Калеб

Хлопья снега медленно опускались на ещё мокрую от недавних ливней землю, заставляя праздных прохожих торопиться попасть домой или искать приют в манящих яркими огнями лавочках и тавернах. В этом году зима пришла слишком рано, что, впрочем, никого не расстроило. Жители юга привыкли обитать в серости, жаловаться на слякоть и туман, приходящие вместе с августом и не желающие покидать города вплоть до знойного мая, а потому резкая смена климата, постигшая Йошеру в этом году, оказалась для них облегчением. Была только середина дня, а Итан Кавальканте, казалось, уже потерял всякую надежду на спокойную жизнь. Сидя в своем кабинете, мужчина из-под полуопущенных век наблюдал за очередным должником, поверившим в себя и решившим связаться с «Сельтской крысой». Боже, и почему никто не удосужился придумать Итану более оригинальное прозвище? Может, методы его работы и не были безукоризненно честными, но он точно не был крысой. За двадцать лет в этом городе, пройдя тяжелый путь от разносчика в дешевой пивнушке до одного из лучших финансистов, Итан ни разу не опустился до откровенной грязи, и если полы его плаща и были слегка запятнаны, то всё равно оставались чище, чем у иных дельцов Сельта. Тучи плавно застилали небо, на радость карманников превращая улицы в темные лабиринты, и Итан с тоской подумал о том, что фонарщики наверняка начнут смену раньше, а значит, Берт вряд ли составит ему компанию за обедом. Эта мысль отозвалась тупой болью в висках, и мужчина с отвращением посмотрел на притихшего подле него парнишку. Интересно, о чем тот думал, идя сюда? Надеялся на отсрочку, на прощение? На что вообще можно надеяться, занимая деньги у Кавальканте? Впрочем, сегодня у Итана не было времени на глупости. — Так что ты говоришь, случилось с твоей сестрой? — длинные, тонкие пальцы едва заметно коснулись висков. Нельзя показывать свою слабость. Даже этому мальчишке. — Она слегла, господин. Врачи говорят, помрет скоро, — мальчик заламывал руки, шмыгал носом и смотрел исключительно в пол, словно был забитой собакой, стоявшей пред своим строгим хозяином. Жаль только, что Итана не трогал столь безобразный спектакль. — Вот как, очень жаль. Получается, возвращать долг ты не собираешься? — Нет, господин Кавальканте, что вы! Я верну все до последнего эра, уверяю вас. Мне всего лишь нужна отсрочка. Я смогу заработать, прошу вас. — Конечно, конечно. Ни секунды в этом не сомневаюсь, Вернон, — Итан выдавил из себя самую дружелюбную улыбку, на какую был способен, и махнул рукой своему помощнику, тем самым давая вполне четкое, но понятное лишь им двоим указание. Вернон тем временем расслабился, мягко выдохнул, и в отблеске подвешенных под потолком свечей, показался Итану не таким уж жалким, возможно, даже привлекательным юношей. Среднего роста, с правильными чертами лица и очень редким для юга миндальным разрезом глаз. Да, он определенно очарователен, в нем есть шарм. За такого дорого заплатят. — Я знаю, что ты можешь заработать, Вернон, ты очень трудолюбивый и ответственный мальчик. Стал бы я иначе спонсировать себя? Вот только сумму в три тысячи тор не так просто получить честным путем, ты так не думаешь? — Я смогу покрыть долг за три месяца, господин. — А если сестра умрет? — Простите? — внезапный вопрос явно выбил парнишку из колеи. — Если твоя сестра умрет, тебе не придется тратиться на еду и лекарства для нее. Сумеешь рассчитаться быстрее, — Итану порядком поднадоела эта беседа, голова раскалывалась, настенные часы при каждом движении минутной стрелки раздражающе дребезжали, а мир сужался в глазах до одной пульсирующей точки, медленно расплывающейся в душном сумраке кабинета. Наконец широкая дубовая дверь распахнулась, впуская в комнату двух стражников в фиолетовых ливреях и каплю свежего воздуха. Итан поднялся со стула и подошел к окну. В каждом его движении окружающие видели угрозу, когда на самом деле там была лишь накопившаяся с годами усталость. Беглым взглядом окинув простирающуюся внизу, опустевшую улицу, мужчина обернулся, и, глядя прямо в глаза застывшему от ужасу мальчику, произнес: — Я легко мог бы дать тебе три месяца, правда. Но как тогда быть с остальными, Вернон? Что мне делать с теми, кто, посмотрев на тебя, решит воспользоваться моей добротой и так же потребует отсрочки? Я кредитор, Вернон, а потому не могу позволить себе быть великодушным. Густые тени сгущались на стенах кабинета, и среди них высокая фигура крепкого, статного мужчины у окна казалась ещё более величественной и пугающей. Сейчас Итан Кавальканте был похож на каменное изваяние, он был в своей стихии и прекрасно понимал это. Мужчина видел в глазах мальчишки вязкий страх, чувствовал горькое отчаяние, когда руки стражников коснулись его худых плеч. Итану было противно. Итан ненавидел себя. Итан знал, что сам выбрал этот путь. — Но тебе повезло, я не брошу тебя в тюрьму, Вернон. Я действительно дам тебе шанс заработать. Не так как ты планировал, конечно, но это будет лучше, чем гнить в клетке, малыш. — Что я должен делать, господин Кавальканте? — тихий шепот, едва слышимый, но полный решимости. Возможно, мальчишка не сломается. По крайней мере, Итан очень хотел в это верить. — Ты же знаешь, что говорят обо мне в городе, да? — Многое говорят, господин. — Действительно, многое, — Итан вновь развернулся к окну, не в силах более наблюдать за собственной жестокостью, — Уведите его уже. Итан ждал криков, попыток вырваться, угроз, грязных ругательств, к которым за столько лет успел привыкнуть, но получил лишь настороженный, ледяной взгляд в спину, отчего невольно поежился, вновь схватившись за виски. Ему отчаянно хотелось вдохнуть, но воздух в комнате был спертым, раскаленным пламенем свечей, а пространство ощущалось натянутым полотном, готовым порваться в любую минуту. — Я не вернусь, Эдгар, перенеси все встречи на любой свободный день, — вскользь бросил он замешкавшемуся в дверях помощнику и поспешил выйти на улицу. Оказавшись снаружи, Итан бездумно побрел в сторону канала. Морозный воздух дарил ему свободу, которой так не хватало в стенах конторы. Мужчина шел, не разбирая пути, пока не уткнулся в витиеватый, кованый забор, ограждающий набережную. Вокруг порта уже горели огни. Как он и думал, фонарщиков выгнали среди дня. Интересно, как там Берт? Как ни старался Итан держать себя в руках, мысли о сыне всегда приводили его в крайнее волнение. Его мать, бывшая жена Итана, умерла ещё восемь лет назад, когда Берту только исполнилось четыре года. Мальчик совсем её не помнил, но почему-то считал ангелом, несправедливо павшим по вине мужа. Итан мог бы рассказать сыну правду, мог бы поведать о том, как эта несчастная женщина годами обманывала семью, влезала в долги, бросала ребенка на попечение чужих людей и, в конце концов, скончалась в стенах одного из дешевых, грязных борделей, но мужчина не хотел рушить образ, по крупицам сложенный наивным детским сознанием. Когда-нибудь потом. Когда-нибудь потом он обязательно всё расскажет, а пока пусть жизнь идет своим чередом. В конечном итоге, Итан Кавальканте действительно старался быть хорошим отцом. Сжимая в руке так и не зажжённую, но уже промокшую папиросу, мужчина наблюдал за тем, как маленькие снежные пушинки, отражая свет фонарей, оседали на карнизах окрестных домов. Итан любил осень. Ему нравилось наблюдать, как, оказавшись погребенными под покровом опавшей листвы, умирают страхи и надежды. Вот только в этом году всё было иначе — его надежда наконец восстала из пепла. Сверив время, Кавальканте поторопился поймать извозчика, что в сложившихся условиях оказалось непросто, и отправился в «Эсперанс», небольшой ресторанчик с видом на набережную. «Эсперанс» славился своей публикой — успешные дельцы, чиновники, люди благородных кровей, актеры и писатели. В общем, все те, кто был так близок Итану, и кого он так откровенно презирал. Мужчина был уверен, что его уже ждали, а потому удивился, когда приветливый, почтительный юноша провел его к пустому столику за ширмой в конце зала. Видимо, Марине не повезло с транспортом. Минут десять Итан потратил на выбор вина, успев отметить, что в последние дни стал слишком много пить, ещё минуты три уделил разглядыванию атласных салфеток и серебряных приборов, а затем, наконец, уловил знакомый стук каблуков по мраморному полу. Она была восхитительна. Впрочем, как и всегда. Казалось, минувшие годы лишь приумножили красоту женщины, уверенно занявшей место напротив. — Удивительно, Кавальканте пришел вовремя! Видимо, теперь мне придется извиниться? — лукавая усмешка отразилась в лазурных глазах, и Итан впервые осознал, насколько мучительной была для него долгая разлука. — Не утруждайся. Марина не отрывала взгляда, Итан не смел сдаться первым. В конце концов, он знал, что поступает правильно, каждый его шаг, каждое принятое решение были заранее выверены, он не мог позволить себе оступиться. Было бы славно всегда рассчитывать лишь на себя, как это обычно делали отважные герои глупых пьес. Вот только реальность отличалась от вымысла ровно настолько, насколько могла считаться реальностью. Именно поэтому сейчас ему нужна была Марина. — Я всё узнала, — начала женщина, слегка склонив голову набок, — письмо действительно написано Халимом, совпадает не только манера, но и рука в целом. Скорее всего, твой брат просто торопился, а потому некоторые фразы и очертания символов кажутся непривычными, но, как бы там ни было, письмо отправил именно он. Если до этого Итану казалось, что над его головой занесен острый клинок, а ноги сами ведут к краю пропасти, то сейчас ему буквально перерезали горло. Он хотел бы что-то сказать, но в виски ударила новая волна боли, а в горле пересохло так, что он едва мог выдавить пару невнятных звуков. Принесенные Мариной новости были одновременно потрясающими и убийственными, и если ещё неделю назад Итан был взволнован и полон решимости, то сейчас оказался буквально ошеломлен и не понимал, как должен реагировать. — Не смотри на меня так, дыру прожжешь, — женщина лишь улыбнулась и достала из кармана брюк сложенную в несколько раз бумагу, — Не хочешь забрать? Итан протянул руку, коснувшись мягкого, шершавого листа, и вернулся в реальность. — Вы нашли мальчика? — Посмотрите на него, хочет всё и сразу! Но, да, конечно, мы нашли мальчика. — Почему он ещё не здесь? — А должен быть? — Марина слегка вытянулась, окинув собеседника тяжелым, слегка нагловатым взглядом, пригубила вина и продолжила, — Я не работаю на тебя, Кавальканте. Ты ворвался в мой дом посреди ночи, кинул чертово письмо, и без объяснений удалился. Это было как минимум невежливо. А если вспомнить, что пару лет назад ты сам разорвал наше общение, то сложившаяся ситуация кажется просто абсурдной. — Чего ты хочешь? — бессмысленный вопрос, ответ на который Итан и сам прекрасно знал. Марина хотела объяснений. Если бы не накрывшая город непогода, мужчина не стал бы тратить время на выяснение отношений, изначально он планировал уложить разговор максимум в десять минут. Но дома Итана сегодня никогда не ждал, а «Эсперанс», привыкший хранить секреты своих неординарных посетителей, был лучшим местом для подобного диалога. — Для начала расскажи, почему бросил меня пять лет назад. По одному только тону мужчина понял, как она зла, спустя столько времени Марина так и не смогла отпустить ситуацию. Пожалуй, её можно было понять. Тогда Итан просто исчез, ушёл среди ночи и больше не появлялся, у девушки было право злиться. — Ты же знаешь, что наши отношения изначально были пустой авантюрой. Мы слишком разные, Марина. И если в обычных обстоятельствах мы ещё могли ужиться, то когда на весь Сельт гремело дело Тейлора, нам стоило быть по разные стороны баррикад. — Так дело лишь в этом? — А в чем ещё? Я, прежде всего, несу ответственность за сына, а значит, не мог потерять всё по щелчку пальцев. Рано или поздно ты втянула бы меня в расследование, и не смей говорить, что это не так. У вас было ровным счетом ничего против Тейлора, но власти так отчаянно хотели посадить его за решетку, что давили с каждым днем всё сильнее, им нужен был обвинительный приговор, причем как можно скорее. Я ушел раньше, чем ты смогла мной воспользоваться, вот и всё. — Ты действительно думаешь, что я смогла бы так поступить? — их голоса оставались спокойными, но в глазах бушевала буря, способная смести всё на своем пути. — Уже поступила. Я знаю, что ты рылась в моих документах, — фраза, словно хлесткая пощёчина, заставила шторм улечься, более Итан не чувствовал себя пристыженным, — Наверняка всё оказалось чисто, вот только доверие запятналось. Я не был к этому причастен. Хоть мои шкафы и полны скелетов, махинаций с казной там нет и в помине. — Я не пыталась обвинить тебя. — Кто знает. В любом случае, не поддержать тебя я не мог, выступить против Тейлора с его влиянием тоже не мог. И я просто ретировался, сняв свою фигуру с игрального поля. Ты можешь считать это неправильным, но на самом деле, моё решение уберегло нас обоих. С этим сложно было спорить. Марина знала, что поступила слишком грязно и необдуманно, но тогда и она была слишком молода, а чего ещё ожидать от юной девушки, всеми силами стремившейся к власти. Гордость долгое время закрывала ей глаза на собственные проступки, а потому женщина лишь сейчас по-настоящему поняла, что была в шаге от позорного предательства. Кавальканте и Тейлор слишком тесно общались на заре своей карьеры, и далее всегда оставались дружны настолько, насколько позволял род их занятий. Она действительно хотела привлечь Итана, хотела сделать его незримым шпионом, личным информатором, вот только возлюбленный исчез раньше, чем Марина успела продумать позорный план. — Теперь мы можем вернуться к Калебу? — мужчина говорил спокойно, уверенно, ничто не выдавало его нетерпения или раздражения. Итан определённо научился достойно держать себя в обществе. — Насколько мне известно, сейчас он в Грасе. — Изумительно. Почему ещё не здесь, вот о чем я спрашивал. — Мы не можем забрать его, не вызвав подозрений, Итан. Не ты один его ищешь. — Значит, всё, о чем писал Халим, правда? — вопрос был скорее риторическим, и на самом деле мужчину волновало совсем другое, — Мне следует опасаться? — Послушай, тебе следует просто не соваться. Без нашего покровительства мальчик не протянет и месяца, и если и вспомнит о существовании мифического старшего дяди, то добраться сюда не успеет. Неужели ты всю жизнь так резво бежал от проблем, чтобы в конце концов просто найти новые? — Он мой племянник, Марина, часть моей семьи, — Итан на миг замолчал, а потом холодно бросил, — Хотя откуда тебе знать о семейных узах. Женщина сделала вид, что пропустила колкость мимо ушей, хотя и была глубоко ранена таким пренебрежением. Когда-то давно она хотела семью, но разве суждено людям всегда получать желаемое? — Я ничего не знаю о семейных узах, но многое знаю о законе, служителях и о смерти, Итан. Приютив Калеба, ты навсегда изменишь привычное течение реки. Мальчишка наверняка захочет придать свое прошлое огласке, заручившись твоей поддержкой, вот только для Итана Кавальканте это откровение окажется фатальным. — Кавальканте давно пора на тот свет. В сиянии тяжелых восковых свечей глаза Итана казались кристальными. Он обернулся к окну, поймав взглядом горящий фонарь, и стал следить за сбивчивым танцем снежинок, кружащихся в потоках порывистого ветра. Погода совсем разбушевалась, оставалось лишь надеяться, что Берт успел добраться до дома. Неожиданно мягкие пальцы коснулись его руки: — Ты правда хочешь покончить с этим, Итан? Много лет назад, мысленно задавая себе этот вопрос, Итан был уверен, что никогда не вернется к прошлому. Убегая из родительского дома, он считал, что навсегда теряет связь с родными и начинает новую, достойную жизнь. На протяжении двух десятилетий мужчина успешно сторонился расспросов о семье, детстве, родном городе — обо всем, что так или иначе связывало его с культом, в котором он родился и вырос. Итан буквально создал нового себя, принеся в жертву себя реального. Он, пусть и не слишком легальным путем, получил документы на новое имя, скроил звучную легенду о бедной сиротке, брошенной на произвол судьбы, и смог влиться в общество, которое на деле было ему чужим. Сейчас Итан Кавальканте был успешен, богат, имел власть и влияние. Тем временем глубоко внутри всё ещё жил Итан Амен. — Думаю, давно пора. Помоги ему. Я щедро заплачу. — Это не очередная сделка, Итан, — Марина опустила взгляд, но продолжила, — Хотя есть ли у меня выбор? «Можно считать, договор заключен», — с этими мыслями Итан наблюдал, как его спутница плавно вышла из-за стола и двинулась в сторону выхода. Он знал, что между ним и этой женщиной всё давно кончено, но был рад, что спустя столько лет ещё мог рассчитывать на неё. — Итан, — твердый, но немного смущенный голос заставил его обернуться, — Я опоздала, потому что встретила Берта. Он уже дома, не беспокойся. Итану следовало быть благодарным, вот только он не был. Ножом по сердцу полоснула мысль о том, что сын легче принимал помощь от дальних знакомых, чем от собственного отца. Берт отказался брать семейные деньги и пошел работать фонарщиком, лишь бы как можно меньше зависеть от отца, а мальчику было всего двенадцать. Хорошо хоть согласился на частную школу. Итан хотел как лучше. Думал, что сможет изменить свою судьбу, вот только вышло всё наперекосяк. Итан Амен был старшим сыном рода Аменов, занимавшего некогда одну из главенствующих позиций в небезызвестной секте. Он должен был вырасти благовоспитанным, послушным и преданным делу, а вырос ярым противником всего, что ему проповедовали. Так сложилось, что у Иавала Прея, в то время руководившего сектой, не было сыновей. Удивительно, как Энму не одарил своего преданного служителя ни одним мальчиком, да и в принципе даровал тому одну лишь дочь? Насколько Итан мог судить, Велда и тогда не отличалась приятным нравом и была обычной маленькой богачкой, упивающейся собственной властью. Иавал позволял девчонке слишком многое, а потому она привыкла обращаться с людьми, как со своей собственностью. И вот однажды родители обеих семей решили объединиться, чтобы сохранить могущество в своих руках. Итан знал, что жениться на Велде, приняв руководство культом в свои руки. Вот только такая перспектива казалась юноше сомнительной. С детства он жил, зная, что младший брат должен умереть. Итан даже не старался сблизиться с ним, избегал любого контакта, боялся взглянуть в глаза тому мальчишке, что с заливистым смехом носился по дому, ребячески громя всё на своем пути. Ему казалось, он был любим. Но Итан знал правду. Знал и ничего не сказал. Он даже не помнил имени младшего брата, ведь имя делало из безвольной куклы живого человека со своим характером, мечтами, увлечениями, а этот несчастный мальчишка должен был остаться в памяти Итана безымянным. Так было проще. Халим осуждал Итана за это, клеймил бесчувственным, умолял пощадить брата, а родители, со снисхождением смотревшие на неразумного средненького, тихо радовались, что он никогда не будет представлять их семью в качестве полноценного члена культа. Средние дети выпадали из системы ценности служителей, а потому Халим, всегда мечтавший о славе и признании, должен был поступить в академию и покинуть отчий дом навсегда. Никому не было дела до его взглядов и суждений, он был просто красивой картинкой, доказательством мужской силы отца. Так было ровно до того момента, пока одним зимним утром в имении Аменов не досчитались одного человека. Итан сбежал. Без вещей, без денег, без оружия, прямо накануне своего официального отъезда на учебу. Юноша знал, что у него есть лишь эта ночь, в академии к нему будет приковано слишком много взглядов. Итан выкрал в школьной аптечке снотворные травы и, усыпив родителей и братьев прямо за прощальным ужином, традиционно проходившим без слуг, и поспешил уйти. Он знал, что его не будут искать, скорее просто объявят мертвым, ведь за измену старшего сына сурово карается вся семья, а Аменам не нужны были лишние проблемы. Итан также понимал, что его обязанности полностью лягут на плечи Халима, и отчасти ему было стыдно перед братом, но юноша не хотел становиться убийцей, он был другим. Он был лишним, и сейчас всего лишь хотел найти свое место. Халим рос безвольным, а значит, ему было легче покориться воле судьбы. Брат сможет выжить — так думал Итан, спустя много дней нашедший, наконец, приют в южном Сельте. Итан Амен превратился в Итана Кавальканте. Его действительно не искали, а значит, он мог со спокойной душой похоронить прошлое под руинами разрушенных за столько лет надежд на нормальную жизнь. Всё шло гладко, пока на почтовый адрес господина Кавальканте не пришло письмо. Без марки, без адреса, без подписи. На чертежной бумаге. Это был Халим. Тогда сердце Итана впервые пропустило удар. Мужчина ожидал чего угодно, ждал обвинений, угроз, клякс от размытой слезами туши, но получил лишь слова о прощении. И новость о смерти младшего. Легкой и безболезненной смерти. Халим не мог помочь ему выбраться живым, но смог облегчить мучения. Конечно, когда ребенок не проснулся очередным утром, каждый в поместье знал, кто приложил к этому руку. Вот только что они могли сделать, если Халим оставался их единственной надеждой. Также Халим писал, что в скором времени у Велды должен родиться первенец, и весть эта могла бы всколыхнуть на сердце Итана негодование, вот только Халим уверял, что не позволит никому и пальцем тронуть своих детей. Как бы брат ни хотел, он не мог избегать Велду, оставив семьи без наследников, ибо от этого зависела его жизнь. Но, видимо, пережитые в юном возрасте потрясения, превратили мягкого и бесхитростного парнишку в осторожного и предусмотрительного стратега. Очевидно, у Халима был план, и Итан безмерно гордился братом. То письмо вернуло Итану давно утраченное чувство принадлежности к чему-то большему, чем он сам. У него всё ещё был брат, какими бы они ни были, где бы они не находились, они были заодно, и даже если со стороны всё казалось хрупким, словно фарфор, на деле их связь была нерушима. Халим просил не писать ему, заботиться о своей безопасности и жить счастливо за них обоих. Итан не выполнил ни одной из этих просьб — ответ он отправил в Эвед тем же вечером на адрес почтовой службы скалистого округа, надеясь, что брат всё-таки получит его. Чудо, что спустя столько лет они оба всё ещё были живы. Ну, или хвала удивительной осмотрительности Халима. Письмо, которое Итан сейчас держал в руках, пришло чуть больше недели назад. Всё так же — без опознавательных знаков. Только увидев уже знакомую бумагу, Итан пулей проскочил в кабинет и, заперев дверь, раскрыл тонкий конверт. Ожиданий не было, была лишь искренняя надежда, нестерпимое желание прочесть хоть строчку от родного человека. Но мельком взглянув на неровный, сбившийся текст, Итан, казалось, забыл, как дышать. Халим просил его о помощи. Паника закралась в сердце Итана, притащив за собой сомнения. Вдруг, письмо написано не братом? Делец не должен действовать сгоряча, разум должен оставаться холодным. Сидя перед затухающей свечой в одном из лучших заведений Сельта, Итан ругал себя за медлительность. Из-за пустых подозрений драгоценные дни были упущены. Он смотрел на едва заметную струйку дыма, поднимающуюся от обугленного фитиля и думал о цикличности жизни. Когда-то он сам бежал, бросив родного брата умирать, а сейчас должен спасти племянника. Надо признать, этот Калеб был смелым. Он был их с Халимом наказанием и одновременно их наградой. Он был их правосудием, и Итан собирался выслушать приговор с гордо поднятой головой. Он развернул аккуратно сложенный лист и вновь вчитался в уже заученные строки. «Дорогой брат, я надеялся никогда более не писать тебе, но судьба распорядилась иначе. Вчера произошло то, чего никто не мог предугадать. Калеб сбежал. Естественно, новость не придали широкой огласке, но моего мальчика уже ищут. Ты должен перехватить его. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы посодействовать сыну, но у нас всё равно мало времени. Береги себя. Спасибо за всё». Слишком коротко, слишком емко, слишком неаккуратно. Будь его жена чуть внимательнее, их бы уже нашли в одном из множества каналов Сельта, плавающими лицом вниз. Как хорошо, что ненависть и самолюбие закрывали этой женщине глаза. Итан никогда не был героем. Он был тем, кто, стоя в темном углу подворотни, молча наблюдая за перестрелкой, а затем собирал деньги, как с победителей, так и с проигравших, которым эти жалкие бумажки уже не были нужны. Итан делал всё тихо — чужими руками, на чужой территории. Видимо, настало время что-то менять. Сквозь разноцветные витражи проникли первые за этот день лучики солнца, окрасившие просторный зал узкими бликами. Зеленые, красные, желтые, синие полоски света отражались на немногочисленных в столь ранний час посетителях, но опустивший голову Итан не мог видеть этого. Он думал о брате. Нет, не о Халиме, а о том мальчишке, имени которого даже не помнил. Впервые Итан захотел вернуть время назад, внимательно всмотреться в его лицо и навсегда запечатлеть в памяти. Интересно, Калеб похож на него? Похож ли он на Халима? Какой он по характеру? Подружиться ли с ним Берт? Вопросы роились в голове, туманом окутывая сознание. Внезапно Итан ощутил, что головная боль, мучившая его весь день, отступила. Тело было легким, взгляд — ясным. Жизнь никогда не была легкой, ни дня не была понятной. Итан привык цепляться за простые, малозначимые порой вещи, бытовые проблемы и насущные дела. Он научился находить смысл в чашке утреннего кофе, удачной сделке, сходившихся счетах. Он жил ради мимолетных улыбок Берта, теплой постели с накрахмаленными простынями, горячего ужина в шикарно обставленной гостиной. Раньше, когда дела шли ещё не так удачно, Итан существовал от перестрелки до перестрелки, жил на чаевые, полученные в таверне старого порта, и боялся не оплатить комнату в обшарпанном притоне на окраине. Теперь же он был одним из самых могущественных дельцов Сельта со связями во всех частях Йошеры, жил в изысканном особняке в самом центре, содержал несколько игорных домов и борделей, кредитовал чиновников, ученых, крупных торговцев. Этот путь не был простым, и, честно говоря, Итан сам не до конца понимал, как сумел выбиться в люди. Жизнь никогда не была легкой и до сегодняшнего дня ни разу не была понятной. Но теперь Итан Амен знал всё наверняка. Хрустальный графин из-под вина отразил очередной солнечный блик. Где-то снаружи послышались крики, вырвавшие Итана из забытья. Мужчина бесшумно поднялся на ноги и, оставив хорошие деньги персоналу, вышел на улицу. Оказывается, уже наступил вечер. Небо, словно написанное крупными акварельными мазками, расплывалось на горизонте. Сапфировый, лазурный, пурпурный, персиковый — это не могло быть настоящим, но всё же глаза не способны так обманывать. Вывалившиеся на улицы после непогоды люди толпами сновали по переулкам, шумно переговаривались и выглядели счастливыми, словно малые дети. В воздухе пахло смолой. Видимо, в доки привезли свежую древесину. «Нужно выкупить пару партий, в январе продам втридорога», — подумал Итан, на ходу заскакивая в повозку. Дома его ждал Берт, как всегда угрюмый и холодный, под стать отцу. Но как бы ни складывалось их общение, как бы они оба не избегали лишнего контакта, отец и сын дорожили друг другом, а потому Берт всегда волновался, если Итан задерживался на работе. Бывало, мальчик даже не ложился в постель, пока не хлопнет тяжелая входная дверь, оповещая о приходе отца. Это была любовь, понятная лишь им двоим, их маленький мир, в котором никому более не было места. Однако Итан был уверен, что с приездом Калеба всё изменится. Впервые в жизни Итан Амен позволил себе поверить в лучшее.