— Чанбин, 7 лет.
Пока дядюшка Сынмин не привёл Лину…
— Чан, 5 лет.*****
Старик Ликс и его супруга Инни с неподдельным интересом зачитывали письмо о внезапном возвращении их младшего сына из Кимпхо. В столовой накрыли праздничный стол по случаю воссоединения семьи. Сынмин также сообщил, что пребудет не один, а с новой избранницей, которую с нетерпением хочет представить родителям. Ликс и Инни не могли нарадоваться тому, что под старость лет их дом вновь будет полон гостей: старший сын Хан с женой и детьми, Сынмин с невесткой. В этом великое счастье стариков. Младшего сына ждали к полуночи. Хлопоты по приготовлению праздничного стола легли на хрупкие плечи Хёнджин. Когда стол уже ломился от множества блюд, Хёнджин устало приземлилась на стул и прикрыла глаза рукой, едва сдерживая душивший изнутри плач. Она всегда отличалась мягкостью и деликатностью по отношению к родителям мужа, молча терпела упрёки со стороны свекрови и, казалось, почти смирилась с отсутствием помощи со стороны. Весь день был убит на готовку, а в ответ – безжалостная критика Инни и никаких слов благодарности. Мысль о возвращении Сынмина придавала сил. Старый друг скоро переступит порог дома, и ко мне вновь вернётся поддержка. Хёнджин смахнула слёзы чудовищной обиды и вобрала побольше воздуха. Чанбин заглянул на кухню и застал плачущую маму. Сердце его сжалось от недоумения, ведь мама никогда не плачет, в знак сочувствия он хотел обнять её и пожалеть, ведь мама так старается, но Хёнджин велела выйти вон из кухни, сорвалась. Чанбин послушно кивнул и вернулся в гостиную, где дедушка с бабушкой нянчились с Чаном. — Я дома, — послышался бодрый голос Хана. Хёнджин спешно привела себя в порядок в надежде, что муж не заметит её подавленное состояние и усталость (не только физическую, но и моральную). Напрасно. Хан даже не заглянул на кухню, предпочёл общение с родителями и сыновьями, а о жене будто и забыл вовсе. Оно и к лучшему. Не хватало чтобы и муж разбрасывался колкими словами, которые последнее время неосторожно слетали с его уст, тогда Хёнджин окончательно будет «добита». Дорогая, ты неважно выглядишь. Дорогая, выбирай выражения. Дорогая, ты приготовила вишнёвый чапсаль? Знаешь же, что я ненавижу его… Знает. Но это любимые пирожки Сынмина и коронное блюдо Хёнджин, которое боготворят все, кроме мужа. Хан приехал с огромным букетом белых хризантем, предназначенным для новой гостьи, и закусками. Чанбин возмутился, ведь еды и так достаточно, зачем так обесценивать мамины старания? На что Хан в ответ ударил его по голове пучком зелёного лука. — Где Хёнджин? — он наконец заметил отсутствие жены. — Где угодно, но не с нами, — отмахнулась Инни, — знаешь ведь, что Джинни с трудом переносит нашу компанию, — она принялась расставлять закуски напротив Чана, — хочешь курочку в кисло-сладком? Чан потянулся к закуске, но Чанбин стукнул его по руке и сказал, обращаясь к бабушке, что они с братом будут есть только мамину еду. Папа зря старался. — Малышка, ты здесь! — с наигранной радостью воскликнул Хан, отмечая про себя внешний вид жены. — Ещё не переоделась? Поторопись. Сынмин скоро будет. — Хоть причешись, — буркнула Инни и снова отвлеклась на Чана. Хёнджин закатила глаза, пропуская мимо ушей подобные комментарии. Сынмин видел её не причёсанной, не накрашенной, в домашней одежде, заляпанной детской смесью, видел весёлой и грустной и не разу не упрекнул за это, только поддерживал. Он постоянно твердил, что с Инни тяжело, что его брат порой невыносим, но ты сильная и, кажется, единственная, кто может вправить им мозги, не дав себя в обиду. — Согласен, — прокряхтел Ликс, — не то спугнёшь нашу новую невестку, — захохотал он. И это после того, как я убрала весь дом и приготовила стол на восемь персон? Как можно так бессовестно себя вести? Чувство глубокого презрения нарастало. — Мама всегда красивая, — заступился Чанбин. Хан отвесил ему подзатыльник. — Никто и не говорит, что мама страшная, — возвысив голос, промолвил он. Газлайтинг в полном его проявлении. — Я хочу, чтобы Чанбин поступил в юридический колледж и стал прокурором, из него получится отличный представитель обвинения, уж больно хорошо он защищает мамочку, — Инни желчно скривилась, глядя на Хёнджин, и тихо добавила: — весь в неё… — Чанбин, ты же усердно занимаешься? — решил сменить тему Хан. — Он недавно пошёл в первый класс. — Хёнджин устало приземлилась на кресло. — Как хороший отец, ты мог и раньше поинтересоваться об его успехах, а не тогда, когда потребует публика. — Она перевела взгляд на стариков. — Чанбину трудно даётся азбука и письмо, но он хорош в математике. Милый букетик… — Хёнджин, следуя примеру мужа, быстро сменила тему разговора. Она уж стерпит нападки семьи, привыкла, а вот Чанбин вряд ли. Он ещё мал, и под напором властной бабушки может быстро сломаться. Инни постоянно твердит, что первый внук – трудный ребёнок, несносный и необучаемый, не заботясь о том, какую психологическую травму может нанести из-за своих несбывшихся ожиданий на его счёт. Милый букетик… Хёнджин почувствовала, как в горле набухает комок. Цветов она давно не получала. Жаль, что букет белоснежных хризантем не вписывался в напряжённую атмосферу домашнего очага. — А вот и мы! — приветствовал родителей Сынмин, войдя в дом с новой избранницей. — Дядя! Все очень обрадовались. Сынмин привёз много подарков, среди которых особенно выделялись букеты цветов. Матери – алые китайские розы, а Хёнджин – ландыши. — Я рад, что дожил до момента нашей встречи, — еле слышно произнёс Сынмин, даря цветы не просто супруге своего брата, а давней подруге, по которой очень скучал, — ещё не сошла с ума? — спросил он, улыбаясь. — Не успела, ты приехал очень вовремя. Если бы они виделись чаще, возможно, чувство неловкости, что испытывала Хёнджин, не заполнило бы сердце. — Не стоило везти так много подарков, — Ликс покачал головой, — мы бы довольствовались двумя, но очень значимыми. Сынмин не поскупился. Хан назвал это самым настоящим расточительством. Его отношения с братом не сложились с самого детства. Не будь они родными по крови, их сочли бы за конкурентов. Хан, будучи старшим, всегда стремился быть на голову выше Сынмина и опережать во всём: в учёбе – всегда первый, брак, так на красивой, полной амбиций девушке, родители захотели внуков, Хан подарил им первенца, работа – только в лучшем учебном заведении Сеула… Уже нечего доказывать. Братья выросли, но обиды, казалось, не имеющие существенного значения, никуда не делись. И Сынмину было на что обижаться (Хан не всегда действовал честным путём и, позабыв о совести, нагло присваивал чужие заслуги себе). — Как зовут эту принцессу? Инни с неподдельным интересом разглядывала невестку. Та была необычайно красивой и предстала перед семейством Ли в традиционном костюме – женском ханбоке (белая блуза с открытым воротом и тёмно-синяя юбка), это не могло не подкупать стариков. — Мою невесту зовут Лина, — объявил Сынмин. — Для меня честь стать частью вашей семьи, — она смущённо улыбнулась и низко поклонилась, — я очень волнуюсь, но, думаю, со временем это пройдёт. Как ножом по сердцу. Хёнджин открыто не демонстрировала как Лина ей неприятна. Её отталкивали взгляды, обращённые к гостье, пусть и оправданные любопытством, её раздражал чарующий голос, который казался неприкрыто фальшивым, этот вычурный наряд… Когда Хан вручил ей хризантемы, Хёнджин едва сдержала прилив ревности. Лина поблагодарила Хана. — Дорогой, нужно скорее найти вазу, — взволнованно молвила она, обращаясь к Сынмину, — не хочу, чтобы эти прекрасные цветы увядали на глазах у всех. Инни всплеснула руками. — Я принесу! Мать была очарована подобным отношением к цветам. Лина оценила гостеприимный жест со стороны их старшего сына по достоинству и, казалось, «прошла проверку». Дети тоже к ней тянулись, а после позднего ужина, почти смахивали на друзей. За столом Лину ждало множество вопросов, о которых Сынмин предупредил ранее. Ничего особенного. — Сколько тебе лет, принцесса? — поинтересовался Ликс. — На днях мне исполнился двадцать один год. — Не сочти за грубость, но ты выглядишь намного старше своих лет, — удивилась Инни. Сынмин старше избранницы на восемь лет, но такая разница в возрасте ничуть не помешала их отношениям. Хан и Хёнджин – ровесники, им по тридцать. — Бог мне судья, но Лина является моей студенткой, — голос Сынмина не выдавал никакого волнения, — я веду лекции по английскому языку в её группе, не буду кривить душой, а скажу, как есть, — он нежно приобнял избранницу, — у Лины самый высокий рейтинг успеваемости по моей дисциплине. — Не удивительно, — слова Ликса звучали с намёком. Старик рассмеялся, и его смех подхватили остальные. Только Хёнджин было не до этого. Её настораживало то, как муж в открытую пялится на Лину. Хоть бы постеснялся. Лина не очень словоохотлива, скромна, но разве этим она покорила семейство? Нет, она буквально с порога влюбила в себя красотой. Ты ведь так юна, зачем тебе ранний брак? Не связывайся с Инни, беги! Ещё спасибо скажешь! Хёнджин перевела взгляд на Сынмина. А ты? Милый, ты ведь умнее старшего брата. Что ты нашёл в этой студентке? Голова раскалывалась от дурацких вопросов, и Хёнджин не сразу заметила, как стала предметом обсуждения. — Лина скоро окончит университет и тоже станет преподавателем. — А вот Джинни образования так и не получила, — издевательски протянула Инни. Хан откинулся на спинку стула и нахмурился, приняв слова матери за камень в свой огород. — Я предлагал ей продолжить учёбу, — сказал он, — но Джинни непреклонна. Вот как? Хёнджин вновь почувствовала себя неуютно. Зачем говорить такое при Лине? Слова Хана ранят и обижают супругу. После них она испытывает стыд и вину. Желание дать отпор пропадает само по себе. Хёнджин молчаливо смотрит в стену, будучи морально поверженной. — Дорогая мама, брат, — голос Сынмина был резок, — не стоит забывать, что Хёнджин была вынуждена бросить учёбу, — никто кроме Лины не заметил, как он сжал кулаки под столом, уж настолько не нравились ему нападки в сторону подруги, — между прочем по твоей, Ханни, «милости». — Сынмин, не надо, — еле слышно промолвила Хёнджин, — дети рядом… Но того было не остановить. — Ты, кажется, забыл, что заделал Чанбина перед защитой диплома? Так вот, напоминаю. Куда же подевалось ваше сочувствие и понимание, бабушка двоих внуков? На Хёнджин огромная ответственность в виде сыновей и родительского дома, тебя-придурка, — Сынмин не стеснялся выражаться подобным образом, — проявите уважение и поблагодарите Хёнджин за столь тяжёлый труд. То была не просто взаимная братская неприязнь. Хан и Сынмин, будучи погодками, вместе окончили школу и поступили в Сеульский государственный университет, где получили профессию учителя иностранного языка. Там же они познакомились с Хёнджин. Дружба с одним из братьев закончилась для неё замужеством. Хан поторопился. Они с Хёнджин стали родителями в двадцать три года. Хан в свою очередь преуспел в профессии, а Хёнджин так и не смогла окончить университет. — Как грубо, — оскорбился Ликс. Инни, дослушав Сынмина, посмотрела в сторону Хана. — Вот поэтому ты́ мой любимый сын, — выдохнула она, глядя на старшего с восторженным обожанием. — Чего притихла? — Инни недовольно посмотрела на Хёнджин. — Запудрила мозги Сынмину и дала заднюю? Ох-х, и почему ты вышла замуж именно за Ханни. — Та схватилась за голову. — С Сынмином вы бы спелись куда лучше, оба не следите за языком и доставляете хлопоты старшим. Разве так я тебя воспитывала? Правда в том, что Инни особо и не занималась воспитанием младшего сына. Её заботил исключительно Ханни. — Действительно! — не выдержала Хёнджин. — Где были мои мозги, когда я соглашалась выйти за тебя замуж? Семейная идиллия постепенно перерастала в одну сплошную ссору. Дети были напуганы, старик Ликс не хотел идти против властной супруги и отмалчивался в сторонке, Хан едва сдерживал гнев. Лина намеренно смахнула бокал со стола, заставив тем самым, вернуть внимание к своей персоне. — П-простите, я всё уберу, — в голосе не было сожаления о содеянном, разбитый бокал не волновал, ей хотелось предотвратить конфликт поколений, ибо роль стороннего наблюдателя её не устраивала, — госпожа Ли, Хёнджин, спасибо за радушное гостеприимство, — Лина поклонилась в знак благодарности, — вы очень сильные женщины, на которых мне хочется ровняться, — конечно, лапша на уши, но довольно вкусительная, — обе матери прекрасных сыновей, у обеих достойные мужья, — теперь осталось дожать, — вы не кривите душой, не подавляете чувства, что гложут, открыто высказываете недовольства… это ли не настоящая семейная связь? Я окончательно убедилась, что нам с вами по пути. — Лина крепко обняла Сынмина. — Позвольте и мне стать частью вашего семейного круга, достойной женой и матерью. Без вашей поддержки я могу пропасть. После душещипательной речи на глазах Инни навернулись слёзы, а слова, жестоко слетевшие с уст, захотелось взять обратно. Она с гордостью взглянула на младшего сына и согласно кивнула. — Мы только за! — весело объявил Ликс. Ещё бы вы были против. Лина победно улыбнулась. Видимо, у них в порядке вещей пускать к себе в дом «заплутавших в жизни» девиц. Главное, красиво лить в уши терпкие речи и выказывать почтение бабке. Она здесь царь и бог. А Хёнджин… с ней будет куда проще, чем кажется.*****
После небольшой экскурсии по дому семейство разошлось по комнатам. На часах было около трёх, и большинству домочадцев не нужно было вставать в самую рань. Только Хану к восьми на работу, поэтому он не ложился (всё равно скоро собираться). Жену видеть не хотелось. Хан приглушил свет на кухне, оставаясь во власти мрака и тишины, взял в руки недопитый чай и подошёл к окну. Всё его внимание было сконцентрировано на тускловатом отсвете уличных фонарей, поэтому он не сразу заметил женскую фигуру, облачённую в ночную сорочку. — Позволь помочь, — еле слышно промолвила Лина. Она забрала чашку и сделала глоток. — Остыл. — Я не очень люблю, когда на кухне находится кто-то, кроме меня. Какая жалость, что я не могу оставить тебя одного. Хан пристроился позади, зарылся носом в чужие волосы и крепко обнял девушку со спины. — Значит, я буду исключением, учитель Хан, — заключила она, — вновь… Он сухо улыбнулся. — Почти три года прошло, а ты всё та же. — Чего не скажешь о тебе, учитель Хан. — Лина печально усмехнулась. Произнеся эту фразу, она вдруг почувствовала, как по спине поползли струйки пота. — Ты стал холоднее этого дурацкого чая. — Лина поставила чашку на подоконник и накрыла чужие руки, что окольцовывали талию, на удивление, своими тёплыми ладонями. — Каково это – оставить маленького котёнка, который так обожает хозяина? Не совестно? Хотя… кого я спрашиваю. И правда, каково? Их с Линой связывало нечто большее. Не просто ласка, втайне от посторонних глаз, не ностальгия по ушедшему прошлому. Нет… — На сей раз всё будет так, как я этого хочу. Она отстранилась. Он тихо сел на стул, схватил Лину поперёк туловища и усадил себе на колени. — На сей раз я не стану препятствовать, — в тон её молвил Хан, — и не оставлю котёнка одного, ведь хозяин вовсе не охладел, как может показаться на первый взгляд, а скучал так сильно, как Ты по моим белоснежным хризантемам. И в доказательство он поцеловал Лину с особым трепетом и нежностью да так, что скулы сводило, разбудив что-то запретное и глубинное. Даже такому бестактному человеку, как Хан, мгновенно стало понятно, что вот сейчас он может потерять всё, что у него есть в этой жизни. Дурачок ты. Лина нехотя отстранилась. Я ведь не теряла тебя из виду. — Твоя жена нас прикончит, но хризантемы выше всяких похвал. Она поправила сорочку и покинула пределы кухни, оставляя Хана одного. Я же говорила, что так просто от тебя не отстану, учитель Ханни. Тот сгрёб в охапку нахлынувшие чувства и допил остатки чая. «I still love you» — прозвучало в его голове. Кажется, это только начало…