Рассвет на берегу Нила

«Нет ненависти, Эва. К кому угодно, но только не к тебе…» Она стояла на берегу реки и пустым взглядом смотрела вдаль, пока в ее голове стремительно проносились обрывки воспоминаний, невольно возвращая ее обратно в прошлое. В прошлое, которое еще совсем недавно было ее настоящим. По щеке, обжигая кожу, медленно скользнула одинокая слеза. «Останься, будь моей…» Эва знала, что сделала все правильно — у нее просто не было другого выбора, — но тогда почему ей было так больно? Будто каждое произнесенное однажды им слово, эхом отзываясь в голове, заточенным кинжалом безжалостно резало ее по живому. По самому сердцу, разрывая его на куски. Казалось, словно внутри нее не осталось ничего, кроме бесконечной всепоглощающей боли, и она медленно тонула в ней, захлебываясь, чувствуя, как сознание все дальше ускользает от реальности, постепенно растворяясь в пучине мыслей. А она будто бы только тому и рада была. Забыться. Потеряться. Исчезнуть… Лишь бы хоть мгновение не думать о том, что будет дальше. «Хочу, чтобы ты рядом со мной осталась…» Она помнила его тихий, с легкой хрипотцой голос, когда он произносил эти слова. Помнила его теплый взгляд, которым он одарил ее: не было в нем ни злости, ни ненависти — только лишь непривычная для него нежность, от которой ее сердце сладко защемило в груди. Помнила его сильные уверенные руки, что бережно держали ее за талию, прижимая к себе. Помнила знакомый запах граната и мирта, вскруживший голову сильнее любого хека. Она помнила все. Каждое мгновение. Каждый жаркий поцелуй на губах. Каждое прикосновение, оставшееся в памяти всполохами ощущений. Каждый свой вымученный вздох, неровное дыхание, тихий стон. Помнила, как медленно плавилась в его руках, сгорая в пламени желания, которое он пробудил в ней. И как сильно — больше всего на свете, — в тот момент ей хотелось… хотелось большего. Одна лишь мысль об этом опалила ее щеки огнем. Эва резко вздохнула, наполняя легкие еще прохладным утренним воздухом, и устало опустила взгляд к воде, из которой на нее смотрело ее собственное отражение. Знакомое, но в то же время будто чужое. Может быть, все дело было в потухших голубых глазах, которые больше не искрились весельем? Или же в обкусанных до крови тонких губах с опущенными вниз уголками? Сил улыбаться уже не было, да и не для кого было притворяться — одна здесь, на берегу, была. Наконец-то, можно было не притворяться сильной, а просто побыть собой… сломанной, уставшей от жизни и безнадежно влюбленной в того, кто, вероятно, должен был стать ее погибелью. Эва горько усмехнулась. Какой же жестокой и ироничной могла быть жизнь. Единственный человек, которого она, шезму, смогла полюбить, оказался охотником, главным из них, чьей судьбой было убивать таких, как она. Какой же глупой и наивной она была… Неужели, правда, верила, что пожалеет? Неужели, правда, думала, что такой как он смог бы полюбить ее? Неужели, правда, доверилась. доверила ему свое сердце? Эва на мгновение прикрыла глаза и тяжело вздохнула, уже зная ответ на каждый из своих вопросов. Верила. Думала. Доверилась. И это стало ошибкой, за которую ей пришлось заплатить. Она сбежала из поселения, чтобы выжить, но… вместо этого оставила там свое сердце. Очередная насмешка судьбы, которая заставляет ее невесело рассмеяться. За что? За что ей было все это? Сначала тяжелое детство, погребенное под обломками бесконечной боли и отчаянья, затем нужда, вынудившая ее пойти в черномаги — по сути добровольно подписаться на верную смерть, — а после… а после были события в Фивах, окончательно выбившие почву из-под ее ног. Загадочная смерть Исмана, казнь Дии и предательство наставника… Как она вообще не сошла с ума после этого? А ее чувства к эпистату? Реммао — одна мысль о нем заставила ее скривиться, — всегда учил их быть осторожными и предусмотрительными…но куда делась вся ее осторожность, когда дело коснулось эпистата? Она ведь сама едва себя не погубила… и все из-за него. Из-за человека, который сам бы с удовольствием сомкнул бы руки на ее шее. Из-за человека, который не знал ни жалости, ни пощады. Из-за человека… которого она так любила. Душой ненавидела, а сердцем все равно — несмотря ни на что — любила. Еще пара теплых капель скользнули по ее щеке, и в этот момент что-то в ней окончательно надорвалось и сломалось. А перед глазами снова замелькали картинки… Такие яркие и живые, словно настоящие. «Что забыла здесь в такой час? Дурное место для твоих услуг» Их первая — совершенно случайная — встреча. Или точнее сказать… столкновение? Исфет, как же она испугалась тогда! Ночью, одна (Реммао в это время договаривался с заказчиком), на улице, во время заказа… хорошо хоть вещей с собой не было, иначе бы той ночью все и закончилось. Тогда ей, действительно, повезло — Реммао вовремя подоспел и спас ее прежде, чем Амен, ой, то есть господин Верховный Эпистат, успел вцепиться в нее как следует… «Как зовут тебя?.. Эвтида… Дарующая жизнь. Не зря мать так тебя нарекла» Их встречу в храме Эва помнила хорошо — их короткий разговор по пути к наставнику едва ли не слово в слово могла повторить. «Ну же. Берись за края. Или до самых Фив так поедешь?» Наверное, самое неловкое воспоминание, связанное с ним. Их поездка на колеснице до Фив. Не привыкшая ездить на подобном приспособлении, Эва не заметила, как колесница качнулась и, споткнувшись, едва не вылетела, однако от неприятного падения ее спасли чужие сильные руки. Так она и оказалась в ловушке между ним и краем колесницы… И вместо того, чтобы схватиться за край, она сделала самую большую глупость в своей жизни — прижалась к нему. Не потому что хотела этого — просто слишком сильно испугалась. Не Амена, хотя его близость тоже взволновала ее, а снова не удержаться… Она застыла, будто заколдованная, и в самом деле так бы и проехала до самых Фив, если бы не его голос, вернувший ее обратно в реальность. «Глупая девочка. Какую правду ты отстаиваешь? Я наблюдаю за тобой с первого дня в Гермополе. Чем больше ты суетишься, тем сильнее привлекаешь внимание. Вместо того, чтобы исполнить мой приказ, противишься… Как же с тобой поступить?» И вот опять. Не успели они приехать в поселение, как она снова привлекла к себе ненужное внимание. Правда, в этот раз не по своей вине — все из-за этой Феонои! Вот выбрала же время для встречи! Самой ничего, а вот ей, Эвтиде, досталось. Правда, досталось уже из-за собственной глупости — отказалась отдавать новую накидку. На этот раз уже не пронесло. Сначала напугал, а потом еще и наказание назначил. А в прочем, чего она ожидала от охотника? Воспоминания стремительно проносились перед глазами, и с каждым из них девичье сердце кровоточило все сильнее, терзаемое самой невыносимой мукой — мукой любви. Самым сильным и глубоким чувством, которое ей пришлось испытать за всю свою жизнь… Кто же знал, что оно принесет ей лишь одни сплошные несчастья? Вероятно, один лишь Реммао догадывался о том, что происходит между ней и Аменом, а потому и предупреждал — знал, что может глупостей наделать. А она, дура наивная, не послушалась и все равно все по-своему сделала. Может, и не зря он избавиться от нее решил?.. «Я не разрешал тебе уходить» Тот случай на лестнице в гробнице, когда она хотела уйти, а он… не отпустил. Беспокоился ли за нее или просто не хотел возиться с ней, свались она тогда с той злосчастной лестницы? Теперь это уже не имело никакого значения. «Мне надоели твои игры, Эвтида. На сей раз далеко зашла. Уверовала, что все с рук сойдет? Думаешь, не прибью на месте?» А это разговор в ее доме сразу после того, как она украла свою же накидку и нарочно (однако, в прочем без какого-либо умысла) прихватила еще несколько вещей сверху. Еще никогда прежде она не видела его таким злым. И все же, как бы сильно он не злился, он не схватил ее сразу же и не поволок на казнь. Исфет, он же ее даже не наказал! А ведь мог, имел на то полное право, никто бы даже слова поперек не сказал. В конце концов, если так подумать, то кому, действительно, могла понадобится ее, Эвы, накидка? Кто вообще знал о ней, кроме них двоих? Да никто. Так что не удивительно, что он первым же делом к ней пошел — по сути все было настолько очевидно, что ему даже не нужны были доказательства, ведь она сама была по сути одним сплошным ходячим доказательством. Но нет. Он, хоть и поугрожал ей, но ничего не сделал. Решил сам найти подтверждение ее вины или же невиновности. Все поселение на уши поставил, чтобы преступника найти…и в конце концов все-таки нашел. Да только не того. Спасибо Реммао, который обманом Дию подставил. Но тот вечер она запомнила надолго… «Все будет не так просто, моя непокорная Неферут» — Неферут… — тихо прошептала Эва, повторяя за его голосом в своей голове, и резко зажмурилась, почувствовав, как горло сдавило спазмом. Он всегда называл ее неферут. Только ее: она ни разу не слышала, чтобы он обращался так к другим девушкам из поселения. И это было чем-то особенным для нее, даже тогда, когда она еще не до конца осознавала собственные чувства к Амену, Эве приятно льстила мысль о том, что, называя ее этим прозвищем, он неосознанно выделял ее для себя. Ей нравилось, как он произносил это слово, обращаясь к ней: как-то непривычно мягко и искренне, что было совсем несвойственно Верхновному Эпистату. В прочем, в ее компании он часто вел себя не так, как с другими. А она… Неужели она и правда раньше этого никогда не замечала и только сейчас, наконец, открыла глаза? Слезы все-таки брызнули из ее глаз, и Эва, уткнувшись носом в колени, тихо заплакала. Она больше не могла держать все это в себе… Слишком многое за последнее время накопилось, слишком многое опустилось на ее плечи. Исфет, какая же она все-таки дура! Вместо того, чтобы радоваться своему чудесному спасению и новой жизни, которая открылась перед ней — вдали от охотников, а, значит, в безопасности, — она сидела здесь в одиночестве и ревела, об Амене вспоминая. Нет ну не дура ли? Ливий и Сет все сделали, чтобы ее, глупую и дурную, спасти, а она… Почему вместо благодарности она чувствует лишь пугающую пустоту в груди, будто вместо сердца обычный камень лежит?.. Не поднимая головы, нащупала ладонью острый камень, с силой — до боли — сжала в руке, а затем размахнулась и бросила в воду. Почувствовала, как стало немного легче. А потому, не задумываясь, набрала еще горсть камней и по очереди стала кидать их в реку. И продолжала до тех пор, пока окончательно не успокоилась. После чего тяжело вздохнула и устало откинулась на спину, падая прямо на прохладный песок. Мелкие острые песчинки тут же неприятно врезались в кожу, но ей было уже все равно. Медленно приоткрыв глаза, Эва устремила взгляд в небо, раскрашенное цветами утреннего рассвета. А мысли, тем временем, набрав стремительный ход, продолжали крутиться в голове, возвращая ее к событиям прошлого… Правда, теперь они были лишь тусклыми короткими вспышками, которые на секунду ослепляли, а затем снова исчезали, сменяясь водоворотом других. И лишь редкие задерживались в ее памяти чуть дольше, чем остальные… это были особенно дорогие ее сердцу воспоминания, за которые она отчаянно хваталась, пытаясь зацепиться среди ускользающих размытых отрывков… «Нервничаешь, моя Неферут?» «…» «Не нужно, Эва, не смотри…» На этом воспоминании ее сердце снова дрогнуло. Перед глазами снова встало то самое проклятое утро, когда… когда… ее лучшего друга нашли в Ниле. Думать об этом даже сейчас было по-прежнему тяжело. А уж тогда…невозможно никакими словами описать, что она почувствовала. Казалось, будто весь мир вокруг словно исчез, и перед глазами остался лишь Исман. Точнее его грязное, испачканное в иле тело, которое медленно покачивалось на волнах. Эвтида нервно сглотнула и тут же зажмурилась, пытаясь прогнать образ мертвого лучшего друга из своей головы. Получилось не сразу; прошло несколько невыносимо долгих минут, прежде чем картинка перед глазами, наконец-то, померкла… а уже спустя мгновение сменилась другой. Той, в которой вновь оказался он. На самом деле она плохо помнила тот роковой день: лишь короткими урывками, которые временами сменялись полным забвением, однако его она запомнила очень хорошо. Запомнила, как позаботился о ней: как осторожно, но крепко прижимал к себе, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться, как что-то тихо успокаивающе шептал ей на ухо, как потом сам же отвел домой и уложил в постель… «Засыпай, Неферут, не терзай себя, хуже только сделаешь» «…» «Справиться о тебе пришел» «…» «Забота, Эвтида, забота. Ты одна из моих людей, под свою ответственность тебя сюда забрал. Запрещаю изводить себя, пока ты под моей опекой» И вроде бы это было лишь проявление обыкновенной человеческой заботы, но почему-то от этих слов, внезапно всплывших в ее памяти, на губах Эвы появилась тоскливая улыбка. Вспомнила, как заботился и беспокоился о ней все то время, пока она сама после смерти друга в себя приходила. У друзей о ее самочувствии каждый день справлялся, а потом, когда она вернулась к работе, Тизиана к ней с едой отправлял. Сам ей говорил — не хотел, чтобы она голодала. Признаться честно, получать от него эти знаки внимания было очень приятно. Может быть, ему и правда было не все равно… «Надеюсь, нормально руками работаешь, и твоя писанина — просто горькое исключение» А это воспоминания даже заставило ее залиться краской. До сих пор не могла забыть то утро после их неудачной вылазки с Реймссом. Раненный во время охоты на них Амен, одно на двоих лотосовое вино, помутневший разум и их первый поцелуй, полный неизвестных для нее ранее ощущений и эмоций. Одурманенные сладким вином, они сами не понимали, что делают, с головой утонув в этом мареве, однако Эва ни секунды об этом не жалела. Каждый раз вспоминала с волнительным трепетом и смущением: как непривычно смело трогала и касалась его, пока его губы — восхитительно горячие и мягкие — жадно целовали ее в ответ. Как оба медленно теряли рассудок, сгорая до тла в объятиях друг друга. И не было в тот момент ничего более правильного… И если бы не Амен… она до сих пор боялась подумать о том, чем все могло закончиться, если бы мужчина не нашел в себе сил вовремя остановиться. «Постой, Эва» — словно наяву, прозвучал его взволнованный голос… …однако она уже снова утонула в бесконечном потоке воспоминаний. «Любимый писарь и…любимый господин» Вспомнив про собственный неумелый рисунок, Эва не знала, что ей стоило сделать: рассмеяться или заплакать. С одной стороны это вроде как было глупо и смешно — вероятно, только с ней могло произойти что-то столь абсурдное, — но с другой она внезапно мысленно удивилась: как Амен вообще не убил ее раньше? Да ее за один лишь болтливый язык давно можно было на съедение к крокодилам в Нил отправить! Что уж говорить про все остальные ее выходки, включая этот глупый дурацкий рисунок… Но нет, Амен даже не думал избавляться от своего «любимого писаря» — молча и стойко терпел. От этой мысли Эвтиде снова стало тягостно на душе. «Что делаешь, Эва? Зачем опять до беды доводишь?» «Моей хочешь стать?» Эва отчаянно застонала и резко помотала головой, желая избавиться от этого наваждения, но мысли, как назло, лишь рванули в ее голову с новой силой, сметая прочь все на своем пути. «А я уж удивился, куда делась моя Эва, кто эта покладистая Неферут?» «…» «Тише, Неферут, иди сюда» В какой-то момент все перепуталось, смешалось в кучу. Отдельные слова, фразы, предложения. Превратилось в один сплошной поток, которым ее мгновенно накрыло. Эвтида тут же схватилась за голову, почувствовав, как мысли со всей силой ударили по вискам, отзываясь резкой болью внутри. Но легче стало лишь на мгновение, когда волна неожиданно отступила, оставив лишь пустоту… но уже спустя несколько секунд ее вновь утянуло в водоворот. Мысленный круг будто замкнулся, и Эва вернулась обратно к их последнему, самому откровенному из всех, разговору. Но на этот раз она слышала не только его голос, но и свой. «Именно две последние смерти на моих глазах и вышибли весь ясный ум» «Если он вообще у тебя когда-либо был» «Похоже, его совсем не осталось, раз я сюда пришла» Эва тихо усмехнулась собственным словам. Как оказалось, не так уж она и далеко была от правды, когда говорила об этом. Весь свой разум из-за него растеряла. Всех друзей потеряла и сама лишь чудом спаслась. Останься она в поселении…что было бы? Казнил бы прилюдно, как Дию, или же избавился от нее сам? Закопал бы по горло в песок, обрекая тем самым на страдания, или же подарил бы быструю смерть, одним резким движением перерезав ей горло? А она сама? Стала бы молить о пощаде или смиренно приняла бы свою участь? Она снова подумала об Исмане, представив их встречу на полях Иалу. Может быть, хоть там она бы, наконец, нашла долгожданное спокойствие и счастье? Со своим названным братом, забыв обо всех тягостях людской жизни… «Я ухожу!» «Явилась, чтобы обвинить меня в жестокости, а теперь куда-то собралась?» Собралась, но только так и не ушла. Не смогла. «Ты был прав, решив показать. Я очень зла и разбита. Надеюсь, так мне будет проще снова тебя возненавидеть. Вот зачем я пришла» «Неужели ты переставала это делать хоть на мгновение?» «Нет! Никогда!» Но почему тогда ее сердце прямо сейчас разрывалось от боли? Почему она до сих пор вспоминала его? Почему противилась мысли об этом? А, может, и не было никогда к нему ненависти? Может, убедить саму себя просто пыталась? Эвтида вздохнула и устало потерла ладонями лицо. После бессонной ночи жутко хотелось спать, но она знала, что даже если сейчас вернется обратно в дом и ляжет в постель, все равно не уснет. Слишком много мыслей было в ее голове, которые все никак не получалось привести в порядок. И все же сидеть на одном месте надоело, поэтому она поднялась и медленно побрела вдоль берега, любуясь расцветающим рассветом. «И ты… и ты ведь ненавидишь?» «Нет» Вот так просто — «нет» и все. Твердо, уверенно, не сомневаясь ни секунды. И взгляд, которым он смотрел на нее, был точно таким же. Прямым, цепким и пристальным. Амен выглядел так, словно точно знал, чего он хотел. В отличие от нее. Сама же Эвтида, кажется, до сих пор не могла определиться. Ведь даже сбежав, она все равно продолжала мыслями, все своим нутром, тянуться к нему… Резко остановилась. Прикрыла глаза. Тихо вздохнула. — Нет, не могу ненавидеть тебя, Амен, — дрожащим голосом прошептала, отвечая на свой же вопрос, а затем резко подняла голову, обращая тоскливый взгляд к небу, — Должна, но не могу. Не получается… И, помедлив мгновение, тут же следом честно самой себе призналась: — Потому что люблю… Слез уже не осталось, поэтому Эвтида лишь тихо шмыгнула носом, немного неловко обнимая себя за плечи. Не для того, чтобы согреться — ей вовсе не было холодно, хоть от реки до сих пор и веяло ночной прохладой, — а пытаясь избавиться от внезапно охватившего ее чувства одиночества. Рядом не было никого, кто мог ее поддержать: Ливий спал в своем новом доме, отдыхая после свалившегося на них приключения, Реймсс сбежал, и об его судьбе ей до сих пор было ничего не известно, Сет… доверяла ли она Сету вообще был отдельный вопрос. Он хоть и не раз ее спасал, но действовал исключительно в своих целях и интересах. Амен… Она снова неловко споткнулась об мысли о нем, из-за чего сама на себя мысленно разозлилась. «Все, хватит, Эва! Пора перестать думать о нем, иначе с ума сойдешь. Не для того ты от него сбежала… Хотела спокойную жизнь? Так иди и живи» Остановившись, склонилась над рекой, чтобы лицо прохладной водой умыть, а заодно себя в чувства привести, да так и застыла, словно привороженная, не в силах от отражения взгляд отвести. Потому что не только себя в ровной глади воды разглядела, но и человека, тенью за ее спиной притаившегося. Ей понадобилась всего лишь секунда, чтобы узнать в нем… Эпистата и еще одна, чтобы сбросить с себя оцепенение и резко рвануть в сторону… однако не успела она сделать и шага, как ее тут же поймали чужие сильные руки. Схватили и одним быстрым движением прижали ее к себе. Эва дернулась, отчаянно пытаясь освободиться, но, как и тогда — после гибели Исмана, — он легко ее удержал. Лишь сильнее сжал ладони на тонкой талии и, наклонившись, тихо произнес: — Не беги от меня, Эвтида. Не желаю я тебе зла — поговорить пришел. Не поверила. Разве мог он простить ее за все, что он сделала? Знал ведь уже наверняка, кем является, так что скорее всего, догадался, кто дурман на него наслал и что в сон его проникла. Обманула его, воспользовалась доверием, а потом, не сказав ни слова, трусливо сбежала. Нет, невозможно такое простить. А, значит, в погоню пустился лишь за тем, чтобы отомстить. Но как отыскал ее? Сам Сет — бог войны и ярости, — уверял ее, что ни за что не сунутся охотники сюда, в самое сердце гиблых и проклятых земель… но он ошибался. Даже здесь он нашел ее. Нашел, чтобы…убить. Эта мысль болезненно обожгла разум и в то же время словно вернула ей потерянный рассудок, а вместе с ним неожиданно и желание жить. Собрав всю свою волю и силу в кулак, Эвтида резко оттолкнула его и тут же отступила сама, глядя на него исподлобья — насуплено и зло, словно маленький одичавший зверек. — К чему эти сладкие речи, господин? Скажи все как есть, мы ведь оба знаем, для чего ты здесь. Убить еще одного черномага, верно? — процедив сквозь зубы, ядовито, точно змея, спросила, не пытаясь больше скрываться. Какой толк, если ему про нее и так все известно. К чему продолжать притворяться? Одно лишь только мучило ее: почему раньше не догадалась? Неужели наивно верила, что лучший из охотников не прознает в ней шезму? Подумав об этом, Эвтида разозлилась еще сильнее. Но на этот раз не на него, а на себя. Сжала покрепче кулаки и оскалилась, гневно сверкая своими огромными синими глазами. Готова была драться, сражаться до последнего за свою жизнь, даже если изначально знала, что нет у нее ни единого шанса против него. С ней бы любой мужчина запросто справился — не умела драться она, да и не было ее тело приспособлено к бою, — а уж Амен так тем более. Ловкий и сильный, словно зверь… Накинется — разорвет ее тут же. Но он почему-то медлил, просто стоял и смотрел на нее — спокойно и прямо, словно знал, что никуда от него не денется. Хотя почему словно? Он точно знал это. Куда ей бежать: с одной стороны бесконечная пустыня, а с другой — широкая река, которую ей ни за что не переплыть? Она оказалась в ловушке, а он, должно быть, наслаждался этим. Маленькая, глупая шезму, наконец, оказалась в его руках… Ослепленная злостью, она сжала покрепче кулаки и, глядя ему прямо в глаза, тихо, но отчетливо прошипела: — Не подходи ко мне… — знала, как, должно быть, смешно для него прозвучали ее слова, но все равно продолжала изо всех сил сопротивляться, одновременно с этим мысленно пытаясь найти выход из сложившегося положения. Но в голове, как назло, было пусто. Ни одной мысли. Никаких вариантов. Больше нет ей спасения. Вот и все. Неужели…это и правда конец? Внутри все сжалось в томительном ожидании неизбежного. Но Амен продолжал медлить, будто бы… не решаясь? Эва про себя усмехнулась. Ну вот опять ей в голову глупости какие-то лезут. Пришлось в очередной раз напомнить себе, что Амен — Верховный Эпистат и убивать таких, как она — его работа. Скольких черномагов за свою жизнь он поймал и убил? Десятки, сотни… а, может быть, тысячи? Безжалостный и жестокий, он не знал ни пощады, ни жалости. Какое ему может быть дело до нее, когда речь идет об охоте? Он хищник, а она его желанная добыча. Стоит ему лишь захотеть, и спустя миг ее окровавленное тело окажется у него в ногах. А медлил он, наверняка, лишь потому, что наслаждался страхом и отчаяньем в ее глазах… Пыталась себя убедить, но что-то в ней все равно продолжало этому сопротивляться. Кажется, это было ее истекающее болью сердце. Глупое и так безнадежно в него влюбленное. Слишком глубоко погрузившись в себя, Эвтида не заметила, как он вновь оказался рядом. Медленно приблизился и остановился, не отрывая взгляда от ее глаз. Только в последний момент опомнившись, девушка попыталась было отшатнуться, однако на этот раз Амен уже не позволил. Потянувшись, схватил ее за руку и удержал. Его пальцы сжались, сомкнувшись на ее хрупком запястье, однако не было в том прикосновении ни грубости, ни силы. Напротив, оно было таким осторожным и мягким, словно… он боялся причинить ей боль. И это настолько ее поразило, что Эвтида резко замерла, мгновенно растеряв весь пыл. А в глазах ее застыла такая беспомощная растерянность пополам с безмолвной, тихой просьбой…что Амен не выдержал. Не думая ни секунды, уверенно шагнул вперед и, пока она не успела опомниться, крепко сжал ее в своих объятиях. Опустил голову, уткнулся носом в темную макушку, жадно вдыхая приятный аромат масел, исходивший от ее тела, и, прикрыв глаза, рвано выдохнул: — Моя глупая Неферут… И столько было в его голосе — в этих тихих словах, — невысказанной нежности, что Эва тут же сдалась, моментально позабыв обо всем. Сама доверчиво потянулась к нему, неловко прильнула к груди, обнимая руками в ответ, а затем, неуверенно взглянув ему прямо в глаза, тихим дрожащим голосом прошептала: — Мой любимый господин… Ненавидела себя за эту слабость, но бороться с ней была не в силах. На мгновение крепко зажмурилась, едва сдерживая рвущиеся наружу — рвущие на части душу, — слезы, а уже в следующую секунду вздрогнула, внезапно ощутив, как его пальцы осторожно коснулись ее лица, бережно стирая теплые капли. — Не плачь, Эва… — Амен, я… А когда снова открыла глаза, то увидела, что он улыбается. Едва заметно, лишь слегка приподнятыми уголками губ, но так искренне, что у нее не осталось никаких сомнений. Он…в самом деле любит ее. Неожиданное осознание накрыло ее волной, разливаясь теплом в груди, а сердце тут же наполнилось робким счастьем. Эва попыталась что-то сказать, произнести в ответ, желая признаться ему в своих чувствах, но не успела — Амен опередил ее: бережно обхватив ладонями лицо, медленно наклонился и губ ее поцелуем коснулся. Таким мягким и трепетным, словно не было для него ничего дороже. Словно лишь она одна ему была нужна… И Эва доверилась ему… снова, на этот раз точно зная, что не обидит, ни за что на свете не причинит ей боль. Расслабилась в его руках, мягкая и податливая, прикрыла глаза и послушно приоткрыла рот, неумело, но пылко ему отвечая. И в тот момент казалась ему такой хрупкой и беззащитной, будто нежный еще нераспустившийся бутон цветка: стоит лишь надавить чуть сильнее, как тут же сломается… вот только ее ломать ему почему-то совсем не хотелось. Хотелось другого: заботиться о ней, защищать, просто быть рядом всегда и никогда не отпускать… Странное, непривычное желание, но почему-то именно с ней казавшееся совершенно естественным. Наверное, действительно, милостивыми богами была ему предназначена. Неужели все дело в одном лишь чувстве, которое она случайно, сама того не ведая, в нем пробудила? Амен целовал ее, а сам медленно сходил с ума от желания обладать ею. Не только ее телом, но и душой. Как она прочно поселилась в его сердце, так и он хотел занять место в ее, чтобы о побеге больше даже думать не смела, чтобы верила ему, доверяла, чтобы стала его навсегда. Ничего в своей жизни еще не желал Амен больше. Только лишь ее одну… Сквозь задурманенный ее близостью разум с трудом нашел в себе силы прошептать: — Моя… Никуда теперь не денешься от меня, Эвтида. На секунду оторвался от желанных губ, но тут же следом охотно прильнул к тонкой девичьей шее, оставляя россыпь коротких поцелуев-укусов. На мгновение отстранился, любуясь своею «работой», а затем снова припал, губами жадно впиваясь в нежную тонкую кожу. Почувствовал, как задрожала вся, прогнулась в спине, прижавшись к нему еще ближе, и тут же следом услышал глубокий чувственный стон, что, сорвавшись с ее губ, прекрасной мелодией коснулся его ушей. Тут же силой воли заставил себя остановиться. Стиснув зубы, стал боролся с самим собой… Одна его часть — та, что звериная, бессознательная — не хотела больше ждать, желала прямо сейчас получить ее, сделать, наконец-то, своею… Другая же — человеческая, разумная — отчаянно боролась, сопротивляясь этому желанию. Знал, головой и рассудком понимал, что еще слишком рано, что не готова пока, испугается… да и место было плохим, совершенно неподходящим. Поэтому медлил, колебался, все никак не решаясь. Пока вдруг случайно ее взгляд своим не нашел. Встретил, да так и застыл, будто бы околдованный кем — не то что пошевелиться, даже глаза отвести в сторону не мог. Уж так сильно поразил ее взгляд… немного поплывший в омуте желания, охваченный бурей эмоций, но при этом полный такого искреннего доверия, что Амен тут же для себя все решил. Ни за что не посмел бы воспользоваться ею, когда она смотрела на него так. Себя бы потом возненавидел за это. Мгновенно в себя пришел, опомнившись. Одному лишь богу Ра было известно, каких сил ему стоило взять себя в руки и неохотно отстраниться. Лишь руки на талии ее оставил, слегка придерживая, чтобы не упала — видел, как неустойчиво стояла, дрожа и покачиваясь, словно травинка на ветру. В себя еще не вернулась, по растерянному лицу понял. А он, желая ее успокоить, потянулся и нежным поцелуем коснулся ее лба. Эвтида вздрогнула, но уже следом снова расслабилась, почувствовав, как его руки, мягко потянули ее за плечи и бережно притянули к своей груди. Сама же она в ответ беззащитно уткнулась носом ему в шею, медленно прикрыла глаза и даже не заметила, как навалившаяся усталость постепенно сморила ее. Зато заметил Амен, который в ту же секунду с легкостью подхватил ее на руки и уверенно прижал к себе. Не стал ничего спрашивать, хоть и очень хотелось, вместо этого молча куда-то понес — она не видела, но сквозь легкую дрему ощущала его быстрые, торопливые шаги. Попыталась открыть глаза, но изнеможенное, измученное накопившейся усталостью, тело сразу же отчаянно воспротивилось, поэтому ей в конце концов пришлось смириться. К тому же в его руках оказалось так удивительно спокойно, тепло и уютно, что она сама не заметила, как окончательно провалилась в глубокий сон, так и не услышал заветные слова, которые он чуть позже едва слышно прошептал, мягко целуя ее в висок: — И я тоже люблю тебя, Эва.