Зной, который прокрался в храм

Посмотрев по сторонам, Эвтида оценила зал в поисках лучшего размещения и пришла к самому простому решению. Постучав пальцами по плечам некроманта, привлекла его внимание и скомандовала: — Давай, Рэйммси, сползай на циновку и возьми подушки под зад. Парень тихо вздохнул, словно безнадежно оспаривая ее решение, но поднялся со скамьи. Оказался снова выше девушки, достаточно близко, чтобы заметить как быстро она отвела взгляд от его торса, смутился сам. Бросил поближе подушку и уселся обратно, оперевшись на руки позади себя. Эва, вцепившись свободной рукой в край скамьи, подтянула ее ближе и скривилась от громкого визжащего скрежета ножек по каменному полу, который как показалось отразился от всех стен разом и был способен разбудить пару мертвецов без участия шезму. — О боги, мои уши! — не оставил без комментария парень, не успев прикрыться руками. — Пить меньше надо пиво по вечерам, не будут болеть уши и голова. — Хорошо, тогда вводим сухой закон для всех учащихся в этом зале с сегодняшнего вечера. — кивнул в сторону сумки Рэймсс. — Не надо мне угрожать. Эвтида уселась на скамью позади парня и поняла, что длина ее ног немного сковывает позу, но поставить ноги шире ей не позволяет юбка и шутливые комментарии, которые последуют, если ее колени окажутся по разные стороны от спины друга. Совладала с ногами и смущением, которое ни к месту появилось от осознания, что она еще не находилась так близко и долго с ним наедине, в этом было что-то интимное — не столько от ощущения уединения и тепла его спины, которое жаром ощущалось на ее коленях, а больше от того, что она ощущает удивительное спокойствие, находясь с ним рядом, как с братом, которому она безоговорочно доверяла. Редкий случай, когда она могла позволить нечаянные касания и дотрагиваться сама, не испытывая чувства брезгливости и раздражения как в моменты, когда в попытках обратить на себя свое внимание хорошенькой девушки, мужчины протягивали свои руки к ней пытаясь ущипнуть, взять локон или за руку, отпуская намеки на ее очевидное одиночество. Эвтида положила в образовавшуюся складку юбки заколки и гребень, вытерла вспотевшую ладошку о ткань и подняла опустившиеся на пол его волосы. Неощутимо для парня погладила кончики косы пальцами, проверяя настолько ли они гладкие как кажется и задержала взгляд на спине Рэйммса. Заметив испарину там, где волосы касались кожи и где жара была бессердечна к нему, проследила взглядом по пути следования быстро высыхающих капелек и уткнулась взглядом в границу кожи и тканого пояса черного схенти, резко мысленно одернула себя, быстро поморгала и, словно боясь быть пойманной на этом, скрыла свое смущение в вопросе: — На улице пекло, но ты решил не нарушать образ загадочного некроманта и явился в черном? Неужели нет ничего светлого в твоих сундуках, хочешь подарю? — Не надо мне ничего дарить! — удивленный выбранной темой запротестовал Рэймсс, нахмурившись продолжил. — Я тебя смущаю, Эва? — Да нет. — Так да или нет? У меня есть калазирис с собой, но если честно, то Нейт была права, когда убеждала меня, что расшитый серебряной нитью лен будет нещадно колоть спину и жарить словно тысяча солнц. — виновато объяснил Рэйммс. — Ты хочешь сказать, что не послушал совета опытной ткачихи при выборе ткани? — Нет. — ответил почти шепотом. Эва усмехнулась его признанию в своей оплошности. — Давай я надену его, не буду смущать. — парень слегка приподнялся, но не успев договорить был усажен обратно уверенным жестом. — Уймись, теперь то я знаю секрет ткани и у меня будет ощущение, что издеваюсь над тобой. Некромант вскинул руки в молчаливом согласии и на всякий случай выпрямил спину чуть больше, чтобы дать хотя бы пару сантиметров между ними, показывая как важно ему личное пространство подруги. Замер. Эвтида сняла ленту и начала расплетать косу, аккуратно распутывая гребнем уже успевшие собраться колтуны, которые Рэймсс спутал, пока пытался устроить волосы поудобнее. Девушка очень хорошо помнила как ее расчесывала мать в детстве. Злясь после очередной ссоры с мужчиной, любым, кто хоть мимолетно бросал на девочку взгляд, она срывала на ней свое раздражение и горечь обиды. Особо любимым способом было заплетание волос. Скрывая красные от слез глаза и шморгая носом, она резко брала в руки гребень со словами: «Ты ходишь как оборванка, подойди». Гребень был не такой гладкий и красивый как тот, что она держала сейчас в руках — не с резным цветком лотоса, и синими прожилками словно вода струящаяся через гладкие зубцы. А ее гребень был другим, Эва всегда ловила себя на мысли, что она может поспорить — лошадей чешут более аккуратными. Мать укладывала тяжелую руку на макушку, чтобы удобнее было прочесывать всю длину, удерживая голову пальцами так крепко, словно способна была раздавить маленькую голову, а дальше начиналась пытка, при которой непозволительно было двигаться, говорить, издавать звуки, единственное было позволительно — молча слизывать соленые слезы с губ, которые Эва смахивала с глаз часто моргая, чтобы продолжать видеть перед собой небольшой ковер, в узоре которого она считала по кругу ромбы орнамента — один, два, три, четыре, моргнуть, пять, шесть. Волосы чесались словно лен, где летят ненужные ошметки, но остается основная копна длинных прямых волокон — рывками, без учета кожи головы, которая потом целый день горела словно от ожога. Те несчастные волосы, что безнадежно были спутаны — срезались или вырывались. Затягивая тугую косу, Эвтида понимала, что так будет лучше, меньше запутаются, а выдавать мыло чаще раза в неделю на помывку головы мать не станет. Покинув дом, она часто ходила с разными прическами, какие только могла придумать и не переживая, что кусок мыла это награда послушных девочек. Поэтому ей так легко было сейчас расчесывать волосы Рэйммса. Несмотря на жару, и то, что они стали частично мокрыми от пота, она не чувствовала неприятного запаха, дорогое ароматное масло с тонким ягодным вкусом пробивалось даже после несколько часов нанесения. Она неспешно разбирала охапку волос и раскладывала их у себя на коленях, бережно придерживая пальцами, сосредоточенно распутывала каждую упрямую как их хозяин прядь — их важно было сохранить. Словно провалилась в медитативное состояние и позабыла о том, что надо бы делать все быстрее, ведь их еще ждут лекции, но не сейчас — сейчас она протягивала по выделенным прядям гребень — несколько раз сверху вниз, сверху вниз, пока прядь не становилась гладкой и послушной. Рэймсс расслабился и его дыхание не было практически слышно, он боялся спугнуть то спокойствие каким укутан был момент, где он доверил такое незамысловатое действо кому-то другому, ведь обычно он рассчитывал только на себя. Лишь изредка разрешал девушкам, с которыми случались случайные связи, заплести его как им хотелось, но как только они покидали его жилье и можно было больше не улыбаться в прощальных обещаниях найти ее в храме, он закрывал дверь и уверенной походкой шел к зеркалу, развязывая на ходу ленту. Сейчас он думал только о том как было бы здорово, если Эве хватит смелости провести пальцами по его коже головы. — Я сделаю тебе высоко несколько кос, чтобы спереди не мешали, а если не понравится… то мне все равно, — Эвтида усмехнулась и дотронулась пальцами до его плеча, спросила. — Спишь? Рэйммс вздрогнул, рассеянно похлопал глазами. — Нет, я умер от жары, пока ты раскладывала их по спине, я согласен сейчас на все, хоть на эпистатскую прическу. — О, могу устроить! — хмыкнула девушка. — Нет! Заплетай, что угодно, только пожалуйста быстрее. Ремм хоть и опаздывает, но надо хотя бы пять слов связать перед ним, а зайди он сейчас, то придется еще и объяснять, что тут вообще происходит! Эва поднялась со скамейки, размяла ноги, сгибая в коленях и, наклонившись к самому уху парня, спросила: — А что происходит, Рэйммси? Некромант ухмыльнулся своему не высказанному ответу и постучал пальцами себе по макушке: — Продолжай. —Хм. —Пожалуйста. Эвтида сделала вид, что не заметила игнорирование вопроса, ответ на который помог бы им уточнить направление их неоднозначного общения и стала сплетать первую косу со свободной частью волос в форме кольца. Ей приходилось становиться ближе и наклоняться немного вперед каждый раз, когда тянулась к его макушке, дотрагиваясь обнаженной поясницы воздушной тканью своей юбки, от чего Рэйммс как непоседливый ребенок извивался, тянулся рукой назад, чтобы смахнуть ткань и почесать бок, не забывая комментировать, что ему «щекотно», «жарко» и «ну, Эва!» — последний комментарий относился к шлепку гребнем по плечу в наказание за неусидчивость. Девушка понимала, что проще было попросить его откинуть голову назад и посидеть так какое-то время, но тогда бы ей пришлось чаще встречаться с ним взглядом, который мог быть пойман на его губах, которые ей нравилось рассматривать украдкой и думать какие они на ощупь, если провести по ним пальцем, смотреть на гладкую кожу и думать во сколько просыпается этот сумасшедший, чтобы быть побриться, как он просыпается вообще… А ей хотелось избежать таких мыслей, чтобы он на каком-то подсознательном уровне не ощутил проявления интереса к бытовым мелочам в его жизни. Загнав себя в ловушку мыслей, Эва слегка мотнула головой, словно разбрасывая волнение из своей головы вон и отстранилась, посмотрела на пряди для второй косы, которые черным блестящим покрывалом лежали на его плече. Рэймсс посмотрел на нее: — Все хорошо? — Нет. В смысле да. — ответила Эва, легко улыбнувшись тому какой он был забавный в этот момент, выглядывая одним глазом словно из-за штор. Парень поерзал на подушках, закрыл глаза и покрутил головой, разминая шею, стащил зачем-то с предплечья браслеты, хмурясь отбросил их в сторону, завел руки за спину и вытянулся. — Рэймсс! — прикрикнула девушка, заметив, что он портит ее работу этой суетой, и касаясь пальцами горячей словно угли спины, стала собирать отделившиеся пряди в одну, и не успев подумать зачем она это делает, смахнула волосы с шеи и подула на влажную разгоряченную кожу. Его непроизвольный короткий стон — как реакция на необдуманное действие Эвтиды мгновенно украсили ее щеки румянцем и будь у нее хоть на мгновение свободны руки, она бы похлопала себя по щекам, сбивая обжигающий стыд. Некромант незаметно для нее широко улыбнулся, спрятавшись в завесе волос, и хотел было повернуть голову, чтобы высказать девушке почтение за столь приятный способ охладить его в зной, но тут же был остановлен. — Кхм, потерпи, немного осталось. — чуть прокашлявшись сказала девушка и не давая ему шанса, продолжила: — Ты всегда такой или только со мной? — Какой такой? — Невыносимый, непоседливый, вредный, высокомер… — Эй, я понял! — Какой ты с братом? Рэймсс замолчал задумавшись, понимая, что никогда не задавался этим вопросом. — Хм, такой же. Но в работе и обучении он мне не родственник — наставник. Эвтида перекинула прядь для следующего звена косы и замерла на несколько секунд, выдав вердикт: — Не верю. Парень усмехнулся и попытался вновь повернуть голову за что безжалостно получил легкий пинок коленкой. — Ай! Чему не веришь? — Не верю, что ты с ним такой же. Что шутишь как со мной и Дией, что можешь ерничать перед ним, спорить. — Позволю тебе напомнить, что ты видишь нас вместе в быту не так часто, что конечно легко поправимо и я рад буду видеть тебя в гостях. Эва не стала уточнять как он объяснит брату причину ее визита и продолжила: — Я веду себя в обществе Рема также как с тобой, но это не значит, что он это одобряет и существует различие еще в том, что он может мне физически напомнить кто тут главный… — Как я сегодня? — перебила его весело девушка. —О да, милая, как ты сегодня — пользуешься моим беззащитным положением. — Как Реммао обычно? Эва мгновенно пожалела о сказанном, зная об уважении и привязанности Рэйммса к старшему брату. Быстро опустилась на корточки, проклиная себя за то, что колкости вылетали раньше, чем она успевала их обдумать, взяла парня за руку, заглянула в его черные глаза, в которых отражалось то, что ей не понравилось — осуждение за неудачную шутку. Нежно погладила его пальцы. — Исфет. Извини, Рэймсси. Глупая шутка.