Открытая рана

— Хейнрикс, я никуда не уйду. Буду стоять в этом проклятом коридоре, пока ты не откроешь дверь. Что будет с моей репутацией, когда твои соседи вернутся? Вигдис, где сейчас старший артиллерист Метела? Сдала смену, направляется к своей каюте? Нет, не нужна, конец связи. Хейнрикс, твоя соседка напротив будет здесь через семь минут, что она подумает, увидев под твоей дверью Лорд-капитана в драном комбинезоне и без парика? Дверь открывается, и Изабеллу втягивают внутрь так быстро и резко, что она едва удерживается на ногах. На Хейнриксе нет лица. То есть, для стороннего наблюдателя он едва ли сильно отличается от обычного себя, но Изабелла слишком хорошо его изучила. Она видела его безразличным и увлеченным, видела забывшимся в горячке боя и полностью сосредоточенным на регициде, видела его задыхающимся от злости и от желания, видела его радостным, видела его отчаявшимся, но никогда — настолько потерянным. Она правильно сделала, что пришла, и плевать, что пришлось схитрить. — Прости, что солгала, — говорит Изабелла и машинально поправляет парик. — Но это был единственный способ попасть внутрь. На лбу Хейнрикса прорезается новая складка, и Изабелла одну очень долгую секунду думает, что просчиталась, и сейчас ее попросту выставят обратно в коридор, но Хейнрикс только говорит: — Пожалуйста, уходи. Мне нужно побыть в одиночестве. — Неправда, — окрыленная первым успехом, Изабелла проходит внутрь каюты. — Ты хочешь побыть в одиночестве, но нужно тебе другое. А именно — чтобы кто-то посидел с тобой в одной комнате. Даже если он будет делать это молча и в дальнем углу, хотя с последним могут быть проблемы. Изабелла оглядывается по сторонам, потом снова поворачивается к Хейнриксу: — Почему у тебя такая маленькая каюта? — Стараниями Ее Светлости. Изабелла успевает заметить на его губах тень усмешки, которая тут же исчезает, будто Хейнрикс вдруг вспомнил, что не имеет сейчас на нее права. — После того, как я вернулся в свиту Лорд-капитана на Футфоле, она решила, что моя старая каюта должна быть немедленно отремонтирована, и попросила своего сенешаля подобрать для меня что-нибудь… — …подходящее для твоего статуса, — подхватывает Изабелла. — Но подальше от мостика. Судя по всему, Абеляру ты тогда нравился еще меньше, чем мне. — Надеюсь, что это не изменится, — замечает Хейнрикс. — Если я вдруг начну нравится Абеляру… Он замолкает, трет переносицу пальцами, говорит негромко: — Я понимаю, что ты делаешь. Спасибо, но… — Хейнрикс, — только сейчас Изабелла позволяет себе осторожное прикосновение к его рукаву. — Я остаюсь. Здесь. И ты — тоже. Веришь или нет, сейчас Абеляру ты даже нравишься, но не настолько, чтобы он выдал тебе новую каюту за моей спиной. — Меня вполне устраивает эта, — очень серьезно говорит Хейнрикс. — Пока есть куда складывать отчеты о делах династии фон Валанциус. Изабелла едва удерживается от того, чтобы его обнять. Его рубашка покрыта бурыми пятнами, на скуле расплывается свежий синяк, а в движениях сквозит некоторая скованность, но вовсе не возможные раны останавливают Изабеллу. Кажется, стоит ей коснуться Хейнрикса, и он просто окаменеет под ее руками. А еще ей кажется, что если она остановится, если хоть на секунду замолчит, комнату заполнит спертый воздух Фтона-VI. — И все же, подумай, — говорит Изабелла таким тоном, будто размер каюты сейчас — самая большая из их проблем. — Может, настало время воспользоваться привилегиями… Она замирает у входа в крошечный спальный отсек, оборачивается через плечо. Должно быть, взгляд у нее красноречивей иных слов, потому что Хейнрикс спрашивает: — Что с вами, Лорд-капитан? Вспомнили жизнь на средних палубах? — На средних палубах, — Изабелла мечтательно вздыхает. — На средних палубах за такую каюту могут убить. Столько пространства, и никаких соседей! Она прислоняется к стене и принимается стаскивать с себя сапоги. Потом снимает накидку, под которой прятала комбинезон, пусть и не драный, но аккуратно разрезанный медикаэ. Не дожидаясь вопроса, говорит: — Я вымоталась, и собираюсь лечь. И тебе советую. Хейнрикс складывает руки на груди. — Во-первых, этот трюк ты уже использовала, в Комморре. — Ну да, — Изабелла пожимает плечами. — Между прочим, он тогда отлично сработал. А что во-вторых? — Во-вторых, вдвоем мы тут не поместимся. — А вот с этим я готова поспорить. Она смотрит Хейнриксу в глаза до тех пор, пока он окончательно не примиряется с ее присутствием — и ее маленькой победой. Дождавшись, когда он вытянется на узкой койке, Изабелла чудом втискивается в крошечное пространство между ним и стеной. Приходится пожертвовать париком и как следует повозиться, но она, умудряется устроиться почти что удобно: на боку, забравшись под руку Хейнрикса и закинув на него ногу. — Видишь? Все получилось, — заявляет Изабелла прежде, чем зевнуть. — Разбуди меня через час. — Ты… собираешься спать? — Ну конечно, я ведь именно для этого пришла и ломилась в твою дверь, — она усмехается. — Я и правда устала, Хейнрикс. Пришлось держать сразу три ментальных связи, чтобы мы не остались против них в темноте, и… В общем, если я буду молчать, то непременно отключусь, а разговаривать ты не хочешь. — Не хочу, — соглашается Хейнрикс, а потом исправляет сам себя: — Не могу. — Тогда просто полежим в тишине, — Изабелла поубнее устраивает голову у него на плече и закрывает глаза. — Это всегда помогает. — Всегда? Проверено на средних палубах? — В Схоластика Псайкана. Рука Хейнрикса, до того лежавшая на Изабелле едва ли не безвольно, вдруг дергается, крепче прижимая ее к нему. — Не могу представить, каково было там расти. — Ты-то как раз и можешь, ты ведь был там и знаешь, как все устроено. Но было не так уж плохо, по крайней мере до манифестаций… Изабелла вдруг замолкает, пытается приподняться, чтобы взглянуть на Хейнрикса, но ничего не выходит, а потому она просто спрашивает в пространство: — Почему мы вдруг об этом заговорили? — Потому что ты не хочешь уснуть, — говорит Хейнрикс так, будто это все объясняет. — А еще потому, что я хочу знать больше о твоем прошлом. Если бы я спросил в другое время, ты бы, скорее всего, просто ушла от ответа. А теперь тебе некуда деваться, ведь тебе нужно меня разговорить. — Ваша искренность, господин Дознаватель, куда страшнее любого коварства. — Я знаю. Возразить на это ей решительно нечего. — Представь себе… — Изабелла перещелкивает а голове воспоминания словно пикты на планшете, но вдруг решает, что ни одно из них не подходит. — Нет, сначала скажи мне: что нужно, чтобы латентный псайкер проявил свои способности? — Триггер, — без промедления отвечает Хейнрикс. — Сильные эмоции или боль, или все сразу. — А теперь представь, что тебе нужно устроить прорыв кому-то, кто уже обучен базовым техникам. Контроль эмоций. Ментальная гибкость. Повышение болевого порога. Хейнрикс молчит — должно быть, представляет, — и Изабелла рассказывает дальше: — Насколько я понимаю, Астра Телепатика хотела получить псайкеров… почти готовых к использованию. Контролируемая манифестация и заранее обученный колдун, способный если не сразу же овладеть новыми силами, то хотя бы держать их в узде. Звучит неплохо, да? Просчитались они лишь с тем, как тяжело было нас пробудить. У нее начинает затекать шея, но она сама себя загнала в ловушку, да и вытерпеть такую мелочь — не проблема. Хейнриксу наверняка хуже: из медицинского отсека он ушел как только представился случай, и вряд ли успел полностью залечить свои раны, и все же… мимолетное касание холодит кожу, и сведенные мышцы вдруг расслабляются, и ноющая боль уходит. — Спасибо, — Изабелла улыбается, хоть и знает, что он не видит. — Адепты не любили, когда мы поддерживали друг друга. Считали, что нужно справляться самостоятельно и привыкать к мысли, что псайкеров в лучшем случае терпят. — И были правы, — подхватывает Хейнрикс. — В гвардии… Ты права, считая, что Калькасар видит в своих агентах лишь инструменты, но, по крайней мере, он не проявляет излишней жестокости. Заботится, чтобы мы как можно дольше были полезны, и когда Эмелина сказала… Он вдруг обрывает сам себя и говорит: — В Схоластика Псайкана у нас было также. — И вы также умудрялись дружить у них за спиной, — это не звучит как вопрос. — Глория… Адепт Моссмор и некоторые другие жалели нас, и иногда “забывали” запереть двери. И если твоя келья оставалась открытой, ты знал, что делать — и сделал бы для любого. Ведь когда ночью, после того, как у тебя снова не получилось, кто-то пробирался к тебе в кровать, было плевать, кто тебя обнимает — твой друг, или тот, кто завтра плюнет тебе в кашу. — Ого, — голос Хейнрикса полон насмешливого удивления, но за ним прячутся совсем иные ноты. — Вас кормили настоящей кашей? — Мы были особенными детишками, так что да, кашей. И лояльностью к Империуму, конечно, в соотношении два к одному, — Изабелла вдруг вздыхает и сама не понимает, почему. — В общем, да: с разговорами или без, но лежать в обнимку работает, проверено на себе. Хейнрикс долго молчит, потом осторожно спрашивает. — Что было с теми, кто так и не смог манифестировать? — Мы верили, что их переводили в другой комплекс. Так старательно верили, что после санкционирования я даже пыталась найти одного своего… друга. Вот ведь глупость. — Мне жаль, — пальцы Хейнрикса мягко гладят ее плечо. — И ты так спокойно об этом рассказываешь… Изабелла не выдерживает и начинает смеяться. Ее плечи мелко трясутся, она никак не может успокоиться, и с трудом выдавливает из себя: — Ты… ох… кто бы говорил! К-кх… Комморра! Говорят, что притягиваются противоположности. Но почему тогда здесь, в этой маленькой каюте, два человека, сломанных в одних и тех же местах, вцепляются друг в друга, чтобы не упасть с узкой койки? Изабелла не знает ответа, да и, пожалуй, не нужно ей знать. Она первой нарушает наступившую тишину, и голос ее звучит одновременно уверенно и очень мягко: — Позволь мне быть рядом и помочь тебе. — Это нечестно, — возмущение Хейнрикса насквозь поддельное — Изабелла так сильно прижата к нему, что просто чувствует, как он усмехается. — Это же мои собственные слова. — Теперь мои. Твой трюк тоже отлично сработал в Комморре. — От вас невероятно сложно отделаться, Лорд-капитан, — замечает он. — Хорошо, что я этого не хочу. Хоть и знаю, о чем ты сейчас спросишь. Изабелла нащупывает ладонь Хейнрикса, накрывает своей, и негромко говорит: — Расскажи мне об Эмелине. Не просто какой она была, а что-нибудь… какую-нибудь историю, и лучше всего — глупую. — Эмелина — савант, — Хейнрикс на несколько секунд замолкает, потом, будто через силу, говорит: — Была савантом, а саванты не попадают в глупые истории. — Ужасное упущение, — Изабелла изображает тяжелый вздох. — Значит, она наверняка спасала остальных, когда вы выставляли себя идиотами. И не вздумай говорить, что такого никогда не случается с агентами Святейшей Инквизиции — твоими стараниями я уже знаю, что это неправда. Она практически чувствует волну возмущения, которая исходит от Хейнрикса, но ответить на это ему нечего, поэтому он тоже вздыхает и начинает рассказывать: — Сектор Каликсис, мир удовольствий Кастона Майорис, ежегодный фестиваль уже не помню чего, — он ненадолго замолкает, будто с чем-то сверяется. — Айшара, Танакия и я вели цель, но потеряли ее в толпе. Цель о слежке не знала, так что у нас было время, чтобы спасти миссию. Нужно было только найти точку с хорошим обзором, но подходил один вариант: на фестивале поднимали в небо воздушные шары. Для пар. Тон у Хейнрикса до того похоронный, что Изабелла невольно хихикает. — И кто вытянул короткую соломинку? — Танакия. Продолжения не следует, и Изабелла тихонько спрашивает: — Думаешь, это правда? Что Калькасар ее… что она мертва? — Эмелине незачем было врать, но даже ее слова — лишь слова. Не поверю, пока не увижу доказательств. — Хоть какая-то польза от твоей профессиональной деформации, — Изабелла чуть сжимает ладонь Хейнрикса в своей. — Итак, ты, Танакия и воздушный шар. Что было дальше? — Самые долгие полчаса в моей жизни. Танакия потом сказала, что аэронавт, который управлял шаром, странно на нас смотрел — должно быть, заподозрил, что мы — не настоящая пара. Вот ей и пришлось действовать решительно. — И что она сделала? — Предложение. Звук, который Изабелла издает, совершенно не подобает персоне Вольного Торговца. Дальнейшие слова Хейнрикса лишь усугубляют ситуацию: — Она застала меня врасплох, я ответил первое, что пришло в голову. Я отказался, — он переводит дыхание. — Нам пришлось играть это и одновременно высматривать цель. Справились мы только с одним. — П-прости, — Изабелла едва может говорить от душащего ее смеха. — Это слишком… зачем она это сделала? В этом же не было смысла. — Конечно, не было. Но Танакия не всегда действует… рационально, и они с Айшарой еще долго припоминали мне эту историю, — кажется, что Хейнрикс раздражен, но что-то в его голосе подсказывает — на Танакию он давно уже не злится. — Мы провалились, но Эмелина выспросила у нас каждую деталь и с высокой точностью предсказала, где наша цель будет этим вечером, и все благодаря анализу поведения. Такая вышла история. Этого хватит? — Нет. Расскажи еще что-нибудь. И Хейнрикс рассказывает. О том, как аколит Сюэ запаниковала на первой оперативной миссии и привела преследователей к Эмелине, которой пришлось использовать каждое бранное слово, сохраненное в ее невероятной памяти, чтобы сохранить прикрытие. О том, как Медный Шепот вдруг начал выстраивать везде спирали, и Эмелина первой догадалась, что магос подхватил какой-то техномантский вирус. О том, как Айшара разбила любимую чашку Калькасара, и только Эмелина могла вспомнить каждую щербинку и трещинку, бывшую на ней, чтобы сделать похожую подделку. Истории сменяют одна другую; Изабелла замечает, что Хейнрикс ни разу не произносит незнакомого ей имени — даже сейчас он умудряется беречь свои секреты, — но у нее и в мыслях нет на это ему указать. Эмелина присутствует вовсе не во всех его историях, но иногда умолчание способно рассказать больше, чем слова, и в голове Изабеллы негативное пространство постепенно формируется в образ. В женщину, которую она хотела бы узнать, но никогда не сможет, потому что ее больше нет. — Спасибо, — говорит Изабелла, когда Хейнрикс умолкает. — Мне кажется, я ее вижу. Она подносит к глазам руку с хронометром, тяжело вздыхает — время за стенами каюты не стоит на месте, и уже скоро ее присутствие потребуется на мостике, или в покоях навигатора, или еще где-нибудь — корабль и протекторат нуждаются в своем Лорд-капитане. — Не буду больше тебя мучить, — говорит она. — Мне нужно как-то отсюда вылезти и прокрасться к себе. А тебе нужно поспать. — Останься, — Хейнрикс крепче прижимает ее к себе. — Если, конечно, можешь. — Не могу, — Изабелла несколько долгих секунд смотрит на хронометр прежде, чем опустить руку. — У меня все-таки есть обязанности на этом корабле. Хейнрикс пытается убрать руку, но Изабелла лишь стискивает пальцы на его запястье показывая, что не договорила. — Но я побуду с тобой, пока ты не уснешь.