Покой подождёт

— Я изгнала тебя. Дважды. Джорах смотрит на неё неотрывно. Он знает, что больше никогда не увидит её. — Ты вернулся. Дважды. Он готов к этому. Он уже принял свою судьбу. — И спас мне жизнь. В голове словно туман. Единственное, чего хочется сейчас, — запечатлеть в памяти её прекрасный образ, до мельчайших деталей. — Я не могу принять тебя. И не могу отослать прочь. Он ловит каждую интонацию её голоса, каждое движение её губ. Он не отводит взгляд, чтобы запомнить до конца жизни, как Кхалиси смотрит на него в последний раз. Она вдруг делает шаг навстречу, и Джорах поспешно отступает, отрезвлённый. — Вы должны меня отослать. Он оголяет предплечье, покрытое серой хворью. И подмечает, как переменилась Дейенерис в лице. Она долго разглядывает его поражённую руку, а потом наконец произносит: — Лекарство есть? Прежде такая боль в голосе его Королевы, отразившаяся и на лице её, заставила бы его самого клокотать внутри, сжав пальцы на рукояти верного меча. Но в этот раз ему не передалась её горечь, и он ответил спокойно и обречённо: — Я не знаю. — Сколько это займёт? — мельком взглянув на неё, поправляя рукав, он заметил, как дрожат её губы. — Тоже не знаю. Но я видел, что бывает на поздних сроках, — а потом добавил, понизив голос: — я покончу с этим раньше. Он постарался хоть немного успокоить Дейенерис уверенностью и смирением в своём голосе, чтобы, может, и она переняла хотя бы толику этого неизбежного принятия. Ему не хотелось видеть, как её лицо искажает боль. Тем более, из-за него. Кхалиси снова подняла на него свои волшебные фиалковые глаза. Они были наполнены слезами. — Мне жаль. Мне так жаль. На слове «так» голос подвёл ещё старавшуюся держаться Дейенерис. Джорах смотрел на неё, и его, полного принятия, охватило приятное тепло. Ей не всё равно. Эта мысль согреет его не раз, когда он будет возвращаться воспоминаниями к их последней встрече. — Не стоит, — слова подбирались сами собой. Теперь, когда нечего терять, было так легко говорить, так легко делиться тем, что было на душе, тем, что хотелось говорить ей каждый день. — Всё, чего я хотел, — служить Вам… Тирион Ланнистер был прав: я люблю Вас. И всегда буду. Никогда ему не было так легко, как сейчас. Словно камень, тысяча камней, гора, — словно вся тяжесть этого мира свалилась с души. И стало так легко. Эту лёгкость ему подарили его же слова. А решимость сказать их ему подарило принятие того, что он больше её никогда не увидит, и смирение перед своей участью. И сейчас, в этот миг, сказав то, что он хотел, так, как он хотел, он не чувствовал боли, — он чувствовал лишь облегчение. Он смотрел на ту, которую любил, в последний раз. И он был счастлив. — Прощайте, Кхалиси. Он отводит от неё взгляд. Он знает, что его память сохранит её образ навсегда. Её последние слова, пронизанные неравнодушием и болью. Её дрожащие губы и дрожащий голос. Её глаза, наполненные слезами. Он вспомнил, как в первый раз сказал, что полюбил её. Когда его уличили в предательстве, когда она боялась пересечься с ним взглядом и показать свою слабость, а он умолял её простить его. Тогда он боялся остаться без неё. Боялся потерять смысл, который она дарила ему. Он не мог вернуться в жизнь без неё. Он не знал, что ему делать без неё. И не хотел знать. Тогда ему было страшно: остаться ненужным, остаться без цели. А несправедливость от того, что всё вскрылось так невовремя и неправильно, давила ещё сильнее. Тогда и у него застыли слёзы на глазах. «Дейенерис, прошу…», — молил он и заканчивал мысленно: «Что угодно, только не это». И продолжать жить его заставляла лишь вера, что он ещё может оказаться нужным своей Кхалиси, пусть она сама об этом не знает. Вернуть доверие, заслужить прощение. Он знал, что он может. Не знал, как, но уже решился положить жизнь на то, чтобы вернуться к ней. А сейчас… Он прощён. Он видит это. Он слышит это. Он говорит то, что так давно хотел сказать. Пусть она знает и пусть никогда не сомневается: он всегда был для неё, и он останется для неё до конца. Он прощён, он сказал о своей любви, а голос его Кхалиси дрожит, когда она спрашивает про его болезнь. Ему не нужно большего. И большего он не получит. Он смирился. С детства пропитана жизнь сказками о чистой взаимной любви, о самом прекрасном чувстве на свете. И о том, что каждый рано или поздно отыщет её. Но иногда полезно бывает осознать, — пусть и когда смерть уже подошла совсем близко, — что нет, никто не гарантирует взаимной любви. И можно прожить всю жизнь, никогда не встретив её. Можно прожить всю жизнь и не найти того, кто полюбит тебя, и умереть одиноким, не познав того «самого прекрасного», о чём все вокруг столько говорят и так отчаянно мечтают. Джораху повезло больше, чем многим. Он нашёл ту, которая подарила ему желание жить. Подарила ему смысл и само ощущение жизни. Можно умереть, так и не познав этого. А он познал. И ни за что бы он не променял свою невзаимную любовь на то, чтобы быть невзаимно любимым. Сейчас он был счастлив и тем, что было у него. Он был полон принятия и покоя. Он отпустил, а внутри было легко. И тёплый ветерок приятно ощущался на лице и ласково перебирал волосы. — Не уходи от своей Королевы, Джорах-андал. Он останавливается и поворачивается к ней. Кажущийся мгновение назад столь прочным и незыблемым, покой опускается куда-то вниз живота, а потом пропадает. Джорах смотрит на неё с непониманием. — Я тебя не отпускала. Ты поклялся служить мне. Поклялся подчиняться мне до конца жизни. Он всё ещё не понимает, но кивает робко: «Конечно, Кхалиси. Что я могу сделать для Вас?» — Я приказываю тебе отыскать лекарство, где бы оно ни было. Он смотрит на неё и не верит. Лицо его не меняется, и в глазах ещё можно прочитать смятение. Нет никакого лекарства, не найти его, но… Джорах распрямляется как-то сам собой, — рыцарь не должен так стоять перед своей Кхалиси, словно земля тянет его к себе, а он слишком слаб, чтобы противиться. — Я приказываю тебе исцелиться. Он видит, как её подрагивающие губы пытаются улыбнуться. Он сам не знает, что он чувствует. Он приоткрывает было рот, чтобы что-то сказать, но молчит. Он не верит, что есть лекарство. Он уже принял свою смерть. Он принял, что видит свою Кхалиси в последний раз. — А затем — вернуться ко мне. Когда я завоюю Семь Королевств, ты будешь мне нужен. Джорах осторожно кивает, и её улыбка сквозь горечь и страх потерять его словно освещает всё вокруг. То, что он так долго пытался принять, преображается внутри него от этой улыбки. Верный рыцарь своей Королевы, он снова смотрит на неё, но уже по-другому: он знает, что сделает всё, чтобы вернуться к ней. А она будет ждать его. Потому что он нужен ей. А ему нужен смысл жить и бороться. Покой подождёт.