Мифологема Стокгольмского синдрома

Так почему же синдром?

В современном представлении понимания «синдрома» важную роль сыграл Томас Сиденгаме. Объясняя его как «группу взаимосвязанных симптомов, имеющих общее течение, причины и механизмы развития». Таким образом, сам термин «синдром» не означает болезнь или отклонение. Он подразумевает совокупность факторов имеющих общие черты. Позже эту формулировку заимствуют психологи и социологи. Например: «Синдром роста» Эриха Фромма. Он описывается как стремление человека к биофилии, любви и свободе. «Синдромом роста» он объяснял факторы, которые переплетаются друг с другом и приводят к нормальному развитию личности, свидетельствующему об уровне её прогрессии. Есть и другие синдромы, которые не имеют никакого отношения к болезни, патологии или отклонению от нормы: «Синдром второкурсника», «Синдром Дориана Грея», «Синдром Мюнхгаузена», «Синдром студента» Конрад Лоренц, наблюдая за серыми гусями, открыл такое понятие, как импринтинг или запечатление. Суть запечатления в том, что только что вылупившиеся гусята принимают за «маму» любое существо, встретившееся им в первую очередь. Не имеет значение, будет ли это гусыня, собака или человек. Позже это назовут «Синдром утенка». В психологии человека «Синдром утенка» подразумевает принцип, по которому человек, сталкиваясь с какой-либо областью, впервые изучая и погружаясь в неё, считает, что первый встреченный им объект из этой области — самый лучший, самый правильный, а все прочие воспринимаются в сравнении с первым объектом. Чем меньше они похожи на первое впечатление, тем они хуже — говорит нам «Синдром утенка». Например: первый сезон любимого сериала всегда лучше последующих. Первую любовь многие из нас продолжают искать всю жизнь в других людях. После того как термин «синдром» перекочевал из медицины, применять его стали в намного более широком смысле. Синдром — это характеристика совокупностей психических свойств, их проявлений, сочетание психических свойств, их определённых признаков и состояний. Таким образом, «Стокгольмский синдром» — это естественная форма адаптивного поведения жертвы под влиянием факторов, которые угрожают её жизни, здоровью и безопасности. Стокгольмский синдром не включён в Руководство по диагностике и статистике психических расстройств. Он малоизучен, а ряд учёных и вовсе не признают его как самостоятельное явление.

Отличительные черты, по которым можно предвидеть развитие «Стокгольмского синдрома» у жертвы:

1. Отсутствие схожего жизненного опыта. Человек никогда не сталкивался с насилием и доминированием над собой. 2. Отсутствие жизненного опыта в принципе. Инфантильные взрослые и дети более расположены к развитию «Стокгольмского синдрома» в его привычном понимании привязанности и симпатии. 3. Трусость. Человек мог столкнуться с насилием раньше и имеет опыт, но предпочитает быть жертвой. Мотивация таких людей проста: либо я заложник, который выживет, либо я труп, которому не удастся пробежать и пары метров. 4. Психология толпы. Все сидят, и я останусь.

Причины возникновения «Стокгольмского синдрома»:

1. Ограничение свободы и полная изоляция жертвы от мира. 2. Единовременное и массивное или длительное и равномерное воздействие на психику жертвы посредством морального и/или физического насилия. 3. Минимальная агрессия со стороны преступника.

Причины, по которым «Стокгольмский синдром» не будет развиваться:

1. Жертве заранее было известно о возможном нападении. 2. Жертва прежде сталкивалась с подобными случаями. 3. Преступники не проявляют ничего, кроме агрессии. 4. Языковой барьер. 5. Личностные качества обеих сторон. 6. Большое количество преступников и большое количество жертв не способствует тесному контакту первых и вторых, как следствие, не допускает развитие какой-либо связи. 7. Расовые, этнические, культурные и идеологические предрассудки одной или обеих сторон. 8. Короткий промежуток времени. Согласно данным ФБР, на развитие связи между жертвой и преступником требуется от двух до пяти дней. 9. Убийство одной или нескольких жертв на глазах у прочих. В этом случае цепочка постоянного, но стабильного страха у жертвы прерывается резким выбросом адреналина, и она переходит в состояние ужаса, паники или ярости. 10. В случаях, когда жертва занимается активной деятельностью: помогает раненым, наблюдает за поведением агрессоров, заучивает их слова, действия и манеры, «Стокгольмский синдром» развивается редко. Такие люди не зацикливаются на своем страхе, а переключаются на внешние отвлекающие факторы, которые в последствии помогают им справиться со стрессом.

Признаки Стокгольмского синдрома:

1. Первоначальный шок. Жертва не воспринимает случившееся как реальную угрозу, и все её эмоции переходят в режим накопления. 2. Жертва испытывает положительные чувства к похитителю за любую проявленную заботу или снисходительность, уступки и вольность. 3. У жертвы возникает страх, недоверие и гнев по отношению к тому, кто хочет её спасти.

Причинами подобного поведения жертвы можно назвать столкновение с когнитивным искажением.

С одной стороны, преступники угрожают их жизни, здоровью и безопасности, с другой — преступники становятся их защитой. Только терпение и снисходительность преступников отделяет жертву от гибели, в то время как спасение — это непостоянная переменная, которую невозможно оценить. В таком случае подчинение, лояльность и понимание мотивов преступников — это единственный способ сохранить свою жизнь. Сопротивление, агрессия и помощь спасателю — неоправданный риск, ведь в случае штурма заложники не имеют средств для собственной защиты и находятся между двух огней. Первый из способов объяснить «Стокгольмский синдром» с научной точки зрения — это фундаментальная ошибка атрибуции.

Атрибуция — это присвоение каких-либо свойств и качеств человеку, событию или объекту с целью объяснения причин их поведения.

Атрибуцией мы пользуемся повсеместно. Например, ваш неудавшийся пирог сгорел по вине духовки. Ваша ставка на лошадь не сыграла потому, что лошадь была старой, а её подковы — новыми. Фундаментальная ошибка атрибуции выглядит примерно так: На встречу с друзьями я опаздываю из-за задержавшихся поездов, автобусов или пробок, но если опаздывает мой друг — это он несобранный и безответственный разгильдяй, который мало того, что не смог выйти заблаговременно, так ещё и в пробку попал. То есть: все мои проблемы из-за внешних факторов, а чужие из-за их личных качеств.

Казуальная атрибуция, которой мы объясняем себе то или иное поведение бывают трёх типов:

1. Объектными: моя любимая команда проиграла матч, потому, что лил дождь и поле размыло, а не потому, что они плохо играли. 2. Личностными: он стал холоден и безразличен к моим чувствам и переживаниям, поэтому я ему изменила. 3. Ситуативными: я съел чужой обед на работе, потому что давно не ел и был голоден. В случае со «Стокгольмским синдромом» свои действия жертва может объяснять с помощью ситуативной атрибуции.

«Я привязался к террористу, потому что хотел сохранить свою жизнь. Только моё понимание его мотивов, моё подчинение его приказам и моё разделение его взглядов отделяют меня от смерти».

Второй способ объяснения «Стокгольмского синдрома» — это идентификация. Жертва зациклена на чувствах и эмоциях похитителя, уделяя им всё свое внимание, чтобы избежать наказания. Вдобавок избегая тем самым своих собственных, как правило, отрицательных чувств, эмоций и действий. Таких как: проявление гнева, паники, слёзы, заикание, несогласие, непокорность. Это, по мнению жертвы, может привести к агрессии в её сторону. Агрессия в свой черёд, значит смерть. В таких условиях чувство страха не идёт на спад, не растёт и не находит выхода. Страх продолжает копиться дни и недели, перегружая нервную систему человека. Это вынуждает психику активировать более сложные и неизменяемые механизмы защиты. Подобные механизмы срабатывают в особенно стрессовых и безвыходных ситуациях с людьми, которые не могут похвастаться стойким ментальным здоровьем, но ещё чаще — с детьми. При столкновении с внешней опасностью субъект, то есть жертва, идентифицирует себя с агрессором. Жертва примеряет на себя акт агрессии, физический, моральный облик агрессора или подражает поведению агрессора. Подобные случаи происходили в концентрационных лагерях во время войны. Военные назначали «старшего» по бараку из числа узников. Такие люди в экстремальных условиях ассоциировали себя с агрессорами, а порой становились гораздо более жестокими по отношению к узникам, чем надсмотрщики. Польский психиатр и психолог Антон Кемпинский описал подобный феномен как бессознательную надежду.

«Если мы тоже агрессоры, то нас минует участь всех остальных узников лагеря смерти».

Последнее возможное объяснение «Стокгольмского синдрома» связано с защитным механизмом регрессии. Такой механизм может прийти в действие в условиях тотального контроля со стороны похитителя и его минимальной агрессией. Когда уровень накопленного стресса превышает показатель, за которым жертва уже не может пережить его без непоправимых последствий. Тогда в дело вступает последний рубеж защиты — вернуться в детство. В таком случае психика жертвы откатывается до младенчества, в котором о ней заботилась мать. Мать и её любовь была единственным фактором того, что ребёнок будет жить. Жертва перекладывает образ родителя на агрессора из-за схожести условий. От агрессора зависит будет ли жертва есть, коммуницировать с окружающим миром, будет ли у неё сон. Все решения, как и в детстве, за него принимает кто-то другой. Не имеет значения, каким путём пойдёт жертва: регрессией, идентификацией или фундаментальной ошибкой атрибуции. После освобождения или при длительном заточении её неизбежно ждёт посттравматическое стрессовое расстройство.

Выводы:

«Стокгольмский синдром» слишком широкое понятие, которое охватывает множество факторов. Иногда эти факторы разнятся от случая к случаю кардинально. Его невозможно изучить и выявить строго определенные паттерны поведения жертвы. Назвать тот или иной случай связи жертвы и агрессора «Стокгольмским синдромом» — это всё равно что сказать «по дороге проехала машина», описывая самолёт. В большинстве известных случаев, когда жертве ставили «Стокгольмский синдром» с ней не проводили никаких тестов, исследований или даже элементарных бесед. Никто не задавался вопросом о том, почему жертва повела себя так, а не иначе, предпочитая объяснить её поведение целиком двумя красивыми словами: «Стокгольмский синдром». Статьи, исследования и расследования по этой теме проводили не специалисты, а репортёры и журналисты. Как думаете, будь вы на их месте, зарабатывая на жизнь тем, что ваши статьи читают, вы бы писали правдиво или интересно?