Ладья вечности

За горизонт зашёл Атум-Ра, напоминая девушке, что время исполнения клятвы наступило. Эвтида облокотилась о стену хет-ка в надежде не потерять последние чувства, стоять ровно до момента появления эпистата. Весь день провела она в тягостных молитвах Маат и Бастет, моля защитить её перед грозным Аменом. Когда в слабом свете от пламени в горшках с маслом возник образ того, кого величали белым диском на небе, иб девушки забился в агонии. Пронзительный взгляд вершителя воли Мафдет, одаренного силой самой Маат, ходящего под всевидящим оком небесного бога Гора, заставил вжаться растерянную Эвтиду в шершавые, покрытые илом, стены. — Дождалась, — объявил Амен, присаживаясь на сундук. В нем не было сейчас злости или гнева — то было худшим предвестником начала бури. Белые волосы окропили красные капли. Всеми силами девушка пыталась не смотреть на них, но мысли жили отдельно от ба, заставляя представлять, как разделывается с беглецами эпистат. Чья это кровь: Реммао или Реймсса? Подняв один из кувшинов с водой, что оставила Агния для охлаждения хет-ка ночью, он полил себе на руки, смывая на иловый пол грязь и засохшую кровь. Тонкая струйка потекла к голым ногам девушки, омывая гладкую кожу позором. Огибая, вода мчалась по наклону. Эпистат не смотрел на неё. Хат Амена не выдавал злых намерений, но Эвтида знала: ей придётся под взором и клятвой Маат говорить истину. Он не отпустит, не позволит уйти, не пожалеет несчастную шезму. Слишком много лжи было сказано девушкой, слишком много боли она причинила ему своим молчанием об учителе и ученике, о своём даре. «Сказала бы сразу же, когда только почувствовала, что судьбы наши связывает игривая Исида, то принял бы. Не сразу, но принял. Сейчас Амен не станет слушать меня, не станет верить, даже клятва гневливой Маат не поможет. Сам Сет мою-ка не спасёт, после того как эпистат под взором Аах перед шесеп Мафдет молил даровать ему исполнить долг свой и восстановить порядок на землях. Нет, сам Ра не спасёт меня!» — размышляла Эвтида, вжимаясь в стену сильней, что кожа начала чесаться от прикосновений грубого ила. Амен молчал. Он закончил смывать кровь шезму с рук своих, но не начинал говорить или молить богов о чем-либо. Задумчиво смотрел на пальцы, где под ногтями застыли остатки чьей-то жизни, касался лица своего ими, пытаясь принять истину от Маат. Он поднял с пола шесеп Бастет — защитницы женщин. Ухмыльнулся сам себе, глядя на великую богиню, словно говоря, что сейчас пойдёт против воли её и не остановится перед тем, что предрекла Исида. Эвтида глубоко вдохнула, но выдохнуть не могла — настолько сдавило иб от чувства страха. — Молилась? — Молилась, — смогла ответить девушка. — Кому? — Бастет и Нефтиде. Мужчина промолчал, поставив шесеп. Он встал. Высокий огромный Апоп был перед ней, а не верховный эпистат. Хет-ка казался маленьким для столь громадного человека, а она сама — психе, мечущаяся в небольшом пространстве под ним. Достаточно одного маха эпистата, чтобы раздавить нежную Эвтиду. — Знала, да? — спросил мужчина, смотря на Эвтиду. Взгляд яростного сокола Монту был перед ней, а не верховного эпистата: укоризненный и отчужденный. — Говори перед взглядом Аах, перед шесеп Бастет, истину, Эвтида. — Знала. Губы пересохли, во рту стало мокро от обилия слюны, что она стала давиться ею. Осела на пол, схватив себя за плечи, пока Амен наблюдал за ней. Взгляд стал свирепей, совсем немного и хет-ка вспыхнет от гнева эпистата. Схватив один из кувшинов с маслом, где горело пламя, Амен бросил его в сторону дауэр. Треск глины разнёсся по хет-ка, оглушая и без того испуганную девушку. Стекающее масло мерзко капало на разбитые стенки. Амен подошёл к ней, совсем забитой и бледной, коснулся щеки: дерзкий требовательный жест, чтобы она посмотрела на него своими светлыми глазами. Он желал верить, что она не знала, что она не имела полной истины, но взгляд объятой страхом девушки говорил больше, чем любые иероглифы. Грубо схватил за шелковые волосы Эвтиду и посмотрел прямо в глаза ей: красивая, блистательная, как сама Исида, волнующая его во время службы — она была даром Хатор и проклятьем. Очаровала его с первого взгляда в ниут, когда занималась черномажеством. Теперь он знал это наверняка. Лгала, клялась Маат, но лгала ему, отвечая на вопросы. Сам Тизиан слышал слова Эвтиды. «Проклятые шезму, что обведут любого, чтобы сохранить свою жизнь во славу Сета, и будут сеять хаос, как их бог. И почему? Почему настолько красива она? За что Птах создал её настолько слаженной? Не простую торговку усех, что стала бы верной подругой, а саму шезму, чья воля сеять зло и хворь по землям Хет-Ка-Пта» — думал Амен, рассматривая тонкие острые черты лица девушки, касаясь пальцем бледных губ, что столь желанны для него. — Я хотел подругой своей сделать, имя даровать своё, перед Несу-бити Хор-Перэнмаат Небти Неферхеперу Менес Вторым ответ держать и представить перед уаб его. Пусть ты была шезму, что ходит под Сетом, готов был простить. Но скрывать истину передо мной? Перед верховным эпистатом, кто защищает Хет-Ка-Пта по воле Мефдет? Отбросил лицо девушки, слегка толкнув, отчего она упала на спину. Беззащитная девочка, что выпускала когти, подобно миу, когда грозила опасность. И пусть было бы так, тем слаще была бы жизнь с ней под взором Хатор, но она покрывала других шезму, один из которых убил родителей Амена. Такого иб простить не могло. — Амен. Тихое шершавое обращение к нему, что кинжалом било иб, заставляя истекать кровью на глазах коварной шезму. Он не хотел слышать голос её, не знать лица её, не чувствовать бархата кожи, как той ночью, когда даровал ей великий дар Бастет, познал вместе с ней радость любви под чарами Хатор. Не мог забыть силу тонких пальцев, что обнимали его под созерцающим Аах, холод носа, касающегося плеча его, горячие шершавые губы на шее. С невиданной злобой ударил Амен по стоявшему сундуку рукой, стараясь передать весь гнев и разочарования от той ночи. От желания повторят её снова и снова… С ней. Только с Эвтидой. — Я спас тебя, да подтвердить слова мои Маат, выставив Дию виноватой в смерти Ёрана, никто из охотников в хаосе не заметил разницу между тобой и ней, приняв волю мою. Дал время, чтобы истину сказать мне. Лекаря из Пихилум просил помочь направить тебя, переборов своё ба. — Он говорил шёпотом, словно признавал перед богами ошибки свои. — Но ты, Эвтида, не послушала. Хуже, Неферуд, ты помогать бежать учителю своему решила! Ливия об этом просила, чтобы укрыл истину передо мной. — Амен, — вновь прошептала Эвтида. — Не называй меня так! Я верховный эпистат для тебя, господин, тот, кто кару Мафдет несёт! Эвтида сжалась, превратившись в забитый комок. Страх завладел ею настолько, что руки тряслись, а ноги точно бы не смогли выстоять, если Амен поднимет её. Сил не оставалось, только упасть замертво и оказаться в Херет-Нечер — вот воля была её. — Богиня Мефдет, карающая врагов Хет-Ка-Пта, несущая порядок на земли, молю тебя одобрить дело моё, волю мою. Исида, веселая богиня судьбы, за что покарала ты меня даром своим? Для чего испытание дала мне? Я верой и правдой служил тебе, вознося молитвы и дары, как того полагается эпистату. За что, Хатор, повелительница иб, ты даровала мне любовь к той, что ходит под взором Сета и сеет хаос во имя него? — Я не сею хаос. — Молчи, проклятая шезму! Отрепье Сета, твоё место в яростных песках дешрет! — Амен смотрел на неё брезгливо, как на того, кто посягнул на Хет-Ка-Пта, вызвав бешенство богов. — Маат, справедливая богиня, дай напутствие своё, одари истиной мыслью, верной богам. Он не просил у богов, как это делала Эвтида, требовал от них того, чего желал. Чувствуя себя на равных с ними. «Боги не милостивы с тобой, оттого что ты не почитаешь их, как велит всем нам» — подумала девушка. Амен замолк, перестав говорить богам требования свои. Коснулся плеча девушки, ласково провёл холодным тьехенет по ним, заставляя ощутить каждое касание и путь, что продолжил он до грудей. Льняной калазирис грубо обжигал кожу. Пальцы эпистата отогнул жесткую ткань, оголив пектораль. Эвтида почувствовала себя хокеа, что нагая стоит перед уаб. — Эвтида, прощение моё и сохранение жизни дарую. Но. — Он отпустил ткань, сказал: — Отрекись от Сета, став моей подругой, а не шезму. Эвтида отпрянула от эпистата: никогда она не позволит себе отречься от того, кто жизнь спас её, не дав опорочить маленькую девочку на глазах у матери. Она имя носит Сета, дарованное им, и отречься от него не позволит ни на земле, ни на суде Осириса. — Нет? — Голос Амена стал угрожающе-высоким. — Эвтида, нет? Слова застряли в горле. Пересохшие губы не хотели открываться, чтобы сказать ответ, вся кожа покрылась липким потом. Не успеет уйти Аах, уступив место Гор-Ахти, а Исида сесть в ладью вечности, как иб Эвтиды остановится. Животный страх был в ней перед эпистатом, но отречься от покровителя своего, великого Сета, она не могла. — Нет, господин. Хоть она и сказала ответ тихо, в пустом хет-ка её голос звучал достаточно громко, чтобы Амен услышал. Вскочив на ноги, эпистат бросил на девушку недовольный взгляд и вышел, громко хлопнув дауэр. Аах вовсю следил за миром. Она ждала его. Время шло, а эпистат не приходил за ней. Верить в то, что он простит ложь её и отпустит, чего более подругой назовёт, было невозможно. Эвтида чувствовала, что погибель рядом. «На закате. На закате лишит меня жизни. Знаю. Знаю, что будет так. И пусть. Сама виновата, что поддалась дару Хатор и поселила в иб любовь к тому, кто ненавидит шезму. Надеялась, что после ночи нашей, когда он научил меня тому, чем наделила его Бастет, сможет принять меня. Глупо. Это было глупо, Эва. Реймсс предупреждал, говорил, что не быть эпистату и шезму вместе — боги развели судьбы их. Но я верила, верила, что Исида сплетет наши судьбы. Богиня оказалась не благосклонная к нам, ко мне» — думала девушка, не шелохнувшись с ухода эпистата. Тизиан зашёл проверить её, но на вопросы не отвечал. Грустный взгляд охотника говорил о многом — жизнь ей не оставят. Она засыпала и просыпалась. Во снах, плыла на ладье вечности с самой Нефтидой, что рассказывала ей интересные истории жизни богов, шутила о своём муже, о том, что имя носит девушка такое, какое каждый житель ниут поймет. И ба Эвтиды было спокойно, а сама она наслаждалась течением реки, мерцанием звёзд и очаровательной богиней. Когда Амен вошёл к хет-ка, она уже не спала — ожидала своей участи. Понурый взгляд девушки смотрел на мужчину невидяще, словно-ка покинуло её. — Последний раз спрашиваю, Эвтида, отрекаешься от Сета и боле не занимаешься черномажеством? — Черномагией заниматься не буду, но от Сета не отрекусь, — твердо ответила девушка. Впервые она почувствовала, что пугаться больше не стоит. Какую участь не выбрал бы ей эпистат, она примет достойной. Как Дия вынесла пытки и казнь, так поступит Эвтида. Амен вздохнул, прочёл молитву и грубо схватил шезму за волосы, наматывая их за кулак. Она не сопротивлялась, как того хотел он, что больше злило его. Первый шаг дался ему тяжело, но девушка была чуть ли не воздушной, тащить её по полу было легко. Волоча по хет-ка, где Эвтида порезалась о разбитый кувшин и измазалась в горелом масле, Амен надеялся, что девушка даст волю своему ба и устроит крик, что остановит его. Но губы она упрямо поджала. Весь ниут собрался на казнь шезму. Они смотрели с ужасом на то, как верховный эпистат тащил хрупкую девушку по песку, а та не сопротивлялась и не смотрела, закрыв глаза. Люди бежали за ними, некоторые дети кидали камни в неё. Ливий последним увидел, как волочат по земле ту, что была приятна ему. Он всеми силами пытался спасти жизнь девушки и отговорить эпистата от казни, как и Тизиан, но Амен был непреклонен. Ни заверения лекаря, ни слова охотника не повлияли на него, даже упоминание богов не подорвало решение. Теперь чужестранец собирал вещи, вместе с Герсой, чтобы покинуть Хет-Ка-Пта и вернуться на родную землю, сохранив образ Неферуд. На казнь идти отказался, Герса на предложение Тизиана возмущенно ударила охотника папирусом и велела не являться к ней — водиться с кровожадным человеком она не желала. В центре ниут собралась толпа. Каждый желал посмотреть на того, кто насылает хворь на родные земли, хоть из них мало кто верил в истинность слов эпистата. Дотащив девушку до места казни, Амен бросил измазанную пылью, песком, маслом и израненную Эвтиду. Приказал охотникам занести выше, пока он готовится. Она вновь не сопротивлялась. Как пушинку, подняли мужчины её, оставив смотреть на всех свысока, пока эпистат готовил любимый кинжал для казни шезму. Кровавые лучи Атум-Ра озаряли её, окрашивая в благородный алый оттенок, в который облачался Сет, когда спускался на земли Хет-Ка-Пта. Девушка приподняла руку, словно пыталась коснуться далёкого света. Читала молитвы Сету, как того полагалось шезму, зная, что не придёт яростный бог. Волю Исиды нарушить не смел никто, кроме Осириса, но после, она знала, он явится, чтобы наслать худшую бурю на ниут и на эпистата. Тяжелый шаг Амена казался раскатами грома, сверкающими над ней. Он встал рядом, держа в руке кинжал, коим лишил жизни множество шезму, и который впитал столько крови, сколько нет в Эвтиде. Но она не боялась ни его, ни рассекающего лезвия. Её-ка готовилось пойти на суд к Осирису. — Да слышит Маат слова мои и скажет, что правда льётся из меня, но эта шезму была в заговоре против Хет-Ка-Пта. И воля Мефдет, как защитницы Несу-бити Хор-Перэнмаат Небти Неферхеперу Менес Второго, казнить предателя! — Он наклонился к сидящей Эвтиде и громко крикнул: — Слово говори! — Пусть слышит Маат слова твои, верховный эпистат, но истины нет в них, кроме одной. Я шезму, которую одарили боги искусству некромантии, но то воля богов, а не моя. И Сет будет гневаться, когда жизнь оборвёшь мою, Амен. — Мужчина вздрогнул от обращение к нему, девушка перевела взгляд и посмотрела прямо в глаза, громко заявив: — Я признаю, что я шезму. Шезму Эвтида Меренсет. По толпе прошёлся шёпот: «невеста Сета», «наречённая бога» — переговаривались собравшиеся. Но Амен не слышал их, яростно полоснув кинжалом по шее Эвтиды, оставляя длинную линию на шёлковой мерцающей коже шезму. Потекли струйки крови, брызнув на руки девушки, на ноги эпистата, на дерево под ними. Она не приложила пальцы к ране, как делали обычно шезму. Амен с удовольствием наблюдал за той, кто пошла против него, не отреклась ради любви их. Но иб терзало осознание того, что наречённая не могла отказаться от имени бога, не солгав перед ликом Маат. Эвтида протянула руку в сторону солнца, где он ласкал горизонт. Луч коснулся тонких пальцев, окрасив их в песочный цвет, на прощание. Темнота накрыла глаза девушки. Отныне не увидит она великого Атум-Ра. Поднявшийся ветер взбудоражил жителей, удивил охотников. Рассекающие удары песка рвали растения, хлестко били собравшихся на казнь. В толпе стали слышаться мольбы богу ярости и хаоса, чтобы успокоить бурю. Но вихрь усиливался, застилал глаза, проникал в нос и рот, прижимал к земле. Люди падали ниц. Животные бежали прочь с диким криком. Соколы собрались в стаю над местом казни, кружа и вопя над бурей. Охотники прятались за деревом, молились защитникам-богам, накрывались льняными тканями. И только эпистат стоял на месте. Амен видел, как приближается великий Сет. И два ярких красных глаза говорили о бешенстве бога, о гневе, что обрушит защитник Ра на ниут и на него за содеянное. Свет Атум-Ра не проникал сквозь облака бури, земли окрасились в кровавый оттенок, как и небо. Сет покарает всех тех, кто желал смерти его Меренсет. А Ка Эвтиды радостно глядела на набегающие волны реки, что расплывались от соприкосновения с ладьёй. Рядом Нефтида щебетала о радостях богов, о горестях прошлого и счастье будущего. Яркий Сотис смотрел на них и освещал путь, пока звёзды игрались на небосводе с Аах. Они плыли в ладье вечности навстречу великому богу и уже видели свет, зовущих их. — Кто плывёт? — раздался всеобъемлющий загробный голос Ра. — Это я, Нефтида, праотец, — отвечала богиня, — со мной Меренсет, отныне подруга моя и сестра Сета, что будет встречать тебя в ладье вечности. — Да будет так. Да будет так!