Секунду назад

Пожар полыхал на верхнем ярусе. Его не заметить было невозможно. Сашка, вернувшаяся беглянка, сидела в наушниках, смотрела куда-то внутрь себя, а по щекам бежали такие крупные и прозрачные, как виноградины в Кахетии, слёзы. Пора называть эти ряды — «места поплакать» Казалось только недавно она играла на этих серых стульях в прятки с Камилой, и вот Сашка. Она сразу увидела в ней надрыв, как только огненная пришла с отцом разговаривать «за жизнь» и «за шоу». Славика Этери тут же выставила в коридор, оставшись тет-а-тет с погружённой в себя Сашкой. Потом сидели долго молча, не рискуя начать разговор. Этери могла бы, ей было не тяжело, уже и так всё понятно. Но воспитательный процесс сам себя не проведёт. Поэтому тренер сидела и ждала, пока Трусова разродится. — Я больше не буду, — мяукнул извинительно котёнок. — Что из всего ты больше не будешь? — Иронично отбила пасс Этери, склонив голову на бок. — Коньками бросаться? Сашка улыбнулась. Лёд растаял и залился по-новому. Рабочий процесс был прекрасен, как бывает прекрасен рабочий процесс со взрослым и развитым спортсменом. Готовясь покидать ЦФК Этери вышла на пустую арену, в приглушенном дежурном свете, сказать спасибо за всё — это был её ежедневный ритуал, говорить «До свидания» льду, желать спокойной ночи, как услышала всхлипывания. Сашка на её присутствие не отреагировала — это была трагедия, которая затмила весь мир, так Трусовой виделось со стороны. В этом возрасте очень хочется страдать эффектно, как в кино. Чтоб по фону тревожная музыка и все вокруг рыдали. Музыка была у Сашки в голове. Этери подсела рядом. Прижалась к огненной головке. Она тоже эту музыку знала. После третьего повтора Сашка спросила. Её ли? Себя ли? Судьбу ли? «Я хочу, чтобы это был сон» — пела Ваенга. — Почему он меня бросил? «Я болею тобой, я дышу тобой» — продолжала рыдать душа девушки. — Я же хорошая. Неожиданно выдала Александра. И посмотрела на Этери. Значит реплика ей. Что ж. Значит ответит. — Я тоже хорошая. — Ответила Этери. Чем смутила Сашку до кончиков крашеных бровей. Даже Ваенге стало неловко и она умолкла. Все болезни лечатся льдом. Кроме разве что переломов. Их Этери боялась больше всего. А для остального был лед. Приложить к ушибу. Приложить к душе. — Пойдём, — она взяла Сашку длинными пальцами и они вышли на арену. Ставили без музыки. Она у каждой звучала, миллион раз заслушанная до внутренних ссадин, внутри. Весь процесс занял не более получаса. Этери давно мечтала, чтобы её душа это спела на льду. Как и «Февраль». Ждала подходящего манекена, на кого можно было повесить свою свиту из горя. С «Февралём» не дождалась, отдала Аделии. Уж очень болело. Уж очень хотелось кричать. А в случае с Шопеном всё случилось само собой. И в этом был большой подарок небес. Когда после прогона эскиза Сашка подъехала к Этери, она решилась. Спросить то, что не давало покоя. — Этери Георгиевна, а вас тоже бросили? Этери утвердительно покачала головой. — Вы так об этом прямо говорите. Вы смелая. — Я не смелая, Саш… — Просто… просто… — Это было не просто. Сашка отъехала сделав пару фонариков и прокричала издали. — Но это же стыдно, когда тебя бросают! — Почему стыдно, Саш? — Потому что ты лузер тогда! Я лузер! Лузер! Но вы! Вы то не лузер. Вы крутая, вы сами всех должны бросать! Ты же такая крутая, — говорила Трусова о себе, — а тут тебя взяли и бросили. Я никому об этом не говорю. Даже маме не сказала. Все смеяться будут надо мной. Значит я не такая классная, если меня можно бросить. Стыдно, когда тебя бросили. А тем более рассказывать об этом! Но я не могу! Не могу больше молчать! Я с собой покончу. — Тих! — Этери свернула в клубок истерящий фаерфокс. — Ты крутая. И я крутая. А стыдно пускай им будет. Глупым. Мелким. Недостойным. Когда мы расскажем об этом всем. Этери предполагала, что когда-то будет такой разговор. На равных. Думала с дочерью. Но Бог миловал, там разговоров не понадобилось. И дай Господь, чтобы и не понадобилось никогда. Диана и Глеб ценят друг друга и вряд ли разочаруют в себе ближайшее время. А вот остальные дети — они тоже дети. Тоже её. И тоже выросли. И она должна расти вместе с ними. — Саш, — заглянула сквозь заплаканные глаза прямо в душу ребенку, — мне тоже больно. И мне тоже стыдно. Это чувства. Но не должно быть так — это разум. И чтобы преодолеть… и излечить себя мы должны с тобой это сделать. Рассказать правду. Вместе. Вслух ли. На льду ли. Все поймут. Это такая терапия — рассказывать на льду о себе. Пока болезнь не отступит. Я болею тобой, я дышу тобой. Жаль, но я тебя люблю. … — Я приеду? — спросил Эдуард. Настойчивость и необидчивость — важная черта менеджера. — Приезжай, — равнодушно ответила Этери, — я буду всю ночь играть Шопена. Звонок не сбила, наверное, намеренно и в трубке зазвучали звуки рояля.