Как приручить змею

— А у тебя тут уютно. Гермиона вскрикнула и уронила пакет, из которого сразу же вывалились баночки с йогуртами, бананы и коробка с кексами. Одна баночка треснула, и из образовавшейся щели просочилась клубничная йогуртовая масса. Гермиона чертыхнулась и принялась собирать продукты, напрочь позабыв о том, что можно было бы для этого воспользоваться магией. Она старательно не поднимала от пола глаза, с таким рвением собирая несчастные бананы, будто-бы это было важнейшим занятием в её жизни. Ага, да, будто бы этот низкий мужской баритон сейчас не выбил у неё почву из-под ног. И конечно же, как будто бы пакет с едой был важнее, чем грёбанный Лорд Волдеморт в её съëмном доме. Как. Мать. Его. За ногу. Он пробрался сюда, мимо кучи запирающих и защитных заклинаний и оберегов?! После того, как монстр сбежал из Азкабана и подарил ей виверну, девушке пришлось съехать с квартиры и снять дом за городом. Финансово это было накладно, поэтому дом пришлось искать в самой дыре, на отшибе, что, впрочем, было выгоднее для Гермионы, учитывая её нового питомца, о существовании которого пока что никто не должен был знать. Честно говоря, благодаря местоположению дома, а так же действительно мощным защитным оберегам, Гермиона надеялась, что выследить её здесь Волдеморт не сумеет. И вот пожалуйста, первого января, буквально спустя неделю, после последнего письма, он, как и обещал, сам её отыскал. Волшебница вынула из пакета упаковку салфеток и стала вытирать разлившийся йогурт. Розовое безобразие липкой массой размазывалось по паркету ещё сильнее. Руки у Гермионы задрожали. Боковым зрением она видела, конечно же. Видела. Красные глаза смотрели внимательно. Волдеморт развалился в её любимом кресле-качалке, бесцеремонно закинул ноги на стол, и мерно покачиваясь, кажется, пожирал печенье из вазочки, парившей рядом с ним. Печенье, которое она готовила на Рождество в Норе. Большую часть печенья пришлось оставить дома — вышло оно очень сильно так себе. Невкусным, если честно. Кулинария не была сильной стороной Гермионы Грейнджер, и рядом с печеньем, которое испекла Молли, её жалкие потуги больше напоминали кексы Хагрида. Короче, никто их есть не стал. — Там в холодильнике ещё блинчики оставались, — как ни в чëм не бывало, бурчит девушка, встаёт с пола, вынимает из выдвижного ящика тряпку и принимается мочить её в раковине. В этот момент ей кажется, что её сердце бьётся настолько громко в груди, что Волдеморт это слышит. Мерлин, как же неловко и страшно. Ей в Азкабане то жутко было, буквально до последнего месяца их общения, и это при том, что Лорд тогда был истощён, болен и прикован к стене. А уж сейчас, когда он сидел на её кухне, без ошейника и цепей, и был здоров… Всё таки, как бы морально она не готовилась к их встрече всю неделю, это едва ли помогло сейчас. Слишком неожиданно он здесь появился. Слишком сильно она боялась его. — Блинчики, говоришь… — монстр с гастрономическим интересом огляделся, скользнул взглядом по белоснежному новенькому холодильнику, по шкафчикам, висевшим над плитой, по самой плите. Гермиона наконец-то нашла в себе смелость повернуться к нему лицом. Она облокотилась о раковину поясницей, и сжала тряпку в руках покрепче, в неосознанном защитном жесте. Чтож… За эти пять месяцев он значительно поправил своё состояние. Выглядел Волдеморт вполне ухоженным. Тусклые волосы, сейчас были иссиня-черными, аккуратно подстриженными, уложенными назад, на манер моды сороковых годов. Черты лица стали мягче — исчезла болезненная худоба и мраморная синюшность. Чёрная мантия взамен азкабанских тряпок, придавала ему мрачной инфернальной притягательности. И только так никуда и не исчезнувшие круги под глазами и наличие мелких шрамов на носу, скулах, подбородке и шее, могло свидетельствовать о том, что этот человек перенёс достаточно много горестей за последние годы своей жизни. Глаза его так и остались красными, и раздвоенный язык, приветливо высунувшийся наружу, чётко дал понять Гермионе, что перед ней действительно сидел Лорд Волдеморт, урождённый Том Марволо Реддл. — В холодильнике, — повторила Гермиона, со странным интересом наблюдая за тем, как ренегат управляется с печеньем. Ел он достаточно жадно, как будто бы оно действительно было вкусным. На оголодавшего узника Реддл больше не был похож, так что Гермиона с некоторым удовольствием, подумала, что вероятно сей кулинарный «шедевр» монстру действительно пришёлся по вкусу. Кто бы мог подумать. В Норе это печенье не стал есть даже Гарри, хотя он всегда был неприхотлив и непривередлив в еде, в отличие от Рона, который был достаточно сильно избалован стряпнëй своей мамы. Печенье. Да. У неё на кухне сидел беглый диктатор, величайший чёрный маг всех времён, а она мелочно радовалась тому, что «гость» настолько высоко оценил её печенье, что опустошил почти всю вазочку. Что-то у неё с головой, похоже. Что-то психическое. Вздохнув, Гермиона подошла к холодильнику и вынула из него тарелку с блинчиками, догадавшись, что вероятно Волдеморт понятия не имел, что такое холодильник и как он выглядит. Даже в нынешнее время многие волшебники были далеки от магловской техники. А Волдеморт вообще рос в приюте, в прошлом веке, и едва ли он был хорошо знаком с нынешним научным прогрессом. Тарелка с блинчиками перекочевала на стол. Чернокнижник покосился на холодильник с некоторой брезгливостью, догадавшись, что это магловское творение. — Вы могли бы предупредить о своём визите, — Грейнджер обняла себя за плечи, всё ещё чувствуя страх перед своим гостем. — У меня дома совершенно не убрано. — Лорд Волдеморт никогда не предупреждает, девочка, — надменно ответил колдун, — слуга всегда должен быть готов к визиту. — Я вам не слуга! — Слуга, соратник, подруга, — колдун пожал плечами, — какая разница? — Большая! — Гермиона осеклась и густо покраснела. Он что, сейчас действительно назвал её… Подругой? Из уст Волдеморта это хоть и звучало чрезмерно недружелюбно и равнодушно, всё же Гермиона решила, что едва ли монстр когда-то кого-либо пытался называть другом. Или подругой. Во всяком случае, несмотря на свою привычную хамоватость и высокомерие, Реддл транслировал некоторое удовольствие от встречи с ней, как бы тщательно он это не скрывал. Зрачки, растëкшиеся лужицами внутри красных радужек, выдавали его настроение с головой. Неожиданно, Гермиона почувствовала радость от того, что монстр не очеловечился окончательно, возможность отслеживать его настроение по глазам была единственным, что успокаивало её хоть немного. Точно так же, как и в Азкабане, расширенные зрачки сейчас заставили волшебницу немного расслабиться. Монстр был рад её видеть. — Я вам не слуга! — повторила девушка, — и не подруга! И уж тем более не соратник! — Тогда кто же? — колдун вопросительно вскинул брови, выудив из вазочки ещё одну печеньку. — Случайная знакомая, — фыркнула Гермиона, сильнее обняв себя за плечи. Волдеморт расхохотался своим злодейским холодным смехом. Он потянулся к тарелке с блинчиками, и в этот момент Гермиона, стоявшая рядом с кухонным столом, испуганно отпрянула назад. Её поведение, кажется, разозлило Лорда, потому как, в то же мгновение зрачки в его глазах сузились и вновь стали тоненьким вертикальными ниточками. Расценив это, как агрессию, девушка напугалась ещё сильнее и сделала два шага назад. — И что же, в таком случае, заставляет тебя думать, девочка, будто бы я захочу помочь отыскать этого ублюдка Кингсли какой-то всего лишь случайной знакомой? — колдун недобро прищурился, и на кухне стало как будто бы на пару градусов холоднее. — Вам что-то нужно было взамен, — севшим голосом ответила Гермиона. Тëмный Лорд посмотрел на неё оценивающе. От девчонки просто за версту разило ужасом, при чем так сильно она напугалась именно в тот момент, когда он потянулся к тарелке. Она что, решила будто он её схватить хотел, сожрать вместо блинчиков? Колдуну было невдомёк, что именно зрачки, выдавшие его раздражение, стали причиной страха. Он понятия не имел, что его собственное тело так легко могло выдать его настроение, и уж конечно, он не знал, что именно проклятые зрачки расширялись всякий раз, как он смотрел на Гермиону, или думал о ней; он не знал, что таким образом эта гриффиндорская всезнайка считывала его эмоции. Страх, с которым сейчас на него смотрела Грейнджер, Волдеморта ничуть не радовал, скорее вызывал чувство досады. И это было странно. Обычно он любил, когда его боялись. Собственно, он и в Азкабане тогда наслаждался моментами, когда Грейнджер боялась его. Но сейчас… Чувство собственной неполноценности и почему-то обиды, заменило привычное чувство злого удовлетворения. Нет. Он определённо не хотел, чтобы девочка его боялась. Скорее даже наоборот. В последнее время, когда она навещала его в Азкабане, она всегда улыбалась ему при встрече, волновалась за него и смотрела как-то по-особенному тепло. И, для существа, никогда в жизни не видевшего к себе хотя бы минимально доброго отношения, это было чрезвычайно приятно. Волдеморт понял, что и сегодня он рассчитывал на такую же реакцию. В конце-концов, он же сказал ей, что не намерен убивать её друзей и начинать войну! Что ей ещё нужно было, что-бы успокоиться?! — Свою цену я назову позже, — сухо сказал Лорд. Затем, немного помолчав, он скривил рот в пугающем оскале, долженствующем продемонстрировать добросердечную улыбку и сказал, добавив в голос максимально дружелюбные нотки: — Это как с пытками, Лягушонок, тебе совершенно не о чем переживать. Слово «пытки» подействовало на Грейнджер как-то совсем уж бодряще. Она ланью метнулась к выходу, находу выхватив из рукава кофты волшебную палочку. Волдеморт со змеиным спокойствием сделал ленивый взмах рукой и сразу-же все двери и окна в доме захлопнулись. Кухонная дверь, закрывшаяся прямо перед носом, стукнула девушку по лбу, Гермиона вскрикнула и упала на пол, схватившись рукой за голову. Волдеморт вздохнул, покачал головой и встал с кресла. Да уж… Успокоить не получилось. Мерлин, он вовсе не собирался избивать эту дурочку дверью, она сама виновата! Он всего лишь попытался быть успокаивающе-дружелюбным, как буддийский монах! Что пошло не так? — В таких ситуациях трансгрессировать нужно, а не бежать, как магл, — назидательно сказал Лорд, присев рядом с волшебницей на корточках. Он аккуратно убрал непослушные вьющиеся волосы со лба и коснулся уже начавшей появляться шишки, кончиком волшебной палочки. Гермиона почувствовала холодный вязкий поток его магии, направленный внутрь головы. Буквально через минуту боль ушла и шишка сдулась, оставив на месте после себя лишь небольшой бледный синяк. — Из моего дома нельзя трансгрессировать, — Гермиона, вдруг, беззвучно разрыдалась, почувствовав, как её мелко потряхивает. Она перенервничала. За эти пол года, она так сильно нервничала из-за побега чудовища из тюрьмы, из-за того, что считала себя предательницей своих друзей, из-за страха за их жизни. Она держала всё это в себе, и сейчас, когда она лицом к лицу встретилась с причиной своих переживаний, она просто сорвалась. Ей было достаточно секундной агрессии со стороны монстра, и заветного слова «пытки», чтобы она впала в истеричное состояние и кинулась прочь. — Ну-ну, чего ты, — чернокнижник мрачно нахмурился, не совсем понимая, как себя вести. — Уже ведь не больно? — Я… Я… Вы… — Грейнджер обхватила себя руками за коленки, подтянув их к груди. — И что значит, нельзя трансгрессировать? Ты что, не умеешь накладывать барьер так, чтобы он имел избирательную проницаемость? — Не умею, — тихо всхлипнув, ответила девушка. Волдеморт взял её под руку и помог встать с пола. — Я же сказал, что это как с пытками, ты что, не поняла? — Не поняла. — Это как в Азкабане, — стал объяснять Лорд, усадив её в кресло-качалку, — понимаешь? Ты могла пытать меня, воспользовавшись тем, что я не мог тебе ответить тогда. Но ты не стала этого делать. И сейчас, я могу сделать с тобой что угодно, ты не сможешь мне ответить. Но я не стану этого делать. Тебе нечего бояться. Так вот что он имел ввиду? Грейнджер растерянно уставилась на монстра, он, правда, смотрел на неё с не меньшей растерянностью, видимо, сбитый с толку её слезами. Так вот они и сидели посреди кухни, глядя друг на друга. Молчали, наверное, минуту. Где-то в комнате послышалось шипение — Азатот, потревоженный шумом, проснулся и выполз из террариума. — Поняла, — Гермиона кивнула головой. — Но вы излишне косноязычны, почему нельзя было просто сказать, что вы не причините мне вреда? — Чтобы ты поняла мотивы моих поступков, — Лорд наклонил голову на бок, и прядь зачесанных назад волос, небрежно упала ему на лоб. — Причину. Я хочу, что-бы ты понимала, что единственной причиной по которой Британия до сих пор не захлебнулась в крови — это ты. Твои поступки по отношению ко мне. Гермиона снова кивнула головой и посмотрела ему в глаза. И в этот момент, её как-будто затянуло в зыбучие пески — колдун использовал легиллименцию, и транслировал ей свои ощущения, пытаясь вложить в память такими способом то, что не мог донести словами. И она почувствовала. Тоску, душевные метания, боль, отчаянье, глухое давящее одиночество, злобу, страх, покинутость, могущество, отчужденность и печаль — симфония боли буквально оглушала, Гермиона почувствовала, как на глаза против воли наворачиваются слëзы. Внутренний мир Волдеморта оказался слишком тяжёлым для восприятия. Невыносимым. Вдруг, слабая тонкая нить чего-то тёплого заставила её сосредоточиться. Недоверие, удивление, растерянность, плавно сменялись… Надеждой? Перед глазами встал её собственный образ, правда, почему-то окружённый ореолом золотистого света, похожего на солнечный, предзакатный. Именно вот такой он её и видел. Там, в тесной мрачной камере Азкабана. Она была солнечным лучом, проникшим во тьму. Туда, где надежды уже не было. Она стала первым и единственным человеком, который отнёсся к нему с состраданием. Он сам себя никогда не жалел. И всегда чувствовал, что он монстр. Но, когда перед глазами появился пример настоящего, лишённого условностей и лицемерия, сострадания, его душа потянулась к этому примеру, как к единственной ниточке спасения. Шанс. Она стала для него шансом увидеть в жизни хоть что-то хорошее. Оказалось, что её появления в камере тогда значили для Лорда гораздо больше, чем Гермиона могла себе представить. Он ловко скрывал это за маской высокомерия, агрессии и презрения. Но он ждал её, всегда ждал, каждый день. И страшно боялся, что она его бросит, однажды уйдëт не попрощавшись, навсегда. Именно поэтому он и смог сбежать. Ведь магия творит чудеса. Иногда достаточно пожелать чего-то очень сильно, чтобы оно сбылось. Когда Гермиона ушла навсегда, его существование там, в одиночестве стало настолько невыносимым, что у него наконец-то хватило сил преодолеть сопротивление ошейника. Это едва не стоило ему жизни. Но он наконец-то оказался на свободе. И она отчётливо видела это воспоминание: он стоял, с волшебной палочкой в руках, возле дома Гарри Поттера на площади Гриммо 12, совсем так же, как двадцать восемь лет назад, в Годриковой впадине. Он сомневался, колебался. Как сильно он колебался. И как страстно он желал войти внутрь, чтобы покончить с тем, кто стал началом его конца. Или быть может перерождения? Может сперва ему стоит найти её? Он ведь хотел её увидеть. Он должен её увидеть, прежде, чем решит снова пролить кровь. В ту ночь он не стал стучать в дверь и не вошёл внутрь. И спустя пять месяцев не стал. Вихрь всех этих мыслей и чувств закружил Гермиону в чужом сознании. Вернувшись, она обнаружила, что снова плачет. А Волдеморт раздражённо закатывает глаза и шипит: — Ты всё ещё боишься? — Нет, сейчас я не боюсь, — Гермиона слабо улыбнулась, и принялась вытирать опухшие глаза. Лис улыбнулся, а Принц загрустил. В ответе за тех ты, кого приручил. Она совершенно точно не была готова к такому повороту событий. И уж точно она не считала себя спасительницей и надеждой для Тëмных Лордов. Она вовсе не хотела, чтобы это чудовище к ней привязалось и от неё зависела судьба мира в Британии! А по его словам всё так и выходило! «Только благодаря тебе.» Вот почему он писал ей письма. Он не хотел быть забытым. Пытался поддерживать контакт, настолько, насколько умел. Неужели она действительно смогла повлиять на него, и пролитая влага на сухую выжженную почву его души дала… всходы? Неужели там было чему всходить? Почва оказалась не такой уж бесплодной? Это звучало до того странно и нелепо, что Гермиона не знала, что она чувствует по этому поводу. С одной стороны, она бы солгала, если бы не призналась себе в том, что испытывает к Волдеморту некоторую симпатию, попросту, своей харизмой, высочайшим уровнем знаний, а так же непростой судьбой, этот проклятый слизеринский змей её в себя влюбил. С другой стороны, она всё ещё помнила, кем он был, и заранее понимала, что её чувства к Тëмному Лорду никогда не должны найти выход. И вот сейчас, когда величайший чернокнижник на этой планете, фактически признался ей в том, что она была для него кем-то особенным, кем-то, ради кого он был готов поступиться со своими принципами, Гермиона просто не знала, что с этим делать, и как жить дальше. Она смотрит в глаза Волдеморта, и не видит в них привычной яростной злобы. Он боялся, что она уйдёт. Бросит его. Предаст. Как все остальные. Но разве же она могла? — Я бы вас никогда там не бросила, — вдруг сказала Гермиона. — Я ведь на полном серьёзе собиралась организовать кампанию по защите ваших прав. Волдеморт усмехнулся и покачал головой. Да. Тяжёлый случай. Кажется, хрупкий мир между ними снова был восстановлен. Весь её страх развеялся, словно пепел. Умывшись в раковине холодной водой, девушка ушла в комнату, и через десять минут вернулась с коробкой. Небольшая, обернутая зелёной праздничной упаковкой со змейками, красиво перевязанная серебристой ленточкой. — У вас ведь вчера был день рождения, — ответила волшебница на немой вопрос во взгляде чернокнижника. — День рождения? — с недоумением переспросил колдун, — у меня? — Я ведь ничего не путаю? Тридцать первое декабря. Так в ваших документах было написано. Лорд нахмурился, как будто припоминая. Он что, не помнил, когда родился? Хотя за десять лет существования в Азкабане что угодно забудешь. Грейнджер снова покраснела. Ей стало жутко неловко от всей этой ситуации. Ещё сильнее она смутилась, когда увидела реакцию Волдеморта на подарок. Недоумение и шок скрыть он не смог, лицо его вытянулось, раздвоенный язык высунулся наружу и застыл — маг взял в руки коробку и растерянно уставился на неё, как на какой-то неведомый артефакт. — Это… Подарок? Мне? Он наверное целую минуту пялился на коробку. Поглаживал её, вертел в руках, разве что нюхать и облизывать не стал, хотя Гермионе показалось, что своим языком, подозрительно часто начавшим выглядывать изо рта, Волдеморт пытался, подобно змее, осязать коробку. Чтож, очевидно подарков он никогда не получал. Может быть и про свой день рождения поэтому не помнил. Вряд-ли Пожиратели Смерти, при всём своём раболепии, рисковали поздравлять своего Господина (если кто-то вообще из них знал, когда Лорд появился на свет). Это было бы излишне панибратски. Родителей у него не было. Друзей тоже. В приютах во времена войны детей, вероятно, так же никто не поздравлял. За неимением возможности праздновать этот день, как все благополучные дети, Том Реддл убедил себя в том, что это всё пустая трата времени и глупость. И приблизительно с девяти лет он никогда больше не вспоминал о своём дне рождения. Внезапный поступок Гермионы сейчас действительно выбил почву у него из-под ног. Подарок. Настоящий подарок. В красивой обёртке. Его личный подарок. Колдун с плохо скрываемым любопытством принялся разворачивать коробку. Осторожно, словно хирург, он снял сперва ленточку, затем развернул зелёную блестящую обёртку, умудрившись её не повредить. После, Лорд открыл коробку и извлёк наружу книгу. Старая, ничем непримечательная и потрёпанная, но с одной важной деталью: гербом Слизерина на корешке. Книжку эту Гермиона купила ещё давно, на барахолке за бесценок. Никому не нужная, поскольку абсолютно бесполезная, являющаяся скорее обширным списком. Фамильная книга Гонтов, в ней были записаны имена и даты смерти членов семьи, начиная с правнучки Слизерина — Селиции Гонт и вплоть до Меропы и Морфина Гонтов. Все поколения. Целое семейное древо, с некоторыми подробностями смертей его членов. Напротив имён Меропы и Морфина Гермиона уже сама поставила даты смерти — книга была заброшена ещё при жизни наследников, Марволо умер в одиночестве, после тюрьмы и ему ни до чего не было дела и своих детей он так и не увидел. — Она должна быть у вас. Подарок Волдеморту понравился. Гермиона это увидела, его руки подрагивали, когда он открыл книгу и стал водить пальцем по строчкам, разглядывая списки имён. Всё, что осталось от некогда великого клана заклинателей змей: жалкая потрёпанная невзгодами книга и такой же потрёпанный, последний из семейства, Том Реддл. — Спасибо, — ровным голосом сказал колдун, закрывая книгу. В этот момент, Гермионе показалось будто эта книга что-то в нём задела, пробудила минутный оттенок нового сознания: словно ему стало жалко своей бесславной гибели и окончательного низвержения некогда великой фамилии в небытие. Колдун прищурился, постарался сделать равнодушное лицо и скучающе поинтересовался: — Ты всем своим случайным знакомым делаешь подарки ко дню рождения? Гермиона вздохнула. Похоже, что эти слова действительно его задели. Впрочем, это было неудивительно, для человека с бредом величия нет ничего оскорбительнее, чем статус одного из многих. Для эго Волдеморта это должно было стать неприятным уколом — он хотел видеть себя особенным и единственно неповторимым. А тут маглорожденная девица вписала его в какие-то оскорбительно случайные знакомые. Вспомнив, что буквально только что Лорд признался ей, как много она для него значит, Гермиона покачала головой: — Нет, конечно же нет. — Тогда кто же мы, если не случайные знакомые? — колдун усмехнулся. — Я… не знаю. Гермиона вздохнула. А действительно, кто они? Точно не друзья. Не соратники. Но и не враги, сейчас по крайней мере. И прислуживать она ему не станет, даже под страхом смерти. Ученица и наставник? Уже нет. Подзащитный и заступница? Тоже нет. Пациент и колдоведьма? В медицинской помощи он больше не нуждался. Самый жуткий монстр в этих краях и его нянька, вызвавшаяся социализировать зло и перетянуть на сторону добра? Кто они, и почему они до сих пор общаются, даже после его побега из тюрьмы, с учётом того, что у них нет ничего общего и ничто их не связывает? — Может быть, напарники? — вопросительно протянула волшебница. — Ведь вы поможете мне найти нашего бесславно канувшего в неизвестность министра? — Может быть, — Волдеморт кивнул головой, впрочем несколько скучающе — ответ его явно не устроил, но возражать он не стал. Предпочёл затаиться. — Значит, мы напарники, — уже увереннее сказала Гермиона, отводя взгляд. Почему-то постное лицо Волдеморта заставило её против воли заулыбаться, и одновременно застесняться. — Чтож, — чернокнижник задумчиво погладил книгу по корешку и небрежным движением провёл рукой по волосам, зачесывая назад упавшие на лоб пряди. — Раз уж мы напарники, и нам предстоит какое-то время работать вместе, отныне, девочка, ты можешь обращаться ко мне на «ты». Гермиона изумлённо вздохнула, но ничего ответить не успела. — Мама. Азатот вполз в кухню, забавно подволакивая задние лапки. За пять месяцев он вырос, став размером с сетчатого питона. Начал уже вставать на задние лапы и временами даже прыгать по дому, снося всё на своём пути. Виверна подползла к Гермионе и ловко вползла по ноге, обмоталась вокруг туловища и с любопытством уставилась на гостя. Их красные глаза пересеклись взглядами и Гермиона подумала, что её изначальная идея назвать виверну Том, была не такой уж плохой: эти двое были похожи, даже язык высовывали наружу одинаково. Два свирепых чудовища на одной кухне. Печенья на всех точно не хватит.