История не знает...

Илаэне более всего нравились две вещи: собирать травы, грибы и коренья, принося полную суму вечером домой, и возиться с младшим братом. После того, как Огнелик в седьмой раз возродился из бездны Бель-джара, владыки демонов и поработителя мертвых, маленькому Ромарику разрешили отправляться со старшей сестрой в дальние походы. Родители знали: Илаэне, лишь четыре раза до рождения брата успевшая увидеть Двойной Круговорот светила, – можно доверить мальца, пусть даже путь их пролегал по горным тропам. Дети великой касты Целителей привыкли босыми ножками измерять извилистые стежки, то взбегающие ввысь, то круто уходящие вниз. Ни один возничий не рискнет пробираться здесь, и даже истоптавшие много дорог сандалии воина могут соскользнуть с коварного, омытого дождем камня. Только собиратель трав пройдет всюду, ибо он должен привыкать через опасность и труд добывать растения, дарованные Яркендару самим Аданосом. Так начинается его путь в Целители, и женщины подвергались тем же испытаниям, что и мужчины. Ромарику – третьему ребенку в семье – пришла пора постигать эту науку и протаптывать свои первые тропки, а Илаэне обязана была поддерживать его, как когда-то первые шаги помогал ей сделать брат, ныне допущенный в Изумрудный Дворец и проходящий там обучение. Чем больше будущих Целителей взрастит семья, тем более оправдает ту благодать, коей одарил ее Аданос, соединив своего верного служителя с достойной женой и послав им здоровых отпрысков. Особенно ценно это было сейчас, ведь только-только спало с Яркендара проклятие Народов моря, из-за чего целых десять Двойных Круговоротов Огнелика были омрачены рождением мертвых младенцев и болезнями детей. Лишь совсем недавно Воины и Жрецы, узрев указанный предками путь, смогли найти храм темных заклинателей на одном из островов, уничтожить скверну и, молитвами опрокинув море на него, похоронить в пучине. Ловко спускаясь вниз к бурному потоку, с ревом несущему свои воды ко Дворцу Жрецов, Илаэне успевала и подавать руку брату, и осматривать камни по сторонам. Здесь, где воздух был напоен влагой, можно было найти Красный мох – испытанное средство от боли в груди, когда тяжко дышать. Сама Илаэне никогда не сталкивалась с такой болезнью, но отец, полутора Круговорота проведший по ту сторону Драконьего хребта, в горном святилище, рассказывал, что там около восьми седмиц властвуют холода и с неба вместо дождя иногда сыплется былая крошка – снег. Многие тогда страдают от кашлей и простуд, и без Красного мха пришлось бы им туго. Отцу скоро уходить туда на дежурство, а значит, нужно набрать много трав, чтобы сваренные матерью и дочкой зелья помогали ему в бесконечных бдениях, когда Свет Огнелика слишком слаб, чтобы даже днем прогнать холод. – Посиди здесь, Ромарик! – когда тропа оборвалась в наполненную белой пеной пропасть, Илаэне указала брату на чуть влажный, но вполне надежный валун, а сама, сняв с пояска лопатку, принялась соскребать заветный мох, ловко перебираясь с одного камня на другой, огибая опасные ямки, где могла застрять нога. Илаэне знала, что брат всегда слушается ее, тем более трудно было найти ребенка более тихого, чем Ромарик. Он не жаловал общество других мальчишек, проявлял мало интереса к занятием что матери, что отца, однако освоил клинья и начал читать книги раньше, чем того требовали правила касты. Часто Ромарик сидел, водя пальцами по каменным табличкам, а на прогулках в город тянул родителей или сестру к каждому памятнику славным деятелям Яркендара, чтобы прочитать надписи. Он получал настоящую радость, сравнимую Илаэне с ликованием от нахождения ценного растения, когда скользил рукой по выдолбленным в камне бороздкам, тогда как целительство оставляло его равнодушным. – Неужто душа Ученых потерялась на пути в касту? – недоумевал отец. Такое бывало. Редко, но случалось, когда душа приходила совсем не в ту касту, где ждали рождения младенца. Особенно часто происходило это во время великих потрясений, войн и проклятий. Скрепя сердце, родители смирились, что Ромарик после десятого Двойного Круговорота уйдет в Каньон Семи Садов, где его примет библиотека Ученых. И всё же внутри не оставляли надежды пробудить его интерес к таинству исцеления, к магии растений. Однако Илаэне знала больше, чем отец и мать. Знала – и страшилась, потому что ни одна каста, кроме одной, не закрывала перед новым посвященным дверей в Отчий дом. Воин мог навещать родных, как и Ученому и молодому Жрецу всегда рады были у очага, где впервые глаза ребенка увидели прекрасный мир, сотворенный Аданосом. Кроме одной... Родители большую часть времени бывали заняты, как и старший брат, и не ведали, что нередко на прогулках Ромарик просил сестру повернуть с известной ею тропы в сторону, в заповедные островки некрополей. Войти туда живые не смели, и мальчик просто стоял у врат, проводя ладошками по черному камню ограждений. Он восхищался блестящими колоннами склепов и задумчиво смотрел на надгробия. Обычно дети держались подальше от таким мест – прибежищ мертвых среди царства живых. Но не Ромарик. А какие каменные таблички чаще всего появлялись у него в руках? Заупокойные молитвы, которые хранили во всех домах, но лишь в дни поминовения доставали из сундуков. Однако если Стражи Мертвых заберут Ромарика, ему не будет пути назад. Ему нельзя сидеть у одного очага с другими кастами, ему нельзя есть за одним столом с ними. Ему нельзя спать с ними под одной крышей, нельзя подарить лишнее прикосновение, нельзя иметь детей, нельзя ни одну девушку назвать своей женой. У этой касты нет естественного продолжения через сыновей и дочерей, Стражи Мертвых каждый Круговорот обходят дома других каст в поисках новых учеников. И всякий раз это и честь – и день скорби. "Как похороны живого", – сказала однажды мать. Это значило неминуемое расставание. А Илаэне не хотела расставаться с младшим братом и знала, что и он любит ее. Единственная, кого он замечал, была именно она, только ее он мог предпочесть каменным табличкам, только с ней охотно пойти за растениями, которые были ему не нужны, если только не оказывались связаны с загробными обрядами. Только с ней мог посидеть у костра, хотя яркий огонь тревожил его и слепил. Она должна была выиграть битву за брата, пусть и была дочерью Целителей, а не Воинов. Соскоблив красный мох с очередного камня и отправив к себе в суму, в особый кармашек, Илаэне острым взглядом различила несколько зеленых стеблей, тянущихся из-за крайнего, левого камня, располагающегося выше по скале сряди ряда подобных ему, однако нависающего почти над самым потоком. Лезть туда было рискованно, но такие сочно-изумрудные листья лопаточного вида с зубчатым краем встречаются лишь у двух растений – Орочьего корня, который почти не попадается в Яркендаре, и главы всех растений, несущих по жилам магическую силу, – Жреческого зелья. И в том, и в другом случае находка была очень ценной. Убрав лопатку на пояс, где она звонко стукнулась о маленький ножичек, Илаэне уцепилась за нижний камень, чей край был выше ее головы, просунула правую босую стопу в щель на скале и, помогая себе левой ногой, вскарабкалась наверх, затем таким же образом поднялась на следующий ряд. Выпрямиться здесь было уже нельзя, потому что идущие выше по склону камни выступали вперед и упирались прямо в затылок. Илаэне змейкой поползла вперед и, несмотря на то, что ей было неудобно, что одну из ступней саднило – должно быть, поранила ее об острый край, а глаза то и дело приходилось жмурить от долетающих сюда холодных брызг горного потока, лицо девочки озарилось радостью – это и в самом деле было Жреческое зелье. Добраться до него оказалось половиной дела, аккуратно выкопать его лопаткой из маленькой горстки земли, еще не вымытой отсюда водой – было не менее сложно, потому что приходилось управляться одной рукой, второй же крепко держась за край валуна. Наконец Жреческое зелье было отправлено в суму, а лопатка снова вернулась на пояс. Илаэне попятилась назад, чтобы возвратиться тем же ходом, что и пришла сюда, и тут невольно бросила взгляд на проносящийся внизу поток... ...Мать рассказывала, что Жреческое зелье вырастает в местах, где бьют магические ключи. Но бывает, что энергию дает ей отколовшаяся от тела душа, принадлежавшая владеющему магией человеку. Тогда зелье отдают Стражам Мертвых, живого оно лишь ослабит. В момент, когда вырываешь корень из земли, может проясниться око даже у тех, кто не видит призраков, и сокрытое ненадолго станет зримым. И внизу, под толщей вспененной воды, Илаэне увидела чьи-то белые кости... Не животного, как могло бы показаться на первый взгляд, но человека. Поток стал чьей-то могилой, и вырвавшаяся из тела душа уронила свои слезы на камни, явив Огнелику священное растение. Миг – и снова перед глазами девочки был лишь стремительный поток, и холодные брызги окатили ее с головы до ног. Сердце затрепетало, впервые соприкоснувшись со смертью, не осененной погребальным обрядом, а значит, с чем-то неправильным, чего быть не должно. Бель-джар вселил в сердце страх, как сделал когда-то давно с первыми людьми, отняв жизнь родича у них на глазах. Илаэне стала бояться сорваться, сделать неверный шаг, неверное движение – и рухнуть в бездну, туда, где уже покоился неизвестный. Обдирая ладони в кровь, наконец спустилась она с камней и на дрожащих, подгибающихся ногах направилась к брату. Радости от находки уже не было, Илаэне жалела, что полезла туда. Но худшее ждало ее впереди. Ромарик, заслышав ее шаги, обернулся и протянул к ней руку, раскрыв ладонь. – Сестренка, можно мне вон ту траву? – как можно громче, чтобы перебить звук потока, закричал мальчик и указал на тот самый камень, за которым совсем недавно пряталось Жреческое зелье. – Он что-то говорит, но я его не понимаю. Ноги подкосились, и Илаэне вынуждена была сесть на холодный, мокрый валун. Так спокоен был взгляд у Ромарика, так выжидающе брат смотрел на нее, так не по-детски серьезно говорил, хотя в его голосе и чувствовалось волнение. То же волнение, какое бывало у Илаэне, когда она находила ценные травы. – Кто говорит? – прошептала она одними губами, испуганно оглядываясь, хотя вокруг не было никого. Но внезапно горы, стремительный поток, Огнелик в небе потеряли для нее былую притягательность. Стало холодно, сыро, противно ныла пораненная ступня. Неясный шепот девочки заглушил рев воды, но Ромарик сумел прочитать движение губ. Или попросту догадался. – Он погиб здесь, там его кости, – он указал именно туда, где видела бренные останки Илаэне. Только у нее они вызывали ужас, а у брата не дрогнула и бровь. – Я чувствовал его раньше, но когда ты сорвала траву, он начал говорить. Дай мне растение, сестренка. Ромарик сейчас не казался на целых четыре Двойных Круговорота младше, он был ровесником Илаэне. И он понимал и видел многое, чувствовал – еще больше. И его душа была той, что должна уйти в касту, которая обращается с живыми реже, чем с мертвыми. Теперь Илаэне поняла это со всей очевидностью. Она не хотела давать ему Жреческое зелье, которому суждено было их разлучить. Она ненавидела несчастного, чьи кости скрывал поток. Несчастного, который зачем-то сорвался со скалы или был кем-то убит и брошен в воду. Зачем его призрак, проскитавшись у этого места много Круговоротов, теперь заговорил? Зачем только она сорвала это растение? Илаэне вцепилась в суму, чувствуя, как глаза застилают слезы. Брата у нее отнимут, не пройдет и пары Круговоротов, как он лишится своей семьи и обретет новую. И видеть она его будет редко, и однажды он станет совсем чужим. И, вероятно, совсем ее забудет. – Я не дам тебе это зелье! – на смену тоске пришел бунт и гнев. Илаэне сверкнула глазами, готовая сражаться с незримым призраком, если он попробует отнять у нее брата. – Это все глупые игры, Ромарик. Уже поздно, пошли домой! Вскочив на ноги и не обращая внимания на окровавленную ступню, она схватила мальчика за руку и поволокла вверх по тропинке, за собой. Он пробовал пару раз вырваться, но Илаэне была старше и сильнее. Она упорно взбиралась вверх, так вцепившись в руку брата, что у него, наверное, образовались на запястье синяки. Ромарик наконец перестал вырываться и покорно побрел за ней, а девочка избегала его взгляда. Избегала – потому что ей могло стать стыдно. Только когда гул потока стал тише и они выбрались на широкую тропу, идущую вдоль обрыва и огороженную для безопасности деревянными перилами, Илаэне обернулась и встретилась с Ромариком взглядом. Никогда еще он не смотрел на нее так. С таким упреком, таким укором. И... мудро, слишком мудро, будто теперь они были даже не ровесниками. Будто он был на много Круговоротов старше ее. – Он давно блуждает там, Илаэне, – проговорил Ромарик. – Он устал и хочет покоя. Души не должны так скитаться по земле. Мы должны рассказать Стражам Мертвых! Они придут и достанут кости. Они придут и проведут обряд. Раскаяние царапнуло сердце. Целитель, заботясь о живых, не должен оставаться черствым к мукам мертвых. Она не может уйти и забыть о призраке, блуждающем у горного потока, потерявшего всякую связь с живыми теперь, когда выращенное им Жреческое зелье было сорвано. – Мы обязательно расскажем им, Ромарик, – пообещала Илаэне. – Я скажу, что видела кости на дне. Стражи Мертвых придут и всё сделают. Но не говори им, Ромарик, что призрак пытался говорить с тобой. Не говори им, что ты его слышал. Целителям это недоступно. – Но я не Целитель. Я никогда им не буду, – мальчик по-прежнему был спокоен. – Ты должна сказать им обо мне, Илаэне. Я должен быть с ними. Быть там! – он указал рукой в сторону, бывшую для четырех каст и обычного люда запретной. Сторону, где располагался Дворец Стражей Мертвых. – Ты внушил это себе! – закричала Илаэне, снова поступая недостойно, снова срываясь на гнев. Ах, чтобы сказала мама, увидев дочь? – Тебе хочется играть в призраков, как твоим сверстникам – играть в воины, но ты родился Целителем и среди Целителей, как и они, как я, как все мы! Играй, сколько хочешь, но когда придут Стражи Мертвых, ты должен молчать! Иначе они заберут тебя, и ты будешь жить среди гробов! И спать в гробу, и вкушать пищу Мертвых, и никогда, никогда не вернешься к нам! Наверное, про "спать в гробу" было неправдой, так любили стращать друг друга ровесники Илаэне. Но сейчас она хотела напугать Ромарика, напугать так сильно, чтобы он забыл про свои выдумки! Вот только его невозможно было напугать. Потому что он знал, чувствовал и видел то, что тревожило ее, но что для него и подобных ему было обычным. Заигрался не он, заигралась она. – Я и хочу пойти к ним, Илаэне. Я давно хочу, но сегодня понял это окончательно, – свободной ладонью он погладил сестру по руке, проявляя ласку, не так часто свойственную ему. – Мне не плохо у отца и мамы, но я им чужой. Мне хорошо только с тобой, но твои травы мне тоже чужие. А ты боишься мертвых, тебе плохо у Некрополя, а мне – интересно. Я всё равно уйду. Сегодня, завтра, через седмицу или две... Рука сама собой разжалась, отпустив запястье Ромарика, где действительно остались красные отметины. И, осознав, что натворила, Илаэне сдалась. Слезы, которые она с трудом сдерживала с той самой минуты у потока, когда брат попросил ее поговорить с призраком, хлынули ручьем. И теперь ей было всё равно. Кое-как нащупав вздрагивающими пальцами Жреческое зелье, она подала его брату, а сама, упав на бревнышко у тропы, оставленное здесь для отдыха путников, дала волю слезам. Так горько, навзрыд, она не плакала, наверное, никогда. Незачем было, ведь всё в их семье было хорошо, все несчастья, по воле Аданоса, обходили их стороной. Она почувствовала, что Ромарик сел рядом с ней, положив Жреческое зелье себе на коленки, и всё гладил, гладил ее по голове, по заплетенным в две косы черным, как смоль, волосам, вытирал чуть испачканными пальцами ей слезы. Но когда замутненный взгляд девочки ловил его ответный, она понимала, что решение принято и назад дороги уже нет. Знала и то, что так же горько поздно ночью на груди у отца будет рыдать мать, когда поймет, что скоро младшего сына заберут Стражи Мертвых. – Что сказал тебе... призрак? – всё еще вздрагивающим голосом спросила Илаэне, когда наконец они отправились домой. Огнелик уже клонился к морю, чтобы скоро исчезнуть за Хребтом Спящей Пумы. Ромарик послушно шагал рядом, как и обычно, будто ничего сегодня и не произошло. Только пальцы его всё теребили и теребили стебель Жреческого зелья, будто это было узелковое письмо. – Я плохо понимаю его. Нужен обряд, – проговорил мальчик. – Я понял только то, что он бежал, за ним гнались, он упал ночью со скалы... – Если выросло Жреческое зелье, значит, он обладал магической силой, – заметила Илаэне, чуть морщась, потому что прохладный вечерний ветер больно бил по иссушенным слезами щекам. – У него был амулет, он лежит под водой. Стражи Мертвых скажут больше. А мы сделали хорошее дело, он наконец обретет покой. "А я его навсегда потеряю", – Илаэне не могла избавиться от извечного теперь чувства неприязни к погибшему. И тут же ощутила, как Ромарик сжал ее руку. – Сестренка, я стану Стражем Мертвых, если пройду испытания. Но я никогда тебя не забуду и всегда буду любить. Я буду приходить к тебе. Каждые три седмицы на закате. Могла ли она верить обещаниям ребенка, которому минуло лишь семь Двойных Круговоротов?