Истинная печаль

      Время было 21:36. На улице уже стемнело, поэтому лишь высокие фонари освещали дорогу меж низеньких, одноэтажных домов. Гремели цикады, кружились мотыльки под фонарями, и шуршания листьев ветром почти не было слышно. Стояла тёплая июньская ночь в Токио. По улице разливался влажный и тяжёлый воздух остывающего города. И вокруг — никого. В окружавшей его темноте, перебивавшейся светом фонарей, шёл вдоль дороги Сима и лишь изредка оглядывался вокруг.       Он направлялся в небольшой продуктовый магазин поблизости. На лице его застыло нескрытое недовольство, будто в ожидании чего-то неизбежно нехорошего. Но взгляд был пустым, глаза бездумно смотрели вперёд. Сима шёл неспешно, и во всём образе его читалась какая-то неподдельная печаль.       И вот, свернув за угол, он доходит до того продуктового магазина. Зайдя на порог в автоматически открывшиеся двери, он небрежно оглянул магазин, будто уже в поиске чего нужно. Над ним светила болезненно-яркая бледная лампа, что слегка моргала то ли от старости, то ли от беспрерывных часов работы. На полках были аккуратно сложены самые разные товары: можно было встретить всё — от ножниц до хлеба. Ну а по магазину беспорядочно бродили немногочисленные посетители и работники, заранее готовящиеся к закрытию. Сима, не задумываясь, зашёл в магазин, но припозднившееся осознание вдруг припомнило ему кого-то. Чей-то силуэт показался ему знакомым. Он резко остановился, стал в замешательстве оглядываться пока не увидел знакомые тёмно-коричневые волосы, не собранные, так как у их обладательницы было карэ. Сима без промедлений пошёл — убедился: это была Мицуми.       Она, спиной к нему, неторопливо рассматривала то ли хлебцы, то ли быстрый завтрак, периодически поглядывая в сумку с уже положенными продуктами. Первое, что было в мыслях Симы — что она делает, такая ответственная и собранная, в столь поздний час? Завтра будет очередной учебный день, и она, по обыкновению, прийдёт рано и, искренне улыбнувшись ему, поздоровается. А значит, она рано ложиться спать... неужели это не так? Сима так и стоял в раздумьях, в замешательстве: не знал, стоит ли подойти к ней. Ведь он в этом районе почти не бывает, но эти два дня ночевал у Криса, поэтому сейчас возвращался домой, по пути заскочив за уже приготовленной едой, чтобы маме, если спросит, сказать: "я поел". Но вдруг она повернула голову в сторону, совсем чуть-чуть, что едва было видно её показывающихся среди волос глаз, но Симе этого было достаточно: он заметил, как на её лице застыло плохо скрытое беспокойство, уголки рта слегка дрожали, а взгляд беспорядочно метался из стороны в сторону, будто её мысли были далеко за магазином. Сима хотел было уйти, но то ли совесть, то ли внутреннее беспокойство за Мицуми не давали ему сойти с места. И Сима, не задумываясь, как будто автоматически направился к ней.       Ему хватило пройти всего пару шагов, чтобы она обернулась, и, встретив его изумлённо, пролепетала:       — Ого! С-сима, ты как здесь оказался? Ой, то есть, не ожидала тебя встретить! Ты здесь живёшь? И... или просто гостил у кого-то? Я, вот... за продуктами...       Мицуми потупила взгляд. Она поздно заметила, как скоро и беспорядочно она лепетала, почти не задумываясь, что несёт. Мицуми хотела было извиниться, но её прервал нежный голос Симы:       — Я тоже за продуктами — Он совсем не обижался на подругу. Наоборот, на его лице сияла улыбка, которую он часто на себе носил. Он внимательно оглядел подругу и спросил:       — А как давно ты здесь? — Очень внимательное замечание. Она всё ещё носила школьную форму, прикрытую кофтой ей "на вырост".       Мицуми слегка оторопела от вопроса, на лице застыл не скрытый шок, но тут же неумело натянув улыбку, с надутым облегчением произнесла:       — А! Ну это я так, задержалась в учсовете, пришла домой и забыла переодеться... А потом меня Нао попросила за продуктами сгонять, но я уже почти всё набрала, так что сейчас возвращаюсь домой! — уверенно сказав, она спешно положила на полку товар и повернулась в сторону кассы. Сима обеспокоенно обернулся и собрался пойти за ней, но она, не пройдя и двух шагов, от чего-то замерла и повернулась к Симе.       — Сима... но всё же, что ты здесь делаешь? — Она спросила искренне, без упрёка. Её глаза смотрели прямо в его глаза, отчего тот слегка поводил ими из стороны в сторону, но каждый раз встречался с её взглядом. Смирившись с не тактильным контактом, он в привычном нежном тоне своём произнёс:       — Ах… Не беспокойся, я правда гостил у друга, поэтому по пути домой решил заскочить в магазин, ну, меня тоже мама попросила — Он широко улыбался, не искренне, что привычно было в его манере. Также в его манере не было привычным смотреть при разговоре кому-то в глаза, поэтому почти весь разговор с ней он держал веки почти закрытыми.       — А, правда… — Мицуми отвела взгляд, изобразив на лице понимание (мол, "уяснила"), и направилась к кассе. Сима пошёл за ней вслед, по пути взяв ту самую коробку еды быстрого приготовления, что отложила Мицуми.       Расплатившись со своими товарами, они вышли за порог магазина, осторожно поглядывая друг на друга, будто спрашивая: "уже прощаемся?". Сима неуверенно повернул голову в сторону станции метро, где ему надо было сесть чтобы добраться до дома, но Сима от чего-то не торопился прощаться — он вспомнил обеспокоенную Мицуми. А Мицуми помнит обеспокоенного Симу. Поэтому они обернулись в сторону друг друга, встретившись взглядами и не зная, что сказать.       И так бы они и смотрели друг на друга, пока Мицуми не решилась спросить:       — Сима, а почему ты не сказал мне правду? — Сима оторопел, и по сильнее Мицуми в тот раз. На самом деле, он лишь только ночевал у Криса, а после школы гулял по городу, не зная, куда себя деть. Сима был искренне изумлён, и не задумался даже скрыть это, поэтому тот смотрел на Мицуми как в первый раз. А Мицуми спокойно, совсем не осуждаючи смотрела на него, и в глазах её даже читалось беспокойство за друга. Его выдавала поношенная одежда, истасканная за несколько дней и грязная от дорожной пыли. Но Сима всегда старался выглядеть перед другими опрятно, поэтому перед школой всячески ухитрялся над одеждой, чтобы скрыть всю ту грязь, накопленную за день. Но сейчас он встретил Мицуми, которая раскрыла его подноготную. И даже постеснялась сказать!..       — Ты ведь где-то гулял? И где? — она неосторожно, но искренне заботясь о нём, спрашивала о подробностях. И Сима понимал это, но всё так же мешкаясь, как когда встретил её, медлил с ответом. Он опустил взгляд, схватившись указательным и большим пальцами за виски, так скрыв свои закрытые глаза, и, тяжело вздохнув, начал неторопливо бормотать объяснение:       — Я… знаешь… — вздох — …Я тебе и раньше рассказывал, что в нашей семье, э-э… всё друг другу порознь. И поэтому я ушёл к другу ночевать, просто… — он стыдливо поднял взгляд на неё — просто потому что дома я злюсь.       — З-злишься?! — Мицуми опешила: она никогда не видела Симу злым. Но тут же собралась, и со всей несвойственной ей нежностью спросила — Но, тогда почему ты злишься? — Она смотрела ему в глаза, в руках перетирая лямку сумки на плече. А он, уже убрав руку со лба, нервозно почёсывал шею сзади, пока на лице его застыло ядовитое чувство стыда и уязвимости. Он редко кому говорил о своих чувствах, ведь не видел в этом никакого смысла: лучше не ворошить наболевшее, чтобы не разболелось сильнее. Тем более, если получается счастливо существовать и с ним, не создавая неловкостей.       Но сейчас был совершенно иной случай. Симе уже довелось поговорить с ней на чистоту, когда у них возникло недопонимание в школе. И там же его мнение о важности честного разговора поменялось — и всё благодаря ей. Поэтому сейчас Сима лишь неловко искал глазами, куда бы уцепиться, чтобы не встретить встревоженное лицо Мицуми. Но он был готов сказать правду.       — Ой… Сима, знаешь, если тебе тяжело, то совсем не стоит себя так мучать! — виновато произнесла Мицуми — Если честно, мне кажется, что я перегнула палку. — и уставилась куда-то в ноги.       Сима удивлённо посмотрел на неё. Он в очередной раз был поражён неожиданной внимательности от подруги. И даже, в каком-то смысле, растроган. Немного погодя, он произнёс:       — Н-нет, не беспокойся… На самом деле, я хочу сказать. — Мицуми тут же подняла голову — Я правда гостил у друга, но только ночью… Днём я куда-то шёл, мм… не хотел его лишний раз беспокоить, говорил, что иду домой или задерживаюсь в драмкружке. В общем, только так и врал. — теперь Сима виновато опустил голову, не решаясь и взглянуть на неё.       — Сима, но ты избегал дом не просто так. — ласково произнесла Мицуми — Поэтому не говори такое с тоном плохого и виноватого. — и, искренне улыбнувшись, она подошла к нему ближе, стараясь поймать его взгляд — Знаешь, а мне кажется, я догадалась, что произошло!..       — А?.. Правда?.. — смущенно ответил он       — Правда!.. Послушай: тебе совсем не обязательно говорить всё, что на душе лежит, особенно, если ты к этому не готов. Просто постарайся наконец-то послушать себя, ну, это значит, что… э-э… ахахах, я на философа наверно похожа?.. В общем, чтобы решить свои нынешние проблемы, не игнорируй свои мысли. Постарайся, мм, почувствовать, какие чувства на душе лежат. Ой, наверное, я очень запутанно объясняю…       — Мм, нет, я почти понял — Сима уже не отводил взгляда с неё. Он даже не нагружал себя нацепленной улыбкой, а лишь искренне и поражённо, без ярких эмоций, говорил — Я… Я, кажется, всё равно злюсь просто так. Ты уж извини, наверное, это выглядит в твоём понимании как «игнорирование», но… это правда так. — Мицуми не перебивала его, а лишь внимательно слушала, всё так же не отрывая с него глаз — Я, я не понимаю себя… То ли дело во мне самом, то ли правда в маме, но недавно мама ничего мне плохого не сделала!.. — Он смотрел уже куда-то в ноги, осунувшись и нахмурив брови, и говорил он уже с некой злостью и раздражением на себя — Я лишь сам себя накручиваю, ну, мне так кажется… — Он резко повернул свою голову к ней — Меня раздражает мама…       Мицуми молчала. Сима тоже молчал. Смотря друг другу в глаза, один читал понимание и принятие, другая читала крик о помощи. Немного погодя, она ответила:       — Это как-то связанно с твоим актёрским прошлым?..       — Да…       — Мм, я помню, как ты рассказывал, что играл только потому что это радовало маму… Ах, неужели мама заставляла тебя играть?!       — Мм, не-ет! Что ты… Если честно, тогда я сам вызвался играть. И сам говорил, что мне это нравиться…       — Стоп! — перебила его встревоженная Мицуми — Так ведь ты и говорил это, чтобы радовать маму! Не для себя, а для мамы. А мама, значит, правда считала и думала, что ты не врёшь… О-ох, наверное, она тобой ой как пользовалась… — она беспокойно зажмурилась, представляя, через что пришлось пройти Симе. Её детство было совсем не обременено семейными трудностями (кроме случая с Нао, но тогда она была маленькой и ничего не понимала), она была окружена любовью и заботой. Их семья была дружна и сплочена, поэтому ей не доводилось проходить через подобное. Но в случае с Симой, хоть и понятия не имея, она искренне старалась помочь, а именно сказать всё за него самого.       Сима был польщён её внимательностью, и даже слишком, поэтому, стыдясь за себя самого, стал оправдывать маму:       — Ну, мм… Не совсем так! Ну, точнее, ты права, мной пользовались, но я почти не давал отпор. Но когда дал… — Симу накрыли болезненные воспоминания: его слёзы, мамины крики, удар по щеке маминой рукой, мамины слёзы — …лучше не сделалось.       Он тяжело вздохнул.       — Но… ты же смог как-то вырваться из всего этого! И это достойно — широко раскрыв глаза, она смотрела на его исказившееся лицо. — Я… я правда считаю, что ты очень сильный.       Сима опешил. Он, не поверив, вскинув брови, взглянул на неё, будто переспрашивая: «что ещё раз?». Но встретив её искренний, полный понимания взгляд, он сильнее только поразился. Он впервые себя почувствовал принятым и полностью понятым! Его захлестнуло волной ещё не ведомых ему чувств, он собрался духом, и произнёс:       — На самом деле, сейчас всё давно изменилось: мама извинилась, и семья у нас снова полная. — Мицуми вскинула брови, а Сима виновато моргнул, ведь он забыл, что ей совсем не рассказывал о проблемах с отцом. — А значит, и я должен измениться!.. Мм, но этого не происходит… Я всё также зол на маму, как когда меня везли на съёмки или ещё куда-то… Но ведь я уже давно простил маму! А значит, всё давно позади и эта злость, агх… откуда она вообще?       Сима был почти в отчаянии. Мицуми, обеспокоенно оглядывая его, стала ещё сильнее сопереживать и сочувствовать, но вдруг… Одна светлая мысль осенила её. Она не спешно, осторожно встав рядом с ним плечом к плечу, со всей честностью своей стала говорить:       — Знаешь, Сима, ты всё-таки до конца не простил маму. — Сима поражённо взглянул на ней — Если бы простил, то тогда бы ты не просто не злился, а ещё не думал бы, что не изменился. А думал бы, как вернуться и помириться с мамой. Ну, мне так кажется… — Она осторожно посмотрела ему в глаза.       А Сима смотрел в глаза ей.       — …Я думаю ты права. И, и знаешь!.. Я ненавижу свою злость к маме. Я… я порой сам не понимаю, как это так получается, что я в очередной раз нахамил ей, что в очередной раз ушёл куда-то… постоянно её избегаю, из-за чего шляюсь где-то. И мне стыдно, честно, стыдно за себя… — и прикрыл ладонью залившееся лицо.       — Так значит ты любишь маму! — Мицуми чуть ли не радостно произнесла ему это, как благую весть — Ты ведь только что сказал, почти как признал все свои проступки перед мамой. Ах, думаю, если бы она могла услышать этот разговор, она была бы очень счастлива.       — А-э? почему?.. — нахмурив брови, спросил недоверчиво Сима       — Ну, разве матери не будет приятно услышать извинения сына? — Она добродушно улыбнулась, пожав плечами — Думаю, тебе стоит ей это сказать.       Сима от чего-то резко вспомнил его друга Криса… А, точно! Примерно то же самое он ему твердит всякий раз, как Сима жалуется и просит совета. Что, если честно, бывает довольно редко в Симиной манере…       Сима осторожно продолжил:       — А если я извинюсь, то моё отношение к маме измениться?..       — Да, конечно!..       — Но как?! — он возмущенно встал прямо перед ней. На его лице отразилось непонимание, обида, накопившееся злость, даже усталость… Но самое главное: он был искренним.       Мицуми, испугавшись от совершенно неожиданного жеста друга, вжала голову, но продолжала на него смотреть. Она понимала: он как никогда был честен.       Сима возмущенно продолжал стоять над её душой. Было понятно, что из-за всех этих тёмных чувств в нём скопившихся, отвечать за себя и свои поступки он не мог. Это была его изнанка, его настоящая личность, которая просит лишь внимания и принятия его какой он есть. Но этих простых потребностей не понимал никто, особенно сам Сима, и поэтому всякий раз, как понадобиться, он играл чью-то роль: как это было в его детстве. Да, простое беспокойство за благополучие мамы из-за проблем с его отцом, переросло в подневольное подчинение, где на яркий бунт ему не хватало смелости. Не хватало сил и понимания противостоять. Было слишком много угодничества, на что он был только и способен. Но рано или поздно всё то накопившееся, наболевшее, выливалось и в хаотичном, бесконтрольном потоке эмоций и действий. Под давлением которых он ничего не может поделать. И почти ничего не могут поделать окружающие его люди, пока не осознают, как ему на самом деле тяжело. Поэтому, когда тот, маленький и такой покорный, впервые в слезах накинулся на мать со словами: «…Мама, одного раза хватит… Пожалуйста, послушай меня!», она растерянно ударила его, видимо, почувствовав, что теряет сына, сказав очень грубые и смертельные для ребёнка слова: «После всех тем проблем, что ты натворил, как ты смеешь играть роль жертвы?! Особенно сейчас… Как я только вырастила такого позорного ребёнка?!».       Но хватит о прошлом, сейчас происходит не менее тревожный момент: Сима с отчаянием и злостью стоял над Мицуми, уже не беспокоясь о её чувствах. Не беспокоясь, каким он должен выглядеть в глазах других, какую роль должен играть. А Мицуми… Мицуми авансом уже простила его. Вот так просто и радушно.       Хоть по её виду не скажешь, но она его выходкой не испугалась. Наоборот, посчитала, что надо поскорее спасать Симу, пока тот вопросительно продолжал глядеть на неё.       — Ты… Ты услышишь маму. — скромно ответила она.       Молчание. Сима всё так уже уставившись смотрел на неё. Но от чего-то его нахмуренные брови стали расходиться, взгляд был яснее, и вдруг… он понял. Понял, что так хотела до него донести Мицуми… Он не мог простить маму, только потому что всё ещё видел в ней ту «старую» маму, что считала его «чересчур бесполезным». Тогда, почему он избегал разговора? Почему всякий раз уходил, обижался, ругался, хотя сам этого не хотел? Всё это можно объяснить лишь страхом потенциальных ссор, но это не точно, сейчас ему совсем не до таких мыслей — Мицуми поразила его по самую душу.       Сима поражён, Сима смущён, Сима благодарен… Его вновь захлестнули не ведомые ему чувства, из-за которых он чувствовал себя до краёв наполненным, будто надут чем-то легким, что поднимало его вверх и оставляло неприятное волнение в животе, и чувствовал себя невероятно вдохновлённым.       Сейчас он не знал, что и сказать. Он абсолютно точно был ей безмерно благодарен, а ещё больше — восхищен. Мицуми открылась ему совершенно с другой стороны!.. со стороны очень внимательного и заботливого друга, такого, который примет его таким, какой он есть!..       А ему большего и не надо. Он абсолютно погружён ею.       — А… не против, если я тебя провожу?.. — всё ещё смущенно, и даже в своём роде легкомысленно произнёс он. И ещё искренне. Под его предложением он лишь имел ввиду благодарность, так сказать, просил прощения и предлагал помочь за такое чудо, что Мицуми удалось совершить.       — А-а… ну, наверное, можно! Но тебе не пора домой? — обеспокоенно стала возражать Мицуми. Если честно, эти перепады Симиного настроения вызвали в ней неподдельный испуг. Всё-таки, до конца природа Симы ей неведома…       — Нет, я могу вообще не приходить! Давай я всё же провожу? На улице темно, мало ли. — настаивал Сима. Даже посмотрел время на телефоне — О! уже 22:03, одной тебе идти точно не безопасно. Так что? — уже требовал Сима. На душе у него была не требовательная серьёзность, не наивная детская настоятельность, не легкомысленная шалость, а лишь страх — страх остаться без неё.       Но оставим это между нами, дорогой читатель, сейчас Мицуми лишь удивлённо глазела на него, уже понимая, что отказать ему не получится. Но в какой-то мере она была даже не против. И польщена Симиной настойчивостью, ведь он всегда, если просил или предлагал кому-то, считал, будто взваливает на другого непосильную ношу. Поэтому, слегка потоптавшись на месте, она негромко и неуверенно произнесла:       — Ну… да, можно. — Мицуми подняла на него свой недоверчивый и слегка смущённый взгляд, пока его сиял и метался, хотя выражением лица он ничего такого старался не выдавать.       — Славно! А в какой стороне твой дом? — увиливая с темы, стал спрашивать он. На нем уже не найдёшь такого камнем возложенного на душу смятения, какое было у него до встречи с ней. Сейчас он как никогда свободно говорил, смотрел, чувствовал, мыслил… Он наконец-то вынырнул из многолетнего болота!       — В той стороне, где неподалёку дорога с двухэтажками и трёхэтажками, и вот среди них блок многоэтажных квартир… там и есть мой дом. — уже менее зажато отвечала Мицуми.       — О-о, так значит, ты в квартире живешь! А я тоже! — позабыв обо всём на свете, улыбаясь болтал он — Только мой дом совершенно в другом районе, почти на другом конце города, ахах… А сколько примерно у тебя занимает времени дойти со станции до дома?       — Где-то минут 15-20. А почему ты спрашиваешь?       — Ахахах, да так, интересно… А поблизости у вас есть какие-то центры, парки?       — А, ну они почти здесь не водятся! Хотя есть один торговый центр, не большой, но я бы его назвала рынком, чем ТЦ!       — Ахаха, я-ясно… — так тепло и открыто отвечал он.       И так бы они непринуждённо и болтали, пока Мицуми вдруг не произнесла:       — …Да! Так бы и случилось бы, если только сегодня допоздна в учебной комнате не сидела…— Сима вдруг перестал слушать, что-то его смутило. Он её аккуратно перебил, и спросил:       — А как долго ты сидела в учебной комнате?       — Э-э… до закрытия. А что? — не понимая, что он имеет ввиду, спросила Мицуми.       — Ах, ничего, просто было интересно…       …Дело в том, что учебная комната работает аж до 8 часов вечера. Встретились они в пол десятого. На дорогу от школы до её станции ей требуется час, она ему уже об этом сообщала. На момент, как он встретил её в магазине, она уже набрала продукты. И, сказав ранее, что от станции до дома её требуется 20 минут, он совсем не мог поверить: была ли она дома вообще?.. Ведь, встретившись в магазине, она сказала о том, что это именно Нао послала её в столь поздний час туда! Так значит, не Нао? Она сама? Но почему? И зачем ей было врать?       Сима, пытаясь разгадать сложившуюся ситуацию, вдруг вспомнил, как нервозно та стояла у полок с продуктами, как спешно и обеспокоенно та говорила, встретив его, и как увиливала от темы, повернувшись в сторону кассы. И наверное он и тогда понял, что объяснение Мицуми являлось ложью, но не придавал значения, ведь он тогда считал так: если она не хочет говорить, то не стану спрашивать — ей виднее. Но сейчас он смотрит на эту ситуацию по-другому: теперь он видит, что Мицуми что-то тяготит и беспокоит, что человек с доброй и любящей семьёй отчего-то не идёт домой и избегает семью, и что ему на это не всё равно. Что теперь он считает нужным расспросить, добиться правды, ведь только так он сможет ей помочь.       — …эй, Сима! Ты сейчас со мной? — перестала болтать и обеспокоенно спросила Мицуми заметив, как тот погрузился в раздумья.       Сима тут же остановился, повернулся к ней и, встретив её «допросительное» лицо, без колебания тут же решил спросить:       — Слушай, что-то случилось? Почему ты не сказала мне правду, когда встретились мы только в магазине? — уже без иронии, совершенно серьёзно и встревоженно спросил Сима       — Что? — Мицуми часто заморгала       — Ты мне раньше сказала, что тебя Нао послала за продуктами, а теперь говоришь, что до 8 вечера сидела в школе… и как тогда ты успела прийти домой? И-и вообще, с чего бы твоей тёте отпускать тебя в столь позднее время куда-то? — Он остановился — Всё точно в порядке?..       Мицуми тоже остановилась. Она пыталась отнекиваться, мотала головой, но не говорила, что честно была дома. Ведь Сима был прав: её дома не было. А ещё по ней проходила плохо скрытая дрожь. И мысли сбивались в кучу. Но она до последнего старалась что-то в себе подавлять и скрывала это от Симы. Из-за чего их непринуждённый диалог превратился в односторонние препирания.       — Мицуми! Ну почему ты не хочешь сказать мне правду?! — почти перейдя на крик вдруг воскликнул Сима, но тут же осознал ошибку — Ой… прости, я совсем не хотел кричать… Прости, пожалуйста!       Он стыдливо отошёл от неё, всего на шаг, стараясь на смотреть на её опущенную голову, скрывающее алое и нахмуренное печалью лицо, и уставился на плечо Мицуми.       Они так молча и стояли, не решаясь сказать и слова. На улице всё также гремели цикады, но некоторые фонари погасли, а вместе с ними и мотыльки. Уже давно мимо них не проезжала машина, всё во круг погрузилось в сон. Время было 22:17.       — Сима, прости… Вчера вечером у меня умерла бабушка…       …       Мимо них проехала машина. Из-за её рёва не было слышно Мицуминого всхлипа: на её глазах выступили слёзы. А Сима… Сима застыл, не решаясь и двинуться. Его сразила новость Мицуми… И так, что тот вдруг невольно начал вспоминать, как та увиливала от темы, как отнекивалась, как скрыла своё горе… как дала ему совет. Сима в очередной раз убедился, какой Мицуми поразительно добрый и в своей мере мудрый человек. Ему так хочется ей помочь, защитить, отгородить от ненастья, но он… бессилен перед смертью. И даже слов нужных найти не может… Помимо этого, его сковал стыд: стыдно за его недавно приобретённую настойчивость, стыдно за крик на неё, стыдно за второй крик, стыдно, что вообще заставил её сопереживать ему, в его абсолютно малой, по сравнению с её, бедой!.. Сима почувствовал, как что-то колит ему в грудь изнутри — осознание, что он жалок в своём бессилии.       С подкосившимися ногами, Мицуми бы так и продолжала тихо лить слёзы, если бы вдруг с её плеча не начала падать сумка… Сима тут же дёрнулся за ней, поймал и… Неожиданно близко оказался рядом с Мицуми. Он видел её скорчившееся от боли лицо, дрожащее тело, полный горя взгляд… такую Мицуми он видит впервые. Сима уже не думал о чём-то, он лишь чувствовал всё то, что взвалилось на неё. И уже не отдавал отчёта своим действиям. Поэтому он, наскоро накинув на своё плечо сумку, будто автоматически охватил руками Мицуми и прижал к своей груди… он обнял её.       Может, со стороны это показалось грубым или совсем не нежным объятием, но сейчас… ни одному из них не было до этого. Даже столь неожиданный жест не произвёл бурного впечатления на них обоих: мысли были заняты иным. Но когда вдруг в нос Мицуми забил отчего-то сильный запах Симы, и когда плечами почувствовала, как мужские ладони легли на неё, она осознала… Только сильнее вжалась и заплакала. Не навзрыд, и не скрывающе… а как оно бывает, когда уже наплакался вдоволь, но горе всё ещё бьёт по тебе и делает также больно.       А на лице Симы проступил румянец. Если честно, внутри него всё бурлило так, что он был готов прям сейчас сорваться с места, но он приковал себя к ней. И никаких мыслей в его голове нет. Хотя… нет, что-то он себе твердит однозначно. И, набрав воздуха побольше, вдруг произносит:       — Мицуми, знай, что я правда считаю тебя очень сильной. Ты только посмотри: ты продолжаешь ходить в школу, хорошо учиться… И заботишься о всех нас!       Мицуми слушала его, но продолжала проливать слёзы.       — А ведь не каждый на твоём месте бы смог такое выдержать, ты молодец!.. И-и, и я всегда готов поддержать тебя. Правда, в любое время! Потому что ты дорога мне, Мицуми… Ты же не против? Так ведь?       Она лишь сильнее заплакала, но закивала.       — Вот! И ещё сильно не мучайся по бабушке, она была… — он вспомнил, как с ребятами они гостили у Мицуми дома, и как её бабушка заботливо приняла их и как она восхитительно готовит. — …прекраснейшим человеком.       Мицуми стала сильнее всхлипывать       — И… и я думаю, что увидя свою внучку сейчас… плачущую, мучающуюся, она была бы стала сильно переживать! И ты… ты тоже за бабушку не волнуйся. Сейчас с ней точно всё в порядке.       Сима почувствовал, как под его рубашкой образовалось большое влажное пятно. И как невольно на его глазах выступили слёзы.       — Мицуми, я… если честно, мне тоже горько — сказал так, будто сам голос был наполнен горечью, что бывает, когда чувствуешь ком в горле.       Мицуми вдруг слегка двинулась от него и подняла голову. Они встретились взглядами.       — Мицуми… — и замолчал.       Не смог подобрать ни единого слова. А слова были и не нужны, пока смотрели друг другу в глаза, читали: в её глазах истинную печаль, в его глазах — истинную любовь.              Время было 22:34.