Подпись

Скрип половиц сопровождал каждый падающий вперёд шаг, которым он медленно даже не шёл, а перетекал с места на место. Смотря себе под ноги, не разбирая дороги в собственном доме, он оказался в небольшой гостиной, когда собирался пойти и… А что именно он хотел сделать? Не то что мыслей, а даже самого этого Адрион не заметил и просто свалился на первое попавшееся место в случайно оказавшейся на его пути комнате. Двух острых пружин он… почувствовал, но не отреагировал, словно это случилось с кем-то другим, с чьими-то ягодицами, а не его. Звук, совершенно посторонний, намного более живой, чем его собственное дыхание, наполнил комнату, исходя от старого дивана, что давно пора бы выкинуть. А от запаха, что исходил от него самого, как казалось самому Адриону, могли запотеть стёкла входной двери. Спирт «намочил» воздух, что уже чувствовался им на вкус, когда в неизвестно какой по счёту банке пива оставалось совсем немного, а несколько глотков перелилось через край по пути его следования. Пыль, что поднялась от сильного и болезненного соприкосновения, не улучшила ситуацию, а тусклый свет почти не падал на него, освещая безликий потолок. В тусклом освещении раздались беззвучные всхлипы, что нагло прервала банка пива. Она выскользнула из потной руки Адриона, упала и покатилась по полу, а сама рука, словно пущенная пружина, резко поднялась и хлопнулась об его лицо. Одновременно с этим всхлипы усилились, а потом… Два ручья слёз и соплей сначала несмело струились отдельными слезами и каплями, но так происходило пару первых мигов, после чего они перешли в безостановочный поток, что разгонялся и продолжался несопоставимо дольше и, в конце концов, превратились в истеричный бешеный вой! Вой продолжался, не теряя своей силы, когда к нему стали примешиваться ненависть и злость. Адрион, не переставая реветь, кричал про себя: «Сволочи! Ёбаные сволочи! Ёбаные власти!» — рука дёрнулась и задела что-то на небольшом столике прямо перед ним. Он резко встал то ли от того, что в нём вскипела злость, срывая его с места, словно сильное давление крышку, то ли от того, что услышал звук, а подсознательно… «Чёрт!» — он не осознал ни эту мысль, ни последовавших за ней действий, когда обнаружил себя сидящим и истерично протирающим лицевую сторону фотографии, о которой и думать забыл. Ничего не видя перед глазами, он просто тёр и тёр её дальше, а только потом заметил несколько трещин, прошедших по лицевой стороне. Трещины пересекли лицо Джона, вместе с которым на фотографии стоял и сам Адрион. Заметив это, он только острее почувствовал боль, что от алкоголя хоть и притупилась, но и растянулась во времени, словно её осталось всё то же самое количество, но теперь она текла медленнее и потому мучительнее! Нежно поглаживая фотографию, проходясь по этим трещинам подушечками пальцев, он снова задрожал. Губы стало трясти, как вдруг… Острый, болезненный звук дверного звонка прорезал тишину, вызвав столь же острую реакцию Адриона! — Кто, к чёртовой матери, ломится?! — сорвались слова, словно бешеные псы с цепи. — Я из Бюро Властей, среднеуровневый Адрион — раздался жёсткий женский голос, что моментально его отрезвил! Сердце, всего лишь на мгновение, исчезло! Оно словно превратилось во что-то столь незначительное, что никак не ощущалось в груди, словно бы хотело скрыться, как и сам Адрион моментально почувствовал, пустотой гложущий его изнутри, страх! Несмотря на ненависть, что, как казалось теперь, была лишь плодом его воображения, несмотря на гнев, несмотря на всё, он на негнущихся ногах подошёл к двери, что, как показалось ему самому, заняло минуты. Десятки минут! Стоило, спустя несколько неудачных попыток, провернуть потными от ужаса, словно от пытки, ладонями вертушок на двери, как они… медленно и культурно открылись. — Добрый вечер — сказала женщина почти одного с ним роста. Он перепугано смотрел на неё, ожидая чего-то или, скорее, кого-то ещё с ней, но… — Я войду? — спросила, приподняв бровь. Этот, казалось, безобидный жест заставил его отпрыгнуть, словно он оказался босиком на раскалённых углях, и быстро проговорить: — Да! Конечно, заходите! — ответил, жестом приглашая войти. Она медленно, но по-хозяйски прошла внутрь, не разуваясь. — Вы уже читали завещание вашего друга, Джона Доу? — неторопливо, но бодро перешла к делу. — Э… нет… — В нём есть пожелания, чтобы вы стали опекуном его дочери, Джинни Цайт — чуть быстрее проговорила и, не дав ему времени на какие-либо размышления, достала из внутреннего кармана пальто свёрнутые трубочкой бумаги — Вот! Документы на удочерение. Уже одобренные и подписанные, не хватает только вашей подписи — протянув ему их, договорила, но как-то цепко «ухватилась» за него взглядом своих необычных, фиолетовых глаз! Адрион медлил. Он чувствовал, исходящую от неё, угрозу, ещё, бьющее где-то внутри него током, волнение и даже страх, что снова стал проступать, но ещё более жутким и материальным, таким осязаемым, которого можно было коснуться, словно он, Адрион, растворился в нём прямо здесь и сейчас как сахар в кипятке! Медленно… очень-очень медленно… дрожащей рукой… он взял трубочку, но не удержал несколько листков в свёрнутом состоянии, что они… развернулись! Выпали из рук и рассыпались по полу. — Про-простите! — только и успел непроизвольно прокричать вслух, не заметив то ли брезгливое, то слегка испуганное лицо женщины. Он собирал и трясся, попутно думая: «А… что… что это за… за завещание?! Пишут ли там… о таких вещах?!!!» — даже в своих мыслях он заикался, глотая и почти недоговаривая до конца ни единого слова, когда… Он уже то ли начал вставать, то ли встал, держа в руках хаотично собранные бумаги, как… Он услышал её тихий и угрожающий, шипящий шёпот! Прямо у своего уха! — Ты подпишешь!