Начало пути

Антею Ред встречает на задрипанном постоялом дворе где-то под Утрехтом. Она обманчиво-расслабленна, собрана, и со своими клинками, косами, шоколадной кожей и в походной куртке смотрится экзотической птицей, невесть как залетевшей в этот дождливый край. Он не мылся уже неделю, а не спал нормально несколько месяцев, зарос бородой по самые глаза и близок к тому, чтобы окончательно провалиться в бездну алкоголя, отчаяния и беспамятства — к вящей радости преследующих его адских тварей. Антея возвращает ему разум и волю к жизни одной простой фразой. — С тобой все в порядке, парень, — говорит она. — Я их тоже вижу. Ред вцепляется в предложенную ему возможность только что не зубами. Он учится, как не учился никогда в жизни. Теоретическая наука дается ему, никогда толком не вникавшему в высокие материи, с трудом. Зато практическая сторона трудностей не вызывает, и скоро он уже удостаивается искренней похвалы от своей наставницы. Он влюбляется в неё сразу, всеобъемлюще, искренне, всей душой, забывшей было, что такое любить, и вот теперь вспомнившей. Антея похожа на солнце. Её невозможно не обожать, с ее честолюбием и вечным упрямством, колким юмором и отчаянной отвагой, гибкостью хищной кошки из джунглей и такой же кошачьей отстраненностью. Её, экзотично-яркую, сильную, текучую и полную жизни, невозможно не желать — и в постели они оказываются очень скоро, причем Ред не может отделаться от ощущения, что добыча здесь именно он. После третьего или четвертого раза он делает ей предложение, и замолкает, не договорив фразу, когда её ладонь сжимается у него на горле. — Если ты только подумаешь об этом еще раз, я отрежу тебе сначала член, а потом голову вместе с бородой, — невозмутимо произносит она, прежде чем отпустить. И он принимает правила игры. Обретя наконец призвание и силу, Ред расцветает, в его глазах и движениях появляется ушедшая было спокойная уверенность. Через пару лет Антея признаёт, что он готов к самостоятельной работе. Он мог бы уйти, но остаётся рядом с ней по собственному желанию. И потому что чувствует — она этого тоже хочет. Он всегда рядом. Под внешностью старого рубаки таится море нежности, азарта, почти детской открытости миру и любви, и всё это он отдаёт ей. Щедро, без лишних слов, не требуя ничего взамен. Он даже пытается писать стихи — корявые, неловкие, они вряд ли смогли бы очаровать даже менее искушенного читателя. Но обуревающие его чувства требуют выхода. И постепенно Антея оттаивает. В её ехидстве все чаще слышится тепло. Она делится с ним рассказами о своей жизни — о детстве на Кубе, о своем наставнике, о своих приключениях и шрамах, о людях, бывших с ней рядом и оставивших след, и Ред благодарен ей за каждую такую историю. — Ты невыносим, Руайри, — смеется она, — почему я вообще тебе об этом рассказываю? — Я тебя тоже люблю, — улыбается он, целуя кончики её пальцев. Они отличная пара. В бою и в постели, в наставничестве и партнерстве, во всех их бесконечных странствиях. Антея открыто говорит ему об этом, и удовлетворенно хмыкает, видя, как по его лицу расползается счастливая улыбка. — Я люблю тебя, Ред Руайри, — как-то ночью произносит она ему на ухо. Ред вздрагивает. Пытается развернуться, чтобы взглянуть ей в лицо, даже если ничего не увидит сквозь ночную тьму. Но руки Антеи обнимают его со спины, крепко прижимают к себе — не дернешься. — Я люблю тебя, — хрипло шепчет он. — Я знаю. Ред тихо фыркает в бороду. Но в словах Антеи нет привычного смешка, только нежность и доверие. И он бережно сжимает в своих руках её ладони, прежде чем соскользнуть в глубокий спокойный сон без сновидений. В конце-концов, у них есть ещё все время мира.