Недосягаемая свобода

В тишине звенят лишь цепи. Я не знаю сколько времени я здесь и не знаю, когда снова увижу солнце. Я помню свою жизнь до того, как сюда попала, но время идёт быстро и многое забывается. Что хотелось забыть и что обещала никогда не забывать. Мамин завтрак по утрам, угрюмый голос капитана, звонкий смех моей подруги и его крепкие руки. Не хочу это забывать. Этот недолгий период в моей жизни, когда я нашла своё место в Разведкорпусе. Но я не помню, как оказалась здесь. Помню лишь солдата в белой форме, который что-то пытался мне сказать. Но я его речь не понимала или не хотела понимать.. За время пребывания здесь, у меня накопилось мало воспоминаний. Помню вкус мягкого хлеба, не самой приятной воды, какой-то похлёбки напоминающую кашу. Помню и боль, и страх, и непонимание. Почему называют эльдийкой? Почему называют отродьем, тварью, шлюхой, дьяволом. Я не понимала. Часто били без причины, но ответить я не могла, потому что сильно ослабла. Помню чьи-то незнакомые руки на своём теле и своё отвращение от них. Помню руки, что я любила. Что всегда с нежностью и осторожностью касались меня. Будто я хрусталь. Помню, как звала его о помощи, из-за чего сильнее нажимали на горло и говорили заткнуться. Больше я ничего не помню. Даже снов не помню. Не помню когда я ела в последний раз. Когда в последний раз ходила в туалет. Даже не помню когда были силы двигаться. Не помню. Даже имени не помню своего. Где же они? Где же он? Жан, помоги мне, я так недолго продержусь. Хочу вернуться к тебе, в твои объятья и нежные слова. К друзьям, что всё время помогали мне. И даже к гнусной матери. Но это не будет, и в сожалениях, что жизнь сложилось именно так прокрадываются воспоминания о далёких временах. *** За семь лет до событий, описанных выше Стохес, 847 год — Эй! Отцепись от меня! — кричала Камилла. Камилла родилась в Тросте. Отца она своего никогда не видела и даже фамилия принадлежала её матери. Мать Камиллы, Роза Верленд всегда была немного не в себе. По крайней мере так всегда казалось её дочери. Камилла думала, что мать себя так ведёт из-за отца, который погиб ещё когда ей и года не было. Из-за бесконечного контроля, у Камиллы не было друзей. Да и откуда? Из дома не выпускали, учила её мать, а единственной причиной выйти на улицу служил поход в церковь. Мать ходила туда чтобы послушать нравоучения пастора и помолиться за отца. Хотя всё же один знакомый у неё был. — Сама то мне на ногу наступила! — ворчал Жан, пытаясь отплатить тем же, пиная девочку по ногам. К сожалению миссис Кирштайн тоже ходила в церковь. — Я же уже пять раз сказала, что случайно, — нахмурилась Камилла, тыкая Жана в ребро. —Жан, хватит, отстань от девочки, — просила миссис Кирштайн, положив руки на плечи сына. Она всегда была мягкой женщиной и не давила на сына. — Она первая... — Жан хотел что-то сказать, но увидев, как девочка показывает ему язык, ему захотелось её ударить. Но слова мамы "что девочек бить нельзя" вместе со здравым смыслом препятствовали этому. — Камилла! — отдёрнула Роза, девочку за плечо. — Простите пожалуйста. — Вы тоже извините меня за моего сына. И так каждое воскресенье. Хоть оба в этом году смогут пойти в армию, а ведут себя как дети малые. Взаимная неприязнь у них была с детства к друг другу. Уже никто не помнит из-за чего началась их маленькая вражда, но прекращать её никто и не думал. Вроде церковь само сосредоточение покорности и смирения, а они как видят друг друга уже убить готовы. Пастер Ник из-за этого даже дал им кличку "маленькие дьяволята". Но дьяволята выросли, а их ненависть к друг другу только усилилась. — Довольна? — спросил Жан, когда их поставили вместе на общий пост из-за очередного конфликта. Да, странная логика, но все считали, если они будут больше времени проводить вместе они обязательно подружатся. — В смысле? — не понимала Верленд, активно делая вид, что внимательно слушает пастора. — Ты же со мной хотела провести время до моего отъезда. — С чего это вдруг? — нахмурилась Камилла. — Мне твоего нарциссизма на всю жизнь хватит, не переживай. — Ой, ой, ой, будто ты у нас сама святая Сина, — закатил глаза Жан. — Но зачем тогда был весь этот спектакль? — Я же сказала случайно. — В твоём случае ты и родилась случайно, — Камилла после этой фразы уде хотела полезть на того с кулаками, но взгляд зацепился за пастора, который гневно за ними наблюдал. — Придурок, — лишь шепнула она. — Овца, — не остался в долгу Жан. Камилла уже хотела сказать новое обзывательство, но поток противоречий в ее голове заставил вместо этого задать вопрос: — Стой, а с чего ты решил, что я не пойду с тобой в армию? — Тебя фиг отпустят твоя мамаша и церковь. А даже если пустят, кого ты собралась защищать этими хлипкими ручками? — А ты видимо собрался пугать там всех своей рожей, да? — Камилла, ты знала, что шутки это не твоё? — нахмурился Кирштайн. — Взаимно. Жан был прав, её мать скорее всё перепишет церкви, чем отпустит Камиллу так далеко и надолго. Ведь так получается у неё появится работа работа и ей больше не нужно будет жить с ней под одной крышей, а для материи это сравни с потерей жизни. Камилле было побоку на армию, служению человечеству или королю. Ей просто хотелось побыстрее сбежать от матери, и единственным способом была армия. Сама церковь была из белого камня. Из-за малого количества витражей света в помещении было крайне мало потому всегда было дополнительное освещение в лице факелов. В центре стоял алтарь обвешанный весь еле-еле наскробанным золотом. Вдоль алтаря стояли скамейки на которых обычно Камилла и Жан сидели вместе. Обычно у алтаря стоял всегда пастор, как и в этот раз: — Сегодня у нас радостное событие, — начал пастор, выводя Камиллу из своих мыслей. — Сегодня вечером пройдёт помолвка двух молодых сердец... — такое бывало. Церковь очень любила, чтобы люди выходили замуж именно у них, а потом ходили с детьми в церковь. Получались новые прихожане и новые пожертвования. Все, кого знала Камилла, чаще всего выходили не по любви, из-за давления семьи. — ...благодаря их родителям Верленд и Кирштайн свяжут свои сердца договором, а потом закрепят, после того как Жан вернётся из армии. — Что? — вырвалось у обоих. Шок не давал прийти осознанию этой новости. Помолвка. Её помолвка. Ей всего двенадцать, как и Жану, а уже помолвка. Если всё состоится значит пока Кирштайн будет наслаждаться свободой, она будет сидеть в церкви и ждать его возвращения, чтобы стать для него послушной женой. И Жан может просто не вернуться домой, церковь не будет выяснять отношения с армией ради него, а Камилла тогда останется здесь на всегда. Среди этой духоты, скуки и бесконечных правил. — После заключения помолвки Камилла Верленд, останется в церкви, до приезда её суженного, — закончил пастор, не обращая внимание на возражение. — Это ты.. —зло начала Камилла. — Я тут, нахуй, причём?! Это всё твоя мамаша.. — Жан явно не скрывал своих эмоций на весь этот счёт. Ему это тоже не нравилось, но высказаться ему не дали, а заткнули шиком одна монахиня. Верленд тоже станет такой же, если даст всему этому произойти. От этой мысли её тошнило: — Ты хотя-бы в армию уйдёшь. — И не вернусь, мне такая жена не нужна. — Мне такой муж тоже не нужен. Даже под гнётом общей проблемы они продолжали ругаться. Не желая друг другу уступать. Гордость всегда брала своё рядом с ним. С их первой встречи ей хотелось быть лучше Жана. Его всегда ставили в пример за хорошую учёбу и послушность. Из-за чего Камилла получала дополнительных нравоучений и стояла на коленях в молитве, прося прощения у бога за своё невежество. Она ему завидовала, что он ходил в школу, гулял на улице и получал прочие прелести обычной жизни. После окончания службы ребята пошли на встречу к своим мамам: — Почему нас не спросили? — сразу же возмутился Жан. — Родители лучше знают, что для вас лучше, — ответила мать Камиллы. — Жан, не стоит, — просила его мать. — Ты не скажешь своих возражений? — оглянулся он на Камиллу. Та лишь нервно теребила пальцы, из-за страха не в силах что-либо сказать в присутствии всех прихожан. Хоть она поддалась гневу на миг, но когда же стало время высказать своё недовольство, Камилла замялась. Встала в ступор и всё. И так уже давно не в первый раз. Когда доходило отстаивать свою точку зрения у матери, всё шло туго. Голова становилось ватной, а язык казалось обращался в камень. — Ясно, — понял Жан, что поддержки он не получит. — Возражения ещё есть? — спросил только подошедший пастор, будто издевается. — Нет, — коротко ответил Жан. Выйдя из церкви, матери шли впереди, что-то активно обсуждая видимо на счёт совместного будущего, дети же плелись сзади. Им, если честно, хотелось убежать, но здравый смысл подсказывал это не выход. Они шли вдоль аккуратно красиво обустроенных домов. Хоть они и выглядили давольно таки просто, но Камилле всегда нравились. Будто они живут в сказке, а не в жестком мире. — И ты собираешься после этого сбежать в армию? Ты даже возразить не можешь, не то что пойти наперекор, — бурчал Жан, скрестив руки на груди и нахмурившись. — Будто ты не сдался, — пыталась сдержать слёзы Камилла. Ей было противно от самой себя. — Не сдался. Я ещё дома об этом с матерью поговорю. — А если она не отступит? — Не вернусь просто домой после Кадетского. — Оставишь меня? — удивилась Камилла. Она предполагала такой исход, но не думала, что Жан действительно так поступит. — Так тебе и надо. Сама ничего не сделала, чтобы изменить что-то. С чего это я всегда должен тебя спасать? После такого уже ничего говорить не хотелось. Девушка пыталась не расплакаться на глазах у прохожих и успокоиться. Скоро они разойдутся с семьёй Кирштайн и тогда она останется с ней один на один. И тут уже правда никто не поможет. С Жаном они в итоге даже не попрощались лишь послали друг другу гневные взгляды. Матери привыкли к такому поведению своих чад и не обращали внимания. Когда же они разошлись, и небольшая семья Верленд уже подходила к дому Камилла тихо сказала: — Я не хочу. — Камилла, я же учила не мямлить. — Я не хочу выходить за муж. — А я тебя не спрашивала. Я знаю, это тревожно, но так будет лучше, — сказала мать, отпирая дверь. — Но я не хочу. И у меня были совершенно другие планы, — ответила Камилла, закрывая дверь. У них был двух этажный дом, который не каждый себе мог позволить о чём мать напоминала дочери очень часто. Внутри он был красиво обусроен. Много всяких, ваз, статуй, картин, что также мало кто мог себе позволить. Камилле если честно это мало нравилось. Ходить нужно аккуратно, чтобы ничего не задеть, из-за этого приглашать какого-то в гости нельзя, вдруг не так подышат или вообще украдут. — Какие мне интересно? Работать на осваиваемых землях или быть как эти дураки разведчики? — А даже если и так, я сама могу решать, что для меня лучше. — Молоко на губах ещё не обсохло. — Как можно быть такой, — прошептала дочь. — А ты что всё на меня вешаешь? — Не прикидывайся, что не понимаешь. Это же явно была идея не миссис Кирштайн. — Да, но она согласилась со мной, что для вас обоих это лучшее решение. — С ума сошла? Он "лучшее"? — Да, Жан очень перспективный мужчина. Ваши все недомолвки просто такой возраст. Армия и церковь вам обоим поможет найти смирение. — Я не буду с ним венчаться. — Ты не понимаешь, Камилла. Потом ты обязательно меня отблагодаришь. — Скорее прокляну. — Камилла! — Что, мам? Не нравится? Не нравится, что я тоже имею своё мнение? — Повторяю ты ещё мала для этого. — Это несправедливо! — возмущалась Камилла. — В мире много несправедливости! — Это моя жизнь.. — Нет, моя. Это я тебя родила и положила всю жизнь, чтобы вырастить, а ты хочешь меня бросить, как и твоей отец. — Он умер, мама. — Да и бросил меня совсем одну с ребёнком на руках. — Но он же.. — Виноват, виноват. Он не смог уберечь нашу семью, и я не позволю тебе её окончательно разрушить. — Выдавая меня замуж за этого придурка? — Не выражайся. Я все сказала. Собирай вещи, — сказала мать, уходя в свою комнату. — Прекрасно! —воскликнула Камилла, захлопывая за собой дверь. — Дура. Когда девочка осталась наедине с собой, её глаза покраснели и на них выступили слёзы. Тут можно расслабиться и показать себя истинного, не боясь осуждения. Мать не терпела слёз, поэтому она давно научилась плакать беззвучно. Камилла содрогалась в печали, и в её голове прокручивались варианты решений ситуации. Одна за одной словно калейдоскоп, но как только в голове появилась идея о побеге она зарыдала пуще прежнего. Потому что вспомнила единственный раз, когда пыталась сделать что-то такое. 845 год, два года до событий выше — Эй? Тебе не досталось хлеба? — вдруг просил мальчик. Он не выглядел на возраст Камиллы, и они были одного роста, у него были коричневые волосы и большие глаза, как у неё только зелёные, а не голубые. — Нет, я живу здесь, так что хлеб мне не полагается, — ответила Камилла. — Это как? — не понял мальчик. Когда произошла вся ситуация с пробитием стены в Шиганшине, а потом и стены Марии, паника началась и в стене Роза. Все понимали куда сейчас пойдут все беженцы и как много людей могут переступить моральные принципы ради сохранения жизни. В тот момент, когда это началось, Камилла была на улице с матерью. — Ты снова меня позоришь, — отчитывала Роза. — Ничего, я не позорю. Я всего лишь высказала своё мнение, — хмурилась девочка. — Твоё мнение неправильное. Взять и сказать на всю церковь, что это чушь собачья. Даже Кирштайн такого не говорит. — Да он тоже в гробу это всё видал. — Камилла! Было уже давно за полдень. Солнце пекло как никогда, для конца июля такая духота была аномальной. Некоторые дети бегали с вёдрами обливая друг друга. Камилле тоже хотелось бегать и плескаться в воде, но для её матери это было недопустимым поведением. — Вот начни ещё водой обливаться, чтобы в конец меня опозорить. Что и требовалось доказать. Трост за все годы жизни Камиллы никак не менялся, те же аккуратные улицы и те же продавцы, что с раннего утра каждый день продавали продукты. — Вот кто на тебя так влияет? — мыслила мать в слух. — Что у нас будет на ужин? — Камилла давно перестала слушать мамины упрёки. За все десять лет надоело. — Бегите! — кричал какой-то прохожий. — Что? — не поняла Камилла. — Не слушай психов, — упрекнула мать. — Стену Мария прорвали! — К нам сейчас придут беженцы! Паника нарастала, люди всё больше и больше начинали суетится. Бежали кто куда, прячась по домам. Семья Верленд не знала, что делать, предпочитая стоять на месте, но мать толкнули из-за чего та потеряли дочь из ввиду. Тогда Камилла поняла, что лучше шанса для побега не будет. Она понимала, что так променяет комфорт на бедность, голод и ручной труд, но перспектива свободы была слишком манящей. Поэтому она побежала в противоположную сторону от толпы, чтобы слиться с беженцами, лишь сказав матери на прощание: — Прости. — Ты из дома убежала? — понял дугой мальчик, что подошёл. Эти двое явно были знакомы. — Да. — Почему? — спросила уже девочка брюнетка. На ней был красный шарф, что показалось Камилле странным, ведь на улице лето, а она в шарфе. Как ей не жарко? Ещё у неё была необычная внешность, которую девочка никогда раньше не видела. — Мама не давала мне выходить на улицу. И в школу, мы входили только в церковь каждый день. Надоело. Я хочу гулять, как и остальные дети. — Глупая, — выплюнул шатен. — Эрен, не надо, — сгладил его блондин. — Отказываться от семьи, не выход, Армин. Даже такой, — продолжал настаивать зеленоглазый. — Знаешь, иногда лучше и без семьи, чем с такой, — нахмурилась Камилла, поднимаясь с холодного кафеля. — Дурак, — сказала брюнетка идя за девочкой. — Стой, не слушай его. — Прости, вспылила, — смутилась Камилла. — Я тоже, — сказал Эрен. — И что ты теперь будешь делать? — спросил Армин. — Не знаю, нужно найти способ достать еду, — пожала плечами Верленд. — Хочешь пойти с нами? — предложила девочка. — Микаса! — возмутился Эрен. — Что? Ей нужна помощь. Лучше ведь держаться вместе. — Микаса права, — сказал Армин. — Нужно держаться вместе. — Ну раз вы считаете, что так лучше.. Это время признано для всего государства трагедией и трауром. Люди потеряли, семьи, дома и привычный уклад жизни и Камилла тоже, но это было исключительно её желанием. И это время ей казалось максимально счастливым. Она могла ходить куда захочет, делать, что захочет, говорить с кем она хочет. Чувство свободы окрыляло, а улыбка натягивалась до ушей даже не учитывая не самые лучшие условия проживания. Ночью она спала на одной подстилке с Микасой, днём стояла вместе с Армином в очереди за едой, а в перерывах они вместе изучали город, а также слушали истории Эрена про Разведкорпус. И Камиллу всё устраивало она так бы и жила до конца дней. Но всё рано или поздно заканчивается и короткий миг счастливой жизни Верленд тоже: — Микаса! Эрен! — кричала девочка на всю округу. — Камилла, помедленнее, а то уронишь, — просил Армин, что кое как успевал за девочкой сзади. — Ой, прости, — извинилась Верленд. — Что случилось? Орёшь как резаная, — пробурчал Эрен, протирая глаза от сонливости. — Я просто обрадовалась, что у меня с Армином получилось достать свежий и ещё тёплый хлеб! — Ого, — обрадовался Эрен, забирая свою булку. Примерно так проходило их каждое утро. Микаса ходила за чистой водой, и они трапезничали в тихом месте подальше ото всех. — Говорят, что все не поместятся в двух стенах, — начал Эрен. — Ой, а что тогда будет? — забеспокоилась Камилла. — Скорее всего часть населения отправят в Подземный город, — ответил Армин. — И будем жить под землёй, как кроты? — предположила Камилла. — Нет. Я точно нет. Я отправлюсь в Разведкорпус, — гордо заявил Эрен. — Давай не будем сейчас поднимать эту тему, — просила Микаса. — Камилла! — послышался знакомый голос. — Мама? — задумалась Камилла, выходя из укрытия. — Я же сказала, что мне не показалось и я её слышала! — причитала мать, подбегая к дочери в слезах. Перед ней стояла нелепая картина. Мать, что раньше никогда так не делала, крепко её обнимает, прижимая к себе. На них смотрели пастор Ник и полицейский с явным облегчением. Видимо мать им уже все мозги вынесла. Так же и смотрели и обычные прохожие, что явно не привыкли к таким публичным выступлениям. — Я... — в горле Камиллы встал ком. — Зачем ты ушла из дома? Я так за тебя переживала! — сказала Роза, сжимая шиворот дочери дрожащими руками. — Я не хочу снова сидеть взаперти, — неуверенно сказала Камилла, не смотря в глаза матери. — Но я же просто пытаюсь тебя воспитать. Чтобы ты стала хорошей женой, а ты вместо этого меня чуть до инсульта не довела. Послышался шёпот осуждения. Все переговаривались, обсуждая дочь эгоистку, что не ценит заботу родной матери. Из-за этого Камилла сжалась ещё сильнее, ссутулившись старалась спрятаться от всего мира. — Хватит тут цирк устраивать, — не сдержался полицейский, подходя ближе к воссоединившейся семье. — Девчонку нашли, как все и хотели. — Она же сказала, что не хочет! — крикнул Эрен, побежав навстречу подруге, но полицейский оттолкнул мальчика. — Простите, — говорит Камилла, через слёзы, не сопротивляясь тому как её уводят. — Камилла, мы пойдём в армию через два года, и ты сможешь это сделать без разрешения матери, — кричит Эрен. —Спасибо, — кивает Камилла поворачиваясь в последний раз. 847 год Глаза уже болели от слёз, из-за чего хотелось погрузится в глубокий сон и представить будто всего этого никогда не было. Но злость на мать не даёт это сделать. Камилла встала, протирая глаза, и начала искать небольшой мешок куда она смогла бы сложить свои немногочисленные вещи. Жан прав, она сама должна это сделать. Сама сбежать, и сама решить, что делать со своей жизнью. Она слишком долго тянула. Это её последний шанс что-то сделать. Больше не будет. Быстро собравшись она в последний раз оглянула себя и свою комнату, убеждаясь, что ничего не забыла. Главное, что взяла кольцо, которое хранилось у неё на шее. Это последнее, что осталось от отца. Оно было золотым с символикой стен. Камилла никогда не придавала этому значению, кольцо было символом, что кто-то, когда-то действительно её любил. Комната же не вызвала никаких сантиментов поэтому задерживаться девушка не стала. Она открыла окно и посмотрела вниз. Ей надо спуститься так, чтобы и себя не покалечить и бесшумно для всех остальных. Камилла решила сначала кинуть сумку с вещами, а потом спуститься сама и кинула сумку будто слишком громко и сильно. Ведь даже пыль поднялась. От этого её руки начали дрожать и потеть, а глаза забегали в панике, высматривая заметил ли кто. Из-за этого она быстро решила спуститься, держась за подоконник, но руки быстро сползли, и она упала на спину. В глазах снова пробились слёзы от боли, но Камилла в панике встала, взяла сумку и убежала прочь от родного дома. *** Камилла не ожидала, что в армии будет вот так. — Твоё имя! — орал инструктор почти на всех солдат, но кого-то обходил. Проходило посвящение в кадеты 104-го на полегоне военной части. Стояли ровесники Камиллы и, если честно такое скопление людей её пугало. Столько абсолютно разных и неизвестных ей людей. Как ей жить вместе с ними следующие три года? Она и в школу никогда не ходила, а в церкви она знала всех с детства ведь ходила туда каждый день. Здесь же люди со всего королевства. У Камиллы от осознания этого потели руки и хотелось сжаться где-нибудь в углу, а не вот это вот всё. — Конни Спрингер! — Конни был невысокий и казался Камилле очень милым не только из-за роста, но из-за простых черт лица, такими детскими даже, и причёска, которой просто не было ведь всё было сбрито под ноль. Он словно был ребёнком, но чуть больше. — Конни Спрингер, ты знаешь, что честь отдают по-другому! — Шадис схватил мальчика за голову. Но резко отпустил, заметив новый экземпляр. Он подошёл к девушке, что ела картошку. — Твоё имя, — в голосе слышалось насколько Шадис был зол от наглости солдата. — Саша Блауз! — у неё были длинные каштановые волосы, которые были убраны в небрежный высокий хвост. Довольно высокая и видимо очень смелая, раз решилась на такое. — Саша, что ты делаешь? — спросил инструктор. — Ем картошку. Там на кухне осталась, — на полном серьёзе выдала Саша. — То есть ты украла? — непонятно какие его неведанные силы держали, чтобы на неё не сорваться. Скорее всего просто был в шоке и пытался поверить собственным мыслям. — Ой простите, — она отломила немного картошки и протянула Кису. На этом терпение инструктора окончательно лопнуло. Он кричал так, как Камилла до этого никогда не слышала. Она думала он её прогонит, но нет. Он отправил провинившуюся бегать до изнеможения и без ужина оставил. После такой сцены Камилла думала, что помолвка и брак с Кирштайном не такая плохая затея. — Твоё имя! — сказал наконец инструктор после того как тяжело вздохнул, успокаиваясь, и пошёл дальше к другим новобранцам. — Жан Кирштайн. Но после того как услышала, что этот идиот здесь сомнения быстро ушли. Это всего три года, а с Кирштайном жить всю жизнь. Казалось это лучший вариант. Но что же сказать этому лысому мужчине? Не говорить же, что она просто решила сбежать от матери сюда? Инструктор, быстро разобравшись с Жаном, пошёл дальше и через пару рядов подошёл к Камилле: — Как же твоё имя? — Камилла, — вздрогнул голос девочки. — Камилла Верленд. — Это что за ответ? — нахмурился Кис. — Это так собираешься отвечать потом своему капитану? — Нет, сэр, — тихо сказала Верленд. — Громче. — Нет, сэр! — И куда же ты такой размазнёй пойти хочешь? Все стояли в тишине ожидая от неё ответа. Камилла же не нашла лучшего решения, как сказать: — Я не знаю. — А нахуя ты тогда сюда пришла!? — сказал он, поднимая её голову. — Чтобы жить лучше! — с испугу пискнула она. — Если будешь и дальше такой размазнёй, твоя жизнь лучше не станет, — Камилла не знала, что на это ответить. Она вообще больше отвечать не хотела. Хотелось спрятаться где ни будь в уголке, лишь бы больше не трогали. На неё смотрели все остальные кадеты, ожидая дальнейших действий, но Камилле было страшно, что-либо делать. Поэтому она беспрерывно смотрела в глаза инструктору. — Поняла? — Да, сэр! — выдала она, сама того не ожидая. — Уже лучше, — нахмурился Кис, отпуская Камиллу. Та полетела на землю, снова ударяясь спиной. Бедная её спина. — Почему же я тебя должен оставить здесь, а не отправить на осваиваемые земли? — Я.. — Камилла на конец подняла голову от земли и заметила пристальный взгляд Жана, что видимо давно за ней наблюдал. Почему-то от взгляда этого придурка стала легче. Вздыхая, Камилла отдаёт честь громко заявляя. — Я отдам свою жизнь за человечество! — Только как пушечное мясо и подойдёшь, — холодно отвечает инструктор, переходя к следующему кадету. Верленд потихоньку встаёт, отряхиваясь и снова отдавая честь. Ей казалось, что она так не выдержит и сломается, но это всё равно лучше, чем жить по указке матери.