*
8 апреля 2024 г. в 10:11
Возможно, это было неизбежно, думает Джагхед, глядя на пару перед собой. Он бросает взгляд на Веронику — судя по выражению её лица, она думает о том же. Бетти и Арчи. Арчи и Бетти. Идеальные. Американская мечта.
Они были официальной парой уже три недели, но неофициальной — со дня их рождения. Они, конечно же, рассказали им об этом — своим лучшим друзьям и одновременно бывшим любовникам.
Какую запутанную паутину мы плетем, внутренне усмехается Джагхед.
— Отлично, — говорит им темноволосая девушка. — Я в порядке.
— Я тоже, — убедительно говорит Джагхед. Он не уверен, пытается ли убедить их или себя.
Хорошо. Джагхед думает, что с ним все в порядке. Он думает, что должно быть больнее, но вместо этого он чувствует себя актером второго плана — лишь препятствием в романтической комедии, слабой стороной любовного треугольника. Перед ним эпическая история любви, и кто он такой, чтобы бросать вызов судьбе?
Влюбленные встают, чтобы уйти, попрощавшись с друзьями. Вероника улыбается, будучи экспертом по социальным сигналам, но, когда её бывший скрывается из виду, улыбка стекает с её лица. Не говоря ни слова, она встаёт, чтобы уйти, лишь кивая на прощание Джагхеду.
Все еще в порядке.
***
Он всегда считал, что душевная боль является отличным стимулом для писателей, но вместо этого все его вдохновение исчезает. Джагхед просто не чувствует грусти. Джагхед не чувствует ничего.
Может быть, думает он с сардонической усмешкой, в конце концов, я всего лишь второстепенный персонаж. Отброшенные в сторону, сценаристы пренебрегают для них хоть какими-то эмоциями.
Потому что Джагхед в порядке. Действительно в порядке. И именно это его так беспокоит. Разве он не должен чувствовать грусть? Разве он не должен чувствовать уныние? Он поднимает глаза со своего места в угловой кабинке в «La Bonne Nuit», ища глазами свою бывшую возлюбленную, надеясь получить отклик от своего сердца.
Вместо этого его взгляд падает на другого персонажа второго плана этого извращенного, больного фильма. Вероника сидит у барной стойки, обводя глазами зал. Похоже, она тоже ничего не чувствует. Наконец, её взгляд встречается с его. Она кивает в знак приветствия.
Впервые за несколько недель, с тех пор как главные герои, наконец, упали в объятия друг друга, он чувствует что-то похожее на понимание. Вероника удерживает его взгляд, и он чувствует себя увиденным, обнажённым и уязвимым.
Джагхед кивает в ответ.
***
Вероника стоит за стойкой в Попс. Лето слишком жаркое, влажность повышена, и старый кондиционер, конечно, не справляется. Пот заливает её лицо, стекает по шее, по груди, теряясь в вырезе жёлтой униформы.
Колокольчик на двери возвещает об уходе последнего клиента.
Вероника обходит стойку, прихватив с собой тряпку и чистящее средство, готовая закончить смену и отправиться домой. Наконец-то. Она поворачивает за угол.
— Джагхед, — Вероника испуганно хватается за грудь. — Я тебя не заметила.
Он криво улыбается:
— Конечно, не заметила.
Вероника корчит гримасу в ответ и кивает на тряпку в своей руке.
— Не возражаешь, если я…
Джагхед молча поднимает со стола молочный коктейль. Она наклоняется, и капля пота скатывается по её декольте на стол. Она не замечает.
А он да.
***
— Знаешь, — произносит Вероника, садясь рядом с ним на диван в комнате отдыха. — Я не думала, что все будет так.
Джагхед смотрит на неё. Они не особо пересекаются, лишь иногда кивают друг другу в Попс. Каникулы закончились две недели назад. Он все еще ничего не чувствует.
Джагхед закрывает ноутбук и поворачивается, чтобы посмотреть на девушку:
— Например?
Вероника вздыхает, облокотившись на спинку дивана. Она закрывает глаза, приложив пальцы к виску, затем убирает их и поворачивается, чтобы посмотреть на Джагхеда.
— Как будто я просто существую, — отвечает она. Другим бы людям это могло показаться бессмысленным, но Джагхед все понимает.
Звенит звонок, Вероника встает, поправляет юбку и снова поворачивается к Джагхеду.
— Что насчёт тебя? — спрашивает она.
— Прекрасно. Я в порядке.
***
Проходят недели, и лето перетекает в осень. Хэллоуин выпадает на выходные, и Шерил устраивает вечеринку в недавно отстроенном Торнхилле. Джагхед не любит вечеринки — на них всегда происходит что-то ужасное, будто самые низменные желания людей поднимают свои уродливые головы. Но Арчи умоляет его прийти, говорит, что они так мало видятся, и Джагхед нехотя соглашается.
В гостиной накурено. Джагхед наблюдает, как его типично пуританские одноклассники предаются разврату и разгулу. Шерил обнимает Тони в широком кресле. Реджи притягивает Джози к себе на колени, уткнувшись носом в её шею. Даже Бетти и Арчи участвуют во всеобщем веселье, начав с целомудренных поцелуев быстро переходящих в жаркие объятия, а затем отстраняются в смущении. Они ухмыляются друг другу, будто только что разделили забавную шутку, смысл которой понимают только они вдвоем.
Джагхед поднимается со своего места на полу. Ему нужно выйти оттуда, прогуляться. Никто не замечает его ухода.
Он выходит на улицу и видит Веронику. Она не одна.
Она прижимает Свит Пи к каменной стене поместья. Похоже, и она не застрахована от распутства, которым заразились их товарищи по вечеринке.
Сами Пи замечает его и подмигивает. Вероника замечает, обернувшись. Её глаза встречаются с глазами Джагхеда, и её губы изгибаются в усмешке. На её лице появляется выражение победы.
«Видишь, — говорит она ему. — Я порядке».
Вскоре после этого Джагхед уходит.
***
На этой неделе День благодарения. Директор Уэзерби отпускает учеников пораньше, и Вероника идет к парковке, ожидая водителя.
Она скорее чувствует, чем видит, как кто-то встает на ступеньку рядом с ней. Она оглядывается. Джагхед не отстает и с любопытством смотрит на неё. Она приподнимает бровь в немом вопросе.
— Как ты это делаешь? — спрашивает он.
— Как я делаю что?
Они продолжают идти шаг в шаг:
— Как ты живешь дальше?
Она ухмыляется:
— Разве я живу дальше?
Он возвращает ей усмешку. Со времен Хэллоуина Вероника и Свит Пи кажется приклеились друг к другу. Особенно губами. Теперь она — завсегдатай тусовок Змей, её консервативные юбки из высококачественных тканей привлекают к ней внимание, крича всем: «Мне здесь не место. Я не одна из вас!»
— Вы со Свитсом определено точно нашли общий язык, — отвечает он.
Вероника останавливается, и Джагхед вместе с ней.
— Я развлекаюсь. Из этого ничего не выйдет.
Она вновь начинает идти, и Джагхед делает несколько длинных шагов, чтобы догнать её.
— Значит, ты просто играешь с ним? — спрашивает он с горечью, Вероника поворачивается к нему.
— Напротив, Торомболо. Это я не нужна Свит Пи, — в её глазах блеск, шепот тайны, которую она умоляет разгадать. Он решает пойти на поводу.
— Похоже, что нужна. Я знаю его уже некоторое время, Вероника. Он влюблен в тебя.
Вероника вновь останавливается, положив руку на грудь Джагхеда. Его сердце бьётся сильнее. Она рассеянно разглаживает морщинки на его рубашке, а затем опускает руку.
— Ему нравится мысль обо мне. Осквернить принцессу с Парк-авеню, эдакий акт неповиновения дерьмовому жребию, что выпал ему в этой жизни. Ничем не отличается от Арчи.
При упоминании о лучшем друге Джагхед чувствует, как внутри него что-то обрывается. Несмотря на обиду, которую он всегда испытывал по отношению к своему рыжеволосому другу, он чувствует необходимость защитить его.
— Арчи был с тобой не из-за какого-то ошибочного чувства мести обществу, Вероника, — пытается убедить её Джагхед. — Я знаю Арчи. Он был влюблен в тебя.
Вероника насмешливо хмыкает:
— Да, его любовь была вполне очевидна. Нет, Арчи не был движим той же идеей, что и Свит Пи. Но Арчи не был влюблен в меня. Он был влюблен в светскую львицу, таинственную девушку из другого города, которая заставляла его чувствовать себя особенным, заставляла его чувствовать, что он не просто мальчик из маленького городка. Но он не был влюблен в Веронику Лодж.
При этом она смотрит на него с жалостью в глазах. Это заставляет его почувствовать отвращение и снисходительность одновременно. Вероника поднимает руку к его лицу и нежно прижимает её к его щеке.
— Форсайт Пендлтон Третий. Мальчик с плохой стороны города. Сильная сторона — интеллект. Конечный ключ к избавлению Бетти от её образа хорошей девочки. Мне жаль, что она так и не смогла увидеть настоящего тебя.
Её водитель уже прибыл на место, пока они разговаривали. Вероника отводит от него взгляд и садится в машину, оставив его и его демонов в одиночестве.
***
День благодарения наступает и проходит. Снег сыпется с неба, медленно покрывая землю, пока все намеки на траву, грязь, землю и тепло полностью не исчезают из виду. Именно так он себя и чувствует, думает Джагхед. Как будто он находится в глубинах самой холодной ледяной пустыни, и на многие мили не видно ничего, кроме пустой белой бездны.
Вероника устраивает рождественское мероприятие в La Bonne Nuit, пытаясь поднять продажи в не сезон. Джагхед соглашается прийти, хотя и неохотно, после личного приглашения от самой владелицы.
Он сидит в своей обычной кабинке в дальнем углу, не утруждая себя светскими любезностями. Вероника опускается на сиденье напротив него.
— Размышляешь о бездне, Форсайт? — спрашивает она. Называть его по настоящему имени становится её новой привычкой.
— Наверное, в этом году у меня просто нет рождественского настроения.
Вероника смотрит на него, задержав взгляд так долго, что если бы это был любой другой человек ему бы неприятно. Он чувствует, как её нога скользит по его икре, поглаживая её вверх и вниз.
Наконец, она говорит, в её глазах все та же жалость:
— Такой апатичный, Джонс, — он смотрит на неё с явной антипатией в глазах. Её рот искривляется в легкой улыбке.
— Значит, все-таки что-то чувствуешь, — бормочет она, поднимаясь с сидения и возвращаясь к своим обязанностям хозяйки.
***
После начала нового года Джагхед понимает, что никак не может успокоиться. Что-то в его последнем разговоре с Вероникой не дает ему покоя.
«Значит, все-таки что-то чувствуешь».
Он повторяет это про себя, как мантру, коей руководствуется в каждом своем порыве. Проблема в том, с горечью думает он, что он чувствует что-то только рядом с ней. Как будто они заперты вместе в каком-то причудливом измерении, единственные, кто, кажется, действительно видит мир вокруг себя.
И вот, с этой мыслью в голове, Джагхед решает проводить время рядом с Вероникой как можно больше. Он не осознает, что делает это, пока однажды вечером не принимает сознательное решение не идти в Попс, и, когда он сидит в гостиной и отец спрашивает его, что он делает дома, он понимает, что решил не идти, потому что Вероника сегодня не работает.
Он не знает, как и когда, но в какой-то момент он запомнил расписание её смен. А затем решил строить свои визиты в местную иконическую закусочную в зависимости от того, удастся ли ему оказаться в её компании.
Не то чтобы она вызывала у него приятные чувства, нет, часто его встречали раздражением, небольшой ссорой здесь, легкой перебранкой там. Но Вероника все равно заставляла его что-то чувствовать.
Джагхед знает, что это не может быть здоровым. Это та же самая причина, что и у тех, кто занимается членовредительством. Зависимость от чувств, даже если они не приносят пользы.
Поэтому на следующий вечер, когда он помнит, что у Вероники смена в Попс, он снова остаётся дома.
***
Приближается День святого Валентина. Куда бы Джагхед ни бросал свой взгляд, он видит лишь счастливые пары, настолько забывшие о реальности, настолько поглощенные любовью, что они не замечают окружающего мира. Попросту не могут замечать.
Особенно Бетти и Арчи. Через месяц наступает их годовщина. Год, что Джагхед провел в оцепенении, каждое его движение было на автопилоте. Он смотрит на них, таких влюбленных друг в друга, но не испытывает к ним обиды. Только неохотное принятие.
Из раздумий его выводит то, что рядом с ним на диван кто-то садится. Оглянувшись, он видит, что Вероника смотрит прямо перед собой. Он прослеживает линию её взгляда и ухмыляется — по крайней мере, думает Джагхед, не он один отвлекается на сцену перед ними. Арчи и Бетти так и не замечают появления своих друзей.
Вероника склоняется к нему, и сердце Джагхеда начинает биться быстрее. Она почти касается губами его уха, а её бедро прижимается к его бедру, и они сидят вместе, не обращая внимания на окружающий мир. Что-то это напоминает.
— Тебя не было в закусочной вчера вечером, — шепчет она. У него перехватывает дыхание. Он хочет посмотреть на неё, затеряться в глубине её темных глаз, но боится, что вместо этого его засосет в черную дыру.
Она заправляет непослушную прядь волос ему за ухо. Джагхед вздрагивает.
— Не лишай меня этого удовольствия ещё раз, — приказывает Вероника ему и сразу же уходит.
***
Джагхед слушается и теперь постоянно бывает в Попс или в La Bonne Nuit, когда Вероника на смене. А работает она постоянно.
Он восхищается ею. Её решимостью, её силой. Но больше всего он восхищается тем, как она взяла все его первые впечатления о ней, его первоначальные представления о том, что она не более чем пустая богачка, и разрушила их. Все, что он думал о ней, она разрывала в клочья, одно за другим, пока не осталась перед ним голой, обнаженной.
В течение каждой смены она делает перерывы и подходит к нему. Иногда они болтают. Иногда их разговоры переходят в споры о том, какой фильм должен был получить премию «Оскар» за лучшую картину 1980 года. Иногда они вообще не разговаривают.
Джагхед все больше и больше привыкает к её прикосновениям. Легкое прикосновение её руки к его. Её рука нежно прижимается к его бедру, скрытому от посторонних глаз. Её ступня упирается в его икру. Её прикосновения настолько легкие, что он не уверен, что они были намеренными. Но в темных глубинах своего сознания он знает, что это так. Все, что делала Вероника Лодж, было намеренным.
***
Джагхед потягивает кофе, уставившись на экран перед собой. С писательским блоком покончено, он проходит так незаметно, что Джагхед не уверен, существовал ли тот на самом деле, или это была просто временная реакция на столь внезапные перемены в его жизни.
Он уже давно лёг бы спать, но Веронике приходится работать допоздна. Двум официанткам и одному из поваров приходится выйти на работу — грипп быстро распространяется среди работников закусочной. Она отправляет Попа домой, слишком уважая этого человека, чтобы заставлять его работать дольше восьми часов.
Наконец, уходит последний клиент, и Вероника решает закрыть закусочную, прикрепив на дверь написанную от руки записку, что они возобновят работу утром. Она подходит к Джагхеду и запрыгивает на стол напротив него и улыбается:
— Рада видеть, что ты снова пишешь, Форсайт, — и хотя в её глазах пляшут отблески смеха, он ей верит. Джагхед смотрит на неё не отрываясь, чувствую, что его лицо краснеет, но не отворачивается.
— Как продвигается следующий американский шедевр? — спрашивает она, её ухмылка ни на каплю не уменьшается под его пристальным взглядом.
Джагхед продолжает смотреть, наконец, отрывая взгляд от её лица, когда их прерывает стук в дверь. Вероника кричит, что они закрыты. Стук прекращается, и они оба возвращаются к своему разговору:
— Ну, — тянет он. — Мне, наконец-то, есть о чем писать.
Она ухмыляется:
— Никакого писательского блока? — спрашивает она, и Джагхед смущенно опускает глаза. Он никогда не говорил с ней о своих писательских проблемах. Откуда Вероника может знать?
Но голос в его голове, голос, который препарировал любой его даже самый небольшой разговор с девушкой напротив, шепчет, что это потому, что Вероника знает о тебе все.
— Больше никакого писательского блока. Я нашёл… — он делает паузу, подбирая подходящее слово. — Вдохновение.
Вероника ерзает на столе, чуть раздвигая ноги, и её юбка почти незаметно задирается вверх. Это случайность? Конечно, нет, он знает точно. Ничто из того, что делает Вероника Лодж, не может быть случайностью. Она делает это с умыслом, дразня его, дразня его своим телом. Обещаниями рая и ада, ангелов и демонов, что живут в одном маленьком аккуратном теле ростом 5 футов и 2 дюйма.
Вероника играет в игры. Джагхед должен бы разозлиться. Любой здравомыслящий человек расстроился бы из-за того, что кто-то играет с ним. Но он нуждается в этом, нуждается в ней, жаждет её насмешек, получает от них своеобразное удовольствие. Потому что, несмотря на свои намерения, она видит его настоящего. Вероника знает, что делает, знает, как нажать на правильные кнопки, знает, как возбудить его, разозлить и вызвать любые эмоции, которые только захочет.
Джагхед встает:
— Мне нужно идти, — объявляет он, скорее себе, чем ей. Джагхед торопливо запихивает ноутбук в рюкзак и оборачивается. Перед ним стоит Вероника. Он замирает, не в силах пошевелиться.
Она опускает пушистые ресницы, её глаза темнеют:
— Спокойной ночи, Форсайт, — эти два слова значат больше, чем любая самая проникновенная речь. Она приподнимается на носочках, и когда он думает, что она собирается поцеловать его в губы, Вероника отворачивается и целует в щеку.
Джагхед кивает, схватив свой рюкзак и уходит, не оглядываясь.
***
Наконец-то начинаются летние каникулы, и Шерил устраивает ежегодную вечеринку у бассейна в Торнхилле. Не любитель бассейнов и вечеринок, Джагхед пытается отказаться, но Шерил говорит, что он обязан быть там, а иначе… Что иначе Джагхед предпочитает не выяснять.
И вот он здесь, сидит под зонтиком у края террасы и пытается спрятаться в тени. Он видит Веронику издалека. Она играет в битву в воде, сидя на плечах Свит Пи, стараясь сбросить Бетти с плеч её парня.
Лодж побеждает, но Джагхед ни капли в этом не сомневался.
После их победы Свитс опускает Веронику, схватив её за задницу и притягивая к себе. Она хихикает, брызжет на него водой, когда он хватает её за талию и притягивает к себе. Он пытается поцеловать её, но Вероника ловко уворачивается, схватив его за голову и толкнув под воду.
Проходит несколько минут, и у Джагхеда появляется новая компания:
— Я не могу понять, нравлюсь ли ей я, чувак. Мы хорошо проводим время, но иногда мне кажется, что я могу уйти навсегда, а она и глазом не моргнет, — жалуется Свит Пи, присаживаясь рядом со своим другом.
Как ты прав, думает Джагхед. Может, Свитс и обладает ею физически, что в принципе достаточная причина для того, чтобы затаить обиду на своего друга, но он никогда не получит её разум, её сердце, её душу. Джагхед не уверен, получится ли это у него, но он хотя бы знает, что она заметила бы его отсутствие.
Солнце садится за горизонт, и на смену ему приходит ясная ночь. Облаков не видно, а луна и звезды освещают все вокруг.
Оставшиеся гости перемещаются в беседку, Джагхед сидит в шезлонге у края бассейна. Тони наливает всем шоты, а Шерил раздает их, как бесплатные конфеты. Вероника подходит к Джагхеду:
— Неужели великий Король Змей не может справиться с небольшим количеством спиртного? — дразняще спрашивает она. Он закатывает глаза, но берет предложенную ему рюмку, поднимая её:
— Твое здоровье, — говорит она, после чего оба выпивают крепкий напиток. Вероника садится рядом с ними, и он чувствует, как её обнаженное бедро касается его бедра, и понимает, насколько она обнажена. Джагхед смотрит на неё, и она ловит его взгляд.
Она заговорщически ухмыляется и сильнее прижимается бедром к его бедру, её намерение очевидно. Вероника наклоняется к нему, прижимается грудью к его руке, шепча ему на ухо:
— Тебе нравится то, что ты видишь, Форсайт?
Он мрачно смотрит на неё, не оценив, что его поймали. Вероника подмигивает, а затем отворачивается от него, разговаривая с другими гостями. Однако эти люди не видят, как её рука, скрытая тенью, легонько касается его спины, скользя вверх-вниз.
Алкоголь в сочетании с почти обнаженной девушкой, сидящей рядом с ним, заставляет кровь устремиться ниже пояса. Шорты кажутся слишком тесными, но он прячет растущую эрекцию пляжным полотенцем. На губах Вероники появляется легкая улыбка. Конечно, она знает, думает Джагхед. Он — ее любимая книга.
***
На улице снова жарко. Из-за кондиционера вырубается электричество, и Вероника приходится проводить людей на выход. Она подходит к Джагхеду и говорит, чтобы он позвонил Змеям и сказал им, что они могут прийти и забрать все продукты из холодильника и морозилки, пока они не испортились.
И когда последняя коробка извлечена из холодильника, Вероника снимает фартук. Она проводит руками по волосам, пытаясь вытереть пот, который стекает по её шее. Она открывает дверь морозильной камеры и встает перед ней, надеясь, что воздух охладит её тело. Джагхед возвращается на кухню:
— Ты просто выпускаешь весь холодный воздух. Лучше тебе встать внутри, — говорит он, критикуя её метод охлаждения.
Вероника подходит к нему с озорным блеском в глазах. Взяв его за руку, она тянет его в холодильник, закрыв за ними дверь.
Помещение не больше, чем его бывшая спальня-шкаф под лестницей в школе. В нем сложно уместится двум людям одновременно, а поскольку электричество отключили, они остаются почти в полной темноте, единственный свет исходит от маленькой круглой лампы на батарейках над дверью.
Которая отбрасывает на неё необычную тень: пот блестит в слабом освещении, лицо остаётся в тени.
Джагхед не знает, как поступить. Когда он открыл рот, он не ожидал такого исхода. Вероника смеётся над его замешательством:
— Это была твоя идея, Форсайт, не так ли? — спрашивает она, в её вопросе чувствуется вызов. Это была не его идея. Вероника знает это. Она снова дразнит его, постоянно добиваясь его реакции. Может быть, на этот раз Джагхед её даст.
— Так и есть, — медленно произносит он, слегка наклонившись вперед, отчего она прижимается спиной к стене. Она колеблется, её уверенность пошатывается, но затем Вероника снова возвращает на лицо маску спокойствия. Однако на этот раз Джагхед не позволит ей перехитрить себя, продолжая вторгаться в её личное пространство, прижимаясь бедром к её ногам, лишь слегка, но достаточно, чтобы привлечь её внимание.
Она смотрит на него, затем усмехается. Вместо того чтобы отступить, Вероника сильнее прижимается к нему. Невозможно ошибиться в том, что с её губ срывается легкий вздох. Но Джагхед уже не может остановиться. Между ними все это продолжается больше года. И каждый раз Лодж брала верх. Но не в этот раз.
— Ты права, Вероника. Здесь прохладнее. Но ты все еще такая раскрасневшаяся. Тебя что-то беспокоит? — спрашивает он, его голос сочится сладостью, а пальцы теребят подол её юбки.
Вероника прижимается к его бедру:
— Ну, вообще-то, да, — задыхается она. — У меня, видишь ли, проблема, и, боюсь, мне нужна помощь.
Она собирается стать его смертью. Эта морозилка могла быть адом. Или раем. А может, просто чистилищем, и он вышел бы из его дверей и больше не существовал бы на этой земле.
Хватит притворяться, решительно думает он. Это должно закончиться сейчас. В течение последнего года он ничего не чувствовал. Джагхед был пустым, бесплодной пустошью, но потом появилась она, и он изменился. Джагхед был человеком, запертым в пустыне, а она — последней каплей воды в фляге. Он не мог насытиться ею, хотел большего, нуждался в большем.
Он хотел быть с ней, быть в ней, обладать каждой частичкой её существа, поклоняться алтарю Вероники Лодж. С хриплым стоном он прижимает её к стене, слегка приподняв её бедра. Вероника слабо стонет, но его губы заставляют её замолчать.
Если Бетти была милой и ангельской, и все в мире было хорошо, то Вероника была всем остальным. Вероника была вселенной, окутывающей его своим присутствием, топящей его в своих бесконечных берегах, богиней, лишенной правильного и неправильного, хорошего и плохого. Она была всем, что он любил, и всем, что он ненавидел, и она предлагала ему весь мир вкусом своих губ.
И поэтому, как любой хороший член секты, он встает на колени, целуя каждый сантиметр кожи, до которого может дотянуться, желая поглотить её всю и сразу и в то же время желая, чтобы этот момент длился вечно.
Он задирает её юбку, оставляя жгучие поцелуи на внутренней стороне бедер. Её руки зарываются в его волосы, побуждая его завершить свою похотливую молитву. Её шелковые трусики испачканы доказательствами его поклонения, и он чувствует себя гордым, как никогда. Джагхед берет ткань в руку и тянет вниз по стройным ногам. Когда Вероника, наконец, освобождается от этого предмета одежды, он смотрит на неё снизу вверх, благоговея перед открывшимся ему зрелищем. То, что он смог спустить это могущественное небесное создание на землю, то, что она так желанно распласталась перед ним, её грудь вздымается, дыхание короткое и прерывистое, а глаза зажмурены, сдерживая голод, — все это для его блага.
Он прижимается губами к её сущности, слегка целует, а затем проводит языком везде, где может дотянуться. Вероника вскрикивает, прижимая его голову плотнее к себе. Он продолжает лизать, набирая темп, а затем переходит к клитору. Джагхед экспериментально посасывает его, заслужив «О Боже» от женщины перед ним, а затем переключает все внимание на маленькую сущность её силы.
Она быстро теряет контроль над собой, не в состоянии нормально дышать. В закусочной снова включается электричество, резкий свет освещает холодильник, но Вероника ничего не видит. Он ослепляет её, лишая чувств, топит в своих ласках.
Джагхед вводит в неё палец, проверяя её готовность. Она такая мокрая; её нектар стекает по бедрам, по его подбородку, покрывая его пальцы. Он вводит еще один палец и двигается в медленном темпе, уделяя при этом все внимание клитору. Она близка, Джагхед знает наверняка. Вероника больше не стонет и вообще не издаёт никаких звуков. Её брови нахмурены, а на лице появляется выражение решимости.
Он вводит третий палец, и Вероника кончает. Ощущение такое, будто вселенная взрывается, притягивая его к ней. Она полностью опирается на стену, пытаясь перевести дух, а затем тянет его вверх. Вероника быстро справляется с его ремнем, сбрасывая брюки на пол. Джагхед поднимает её за бедра и прижимает к стене. Он замирает между её разведенных ног. Всего несколько сантиметров отделяют его от судьбы. Она смотрит ему в глаза, отчаяние портит её идеальные черты.
Требуется всего одно слово, чтобы разгадать его, заставить потерять всякое чувство реальности, подумать, что теперь его жизнь — это Вероника Лодж.
— Пожалуйста, — кротко шепчет она, и Джагхед Джонс перестает существовать.
Он толкается в неё с верой, что это то, что он должен был сделать уже очень давно. Его бедра двигаются резко, вызывая стоны у девушки под ним.
Он двигается с целью, с намерением взять Веронику и сделать их единым целым, соединить их тела и души. Она плачет, потрясенная его присутствием, и Джагхед поднимает глаза к потолку, желая поблагодарить звезды за эту прекрасную, сильную женщину.
Вероника отталкивает его и разворачивается, призывно выгибаясь в пояснице. Джагхед может умереть здесь и сейчас. Он хватает её за задницу и толкается снова. Он не знал, что можно быть настолько глубоко внутри кого-то, быть настолько поглощенным другим человеком. Она обхватывает его член, и это похоже на последний кусочек пазла, который встаёт на место.
Он входит в неё безжалостно, не заботясь о том, насколько грубым он может быть, потому что Вероника может это выдержать. Она нуждается в нем так же, как и он в ней. В этом мире, полном такого забвения, такого невежества и наивности, только они двое были настоящими.
Он продолжает двигаться, крики Вероники эхом отдаются в холодильнике, пока она не затихает и не кончает снова. Джагхед не может больше терпеть. Он отказывал себе в этом весь прошлый год; он больше не может этого делать. С последним рывком он кончает в неё, прижав её к себе, пытаясь перевести дыхание.
Вероника в изнеможении падает на пол, увлекая его за собой. Они так и лежат, прижавшись друг к другу, наслаждаясь своим первым совместным опытом, пока морозильник вновь не наполняется холодным воздухом, и Джагхед тянет её наружу.
Они одеваются и вместе возвращаются в главный зал Попс. Он занимает им кабинку, а она готовит молочные коктейли. Когда они сидят вдвоем в закусочной, Джагхед впервые думает, что, возможно, главным героем все-таки был он. И вместо банальной романтической комедии, в которой снялись бы Арчи и Бетти, он и Вероника разделяют нечто более эпическое, более особенное, чем ещё хоть кто-то на этой планете.