — продолжал капризничать Антон, обращаясь к папе. — Э-эх, — выдохнул он, поняв, что спрятаться ему не удалось, — потому что она не хочет быть большой и сильной. — Да она вообще ничего не хочет, — добавила мама, — только школу прогуливать и с этими своими дебилами шататься. Наташа что-то проворчала поднос перед тем как с грохотом встать из-за стола. Антон продолжал капризничать, а папа успокаивать маму, которая была готова разразится очередной волной возмущений. Наташа наспех начала собирать вещи и одеваться, попутно проклятая каждый сантиметр этого дома. Неужели тут все с ума посходили? Почему так и направят ткнуть ее носом в прогулы? Мама правда не понимает, что в школе их никто ничему не учит, а просто монотонно зачитывают очередной унылый параграф? — Наташ, — остановил ее перед дверью папа, — не надо с мамой ругаться. — А как с ней не ругаться? Она только и делает, что командует мной: туда не ходи, с этими не общайся! — прокричала Наташа. — Она не командует, а переживает. Я только недавно оформил отца Мити за пьяную драку. Конечно, она будет переживать и я тоже, — объяснял папа. С родителями так не хотелось ругаться: что-то внутри Наташи с болью сжималось, когда она в очередной раз начинала кричать. Хотелось просто закончить ругань, но пелена злобы перекрыла рассудок, оставив только желание убежать подальше от этого цирка. — Да ничего вы не понимаете! Митя же там не причем, это отец его конченый, — продолжала настаивать Наташа. Папа лишь устало выдохнул, не понимая, как объяснить Наташе такие простые вещи, ведь та совсем не слушала. Он не хотел отпускать ее из дома, но сколько бы они с мамой не противились безрассудству дочери, она продолжала делать все наперекор. Папа обнял Наташу, отчего она опешила. Они вроде как находились в разгаре ссоры. С чего вдруг эти внезапные объятья? — Мы просто за тебя переживаем. Будь аккуратней, хорошо? — тихо сказал он, перед тем, как открыть замок двери. — Хорошо, — недоуменно ответила Наташа, — Пока? Она еще какое-то время смотрела на папу, который не спешил закрывать за ней дверь. Он просто стоял на пороге и провожал ее грустным взглядом, от чего Наташе тоже стало немного грустно. Она бесцельно брела по улице, пинала снежные камни и никак не могла выбросить из головы эту сцену. Может она правда была не права? Может стоило пойти в школу? Но, как только Наташа вспоминала утренний разговор с мамой, все сомнения в собственной правоте ее покидали. Ей не хотелось ругаться с родителями, но они никак не пытались ее понять. У нее хорошие друзья, с которыми она так весело проводит время. Как можно променять это на скучные, нудные уроки, где она только и делала, что уныло пялилась в стену считая секунды до того, как этот кошмар закончится. — Че унылая такая бродишь? — окликнул Наташу задорный шепелявый голос, отвлекая от размышлений. — Привет, Мить, — радостно откликнулась она, — да ниче, просто со старперами сцепилась опять. Через несколько минут подошли еще пару ребят и они всей компанией пошли в сторону заброшки. Раньше это был обычная жилая многоэтажка, но она давно опустела: кто уехал, а кто умер, оставив дом в грустном одиночестве. Среди детей постоянно ходили слухи про призраков и прочую нечисть, что обитала в этих стенах, но ребят это совсем не пугало, а лишь пуще разжигало любопытство. Здание зловеще возвышалась над детьми, его подъездная дверь, казалось, намертво заледенела. Митя, не долго думая, взял валявшийся под ногами кирпич и со всей силы кинул его в одно из окон первого этажа. — Добро пожаловать, — изобразил он галантность, приглашая всех войти. Ребята резво запрыгнули внутрь и принялись изучать убранства заброшенной квартиры: маленькая детская кроватка была в щепки разломана, игрушечный мишка валялся в углу комнаты с оторванной лапой. Из его плюшевого тела торчал синтепон. Стена была исписана всякими ругательствами, а по полу разбросано стекло от разбитого окна и изорванные детские рисунки: на одном из них была изображена кривая цветная лошадка, а рядом черным маркером была нарисована писька, кажется, она появилась намного позже. Судя по всему, они с ребятами были не первыми, кому удалось пробраться в это здание. Наташа отделилась от остальных и пошла изучать коридоры, где обои с розами были безжалостно истерзаны и жалобно свисали обрывками к полу, где были разбросаны осколки тарелок, несколько чудом уцелевших кружек и столовые приборы. Со стороны кухни послышался какой-то шорох. Ребята были где-то позади, они не могли быть там, разве что кто-то из них не нашел другой вход. Снова послышались какие-то звуки и завывания ветра с улицы. Наташино сердце громко застучало. Нутро кричало ей бежать подальше, но ноги совсем не хотели идти. Наташа застыла на месте, забыв, как дышать. Коридор сужался и словно давил на легкие тяжелыми стенами. Наташа нашла в себе силы опуститься к полу и трясущимися руками взяться за вилку. Какое-то первобытное чувство пересилило жуткий страх и заставило двинуться ее дальше по коридору. Может тут правда водились призраки? Наташа медленными шагами ступала по облезлому линолеуму, стараясь не издавать лишних звуков. Она сжимала вилку так сильно, что, казалось, на руках уже остались глубокие кровоточащие вмятины, но Наташа продолжала идти. Ей оставалось всего несколько сантиметров до дверного проема. Собравшись силами она резко выскочила, широко раскрыв глаза и угрожающе выставив вилку перед собой. Там спал бездомный. Он ворочался на старом грязном матрасе, из которого торчали пружины. На нем была старая ободранная рабочая куртка из которой торчал пух. Бездомного окружали какие-то бутылки и прочий мусор. — Наташ, ты где? — крикнул кто-то из ребят, перед тем как застать Наташу с вытянутой в руках вилкой. — Ты че это? — усмехнулся Митя, но тут же увидел бездомного, который несмотря на шум продолжал спать, лишь недовольно морщась, — о, бомжище. Жирный какой, — зло улыбнулся Митя и направился к нему. — Эй, ты чего? — взяла его за плечо Наташа, чтоб остановить, — ты его разбу-, — но не успела она договорить, как Митя уже пнул бездомного ногой. Тот начал громко что-то кричать, но не мог встать видимо из-за количества выпитого. Митя весело смеялся от нелепых попыток бездомного встать. Из-за спины Наташи выбежали другие мальчишки, чтоб присоединиться. — Вы чего, придурки?! — кричала Наташа, пытаясь оттащить ребят бездомного, что продолжал нечленораздельно кричать, но вдруг начал затихать. — Слышь, не обламывай, а? — недовольно крикнул Митя, когда его попытались оттащить за локоть, и толкнул Наташу, отчего она упала на пол — не хочешь веселиться — пиздуй домой, — заключил Митя. — Ребят, он все, кажись, — сказал один из мальчишек. Митя закатил глаза, что-то пробурчал под нос и вышел из кухни. Остальные отправились за ним, открывая Наташе вид на мертвого бездомного: у него был рассечен лоб, а из раны струилась алая кровь, стекая на отекшее лицо и пыльный матрас. Тело бездомного скривилось в неестественной позе, а его глаз было практически не видно из-за опухших век. Наташа испуганно попятилась назад. На ее глазах навернулись слезы. Прямо перед ней лежало бездыханное тело какого-то мужчины. Она еще несколько секунд не могла оторвать взгляда от трупа бездомного, пока мысль «беги» не сверкнула искрой в ее голове. Наташа резко вскочила с пола и побежала в сторону разбитого окна, пока ребята продолжали лазить по заброшенным шифоньерам, изучая остатки нетронутых вещей. Она одним рывком выскочила из квартиры и побежала. Наташа бежала так быстро, что из-за ветра в ушах совсем не слышала криков ребят, но те и без того быстро затихли. Она не могла думать ни о чем, кроме этого бездомного. Его лицо всплывало перед глазами всякий раз, как Наташа закрывала глаза, поэтому она старалась не моргать. Как только Наташа могла общаться с людьми, которые так легко ногами забили насмерть человека? Тут же по ее щекам начали скользить слезы то ли от испуга, то ли от ветра, что щипал глаза. Родители были правы. Все мысли об их глупости куда-то исчезли. Наташе поскорее хотелось найти папу, чтоб он обнял ее, как утром. В мгновение она превратилась в маленького ребенка, которому просто нужны были родители: ни правота, ни самостоятельность, ни прогулки, а родители. Она была готова хоть каждый день ходить в школу, лишь бы только сейчас оказаться дома. Сердце так громко стучало, что она совсем не слышала ни серен, ни вечно лающих собак. В мутных от слез глазах темнело из-за сбитого дыхания, поэтому Наташа совсем не видела ям и веток, о которые спотыкалась. Наконец, на горизонте показался дом, но что-то было не так. Рядом стояла машина скорой помощи и полицейская легковушка. Что-то случилось? Наташа на мгновение остановилась, складывая в голове увиденное и переводя дыхание. Почему тут были врачи? Почему сейчас, когда Наташа и так напугана до смерти, у их дома стояла чертова скорая?! Забыв обо всем, она еще быстрей побежала к дому. На пороге, где утром ее провожал папа, стоял дядя Федя — его друг с работы. Наташа тронула его за плечо. Дядя Федя раздраженно повернулся, будто его отвлекли от чего-то очень серьезного, но опустив взгляд вниз он увидел Наташу, что смотрела на него испуганными заплаканными глазами. Он лишь грустно посмотрел в ответ, и провел ее внутрь, где уже стояли работники скорой помощи. Мама сидела на полу и захлебывалась слезами, кажется, она совсем не слышала, что говорили ей эти мужчины. Наташа подскочила к ней и крепко обняла. Она еще не до конца понимала, что происходит, но ей было очень больно и страшно смотреть на то, как мама истошно выла. Женский плач, заполнил дом. Больше никто не говорил, все молчали. Наташа совсем перестала понимать, окружающую реальность. Только что, она смотрела, как убивают человека, а теперь слушала пронзающий сердце крик горюющей матери. Наташа пыталась крепче сжать маму, будто это бы ее успокоило, но нет. Она подняла злой взгляд на дядю Федю, словно это он был виноват в мамином плаче. Наташа ждала объяснений и надеялась, что все хорошо, что там не такие уж плохие новости, мама просто драматизирует. — Твой отец умер сегодня. Сердечный приступ. Эти слова словно разряд электрошока пронеслись в голове Наташи и отозвались непрерывным эхом в ушах. Ее тело обмякло, а губы задрожали. Она ведь только сегодня видела папу. Он ведь провожал ее из дома. Все было хорошо. — Как умер? — тихо переспросила Наташа дрожащим голосом. Она не могла поверить в эти слова. Они просто не могли быть правдой. — Сегодня в отделении ему стало не хорошо. Мы вызвали скорую, но они не успели, — с сожалением сообщил дядя Федя. Наташа смутно помнила, что было дальше, словно свет выключали и резко настал следующий день, лишь через несколько недель ей удалось найти в памяти этот вечер: как долго она успокаивала маму, слушала врачей, дядю Федю. Все смешалось в одну кашу. Кажется, после того, как все ушли, а мама уснула, Наташа стояла в прихожей, где последний раз виделась с папой. Если бы она знала, что все так обернется — ни за что бы не ушла. Осталась бы дома, в папиных объятиях, извинилась бы перед ним, но это было лишь фантазией. В гнетущей реальности Наташа стояла одна посреди прихожей и пустым взглядом смотрела на дверь, в которую сегодня последний раз вышел отец. Из-за угла их комнаты показался детский силуэт. Он осторожно прошел в прихожую, где застыла Наташа. Тоша дернул ее за футболку, привлекая внимания. Только тогда сестра опустила взгляд на заплаканного братишку: он не ревел, а лишь тихо всхлипывал. — Папа не придет, да? — тихо спросил Тоша. Наташе так хотелось сказать: «Нет, он скоро вернется. Его просто на работе задержали», — но в этом не было смысла. Ни для Тоши, ни для нее самой. Наташа лишь проронила тихое «да», опустив взгляд в пол. Папа больше никогда не придет.