when the party's over

Не сотвори себе кумира. Примерно так звучит вторая заповедь из Библии. Канонично, вычурно и заезжено настолько, насколько это возможно. Не создавать не получается – мировой счетчик тикает подобно бомбе, кружа вокруг восьми миллиардов тел, из-за которых планета скоро самоуничтожится к чертовой матери, забирая с собой полюбившуюся всем веру и надежду. На место «идеального идеала» по нестабильным и непостоянным стандартам теперь метит каждый второй человек, разрушая уже сложившееся за столь долгие годы по кирпичикам мировоззрение Хенджина. Жить и терпеть становится невмоготу, надежда на объективную оценку со стороны окружающих падает карточным домиком, оставляя после себя лишь никому не нужную стопку разношерстных мастей. Со стороны всегда виднее. И Хенджин видит. Оценивает. Сравнивает. Раскладывает собственные ступени профессионального развития подобно развитию человека согласно теории Дарвина. Выстраивая личную иерархию, состоящую из никчемных лузеров, не проходящих даже отборочного этапа, стабильных середнячков с нулевым потенциалом и настоящих божественных существ, коих пересчитать по пальцам одной руки, Хван больно осознает, что ни к какой категории отнести свои навыки не способен. Ломая так долго себя и свою жизнь, пытаясь хотя бы соответствовать остальным, вроде бы уже должно дойти, наконец, какую именно деталь он безбожно каждый раз проебывает в этом пазле. Но почему-то вместо ответа Хенджин получает критику и не более того. Самоанализ либо помогает, либо приводит к (очень банально звучит) затяжной депрессии. Другого результата пока что не наблюдалось, у Хенджина по крайней мере точно. Бесконечно самобичеваться будут лишь придурки, не способные фильтровать поток мыслей в черепной коробке, которая и без того готова лопнуть воздушным шариком и превратиться в кусок никому не нужной резины, выброшенной сразу же после осознания ее ненужности. Если честно, то на помойку хотелось в последнюю очередь. Самоощущение граничило между результатами никуда не девшихся ежемесячных проверок, на которых балл по сценической хореографии был выше разве что только у Минхо, и тем, что Хенджин видел самостоятельно в отражении зеркала во время танцевальных практик: что-то между тем самым идеалом и откровенным дерьмом. Словно круг, нарисованный на полях тетради по геометрии: не терял своего смысла и значения, но из-за кривых линий терял определенные свойства. Когда очередной вечер превращается в самообман и настоящую пытку, Хван в который раз осознает, что загнал себя в клетку своими же руками. Требования от компании росли наравне с собственными, но до совершенства еще далеко. Выжигало слезы на глазах осознание того, что бесчисленные старания уходят в никуда: никто и не пытается заглянуть дальше красивой обертки. Просто потерпи еще немного. Тебя признают. Обязательно. Но что делать, если терпеть уже невозможно? *** Первым то, как сломался Хенджин, замечает Минхо. И кажется, он единственный, кто видит, как в течении месяца состояние младшего скатывается вниз по наклонной. Возможно, другие просто закрывали на это глаза в силу своей усталости, которая к концу дня никуда не исчезала после выматывающего расписания. Так или иначе, образы их на публике и то, какие участники настоящие в жизни, — не совсем, конечно, полярные, но разные люди. Полярными быть не могут по вполне понятной причине: если врать каждый день и жить в образе круглосуточно, то можно заработать расстройство личности и прописаться у психолога или того хуже психиатра до конца своих дней. Индустрия шоу бизнеса была действительно индустрией развлечений, и каждый сходил с ума по своему: продюсеры — сжигая артистов, а артисты — сжигая самих себя. Умопомрачительно и дико. — Эй, Хенни, не хочешь на выходных ко мне домой? Ты, кажется, упоминал, что твоя семья в Японии, в отпуске. Мои родители против точно не будут, тем более ты нравишься моей маме даже больше, чем я. — На выходных? — Хван тупит взгляд в пол и поправляет мокрые от практики волосы, взъерошивая их, отчего они встают на голове в хаотичном порядке, — Эм, спасибо за приглашение, хен, но у меня уже есть планы. Извини, — и надевает обратно кепку, пряча глаза за козырьком. — Как знаешь. Я тогда пошел, у меня еще вокал сегодня. Не забудь сдать ключ от зала, как закончишь. Ты сегодня последний. Первая попытка провалена. Что ж. Хенджин лишь легко кивает головой в ответ и отворачивается обратно к зеркалу, начиная повторять связку новой хореографии в сотый раз. Минхо хватает спортивную сумку с пола и выходит из небольшой комнаты для практики, оставляя младшего тренироваться дальше. *** Минхо сначала не придавал этому всему значения, думая, что все так или иначе оставались иногда в компании для того, чтобы выбить несколько дополнительных часов в зале. Больше практики — всегда плюс. Однако, беспокойство росло на равне с тем, как росла замкнутость Хенджина и будто бы отстраненность от жизни за пределами танцевального зала. Ли временами казалось, что с ума сходит уже он, потому что другие мемберы вели себя совершенно обычно и снова не замечали никаких перемен в поведении согрупника. Возможно, это была та самая боль всех танцоров или же излишняя опека со стороны старшего, но успокоиться было нереально. И нет, Минхо не ударялся головой, и ему ничего не чудилось. Он просто сравнивал Хенджина со своей прошлой версией себя и довольно таки часто не находил отличий. Дабы убедиться в своей правоте, Минхо в ранее воскресное утро топает в охранный пост компании и с большими мольбами упрашивает у его начальника доступ к записям с камер всего на несчастные пятнадцать минут. — Мистер Ким, умоляю, это уже двенадцатая пара наушников, которые я теряю. Вся зарплата скоро будет уходить на покупку новых. Я просто быстро проверю, возможно они где-то в компании остались. Точно помню, как пришел в пятницу сюда с ними, а ушел без. Минхо, оказывается, врать еще не разучился, потому что он естественно никогда эти наушники и не терял, но мистер Ким слишком легко верит этой небылице и чересчур грустным глазам Ли, поэтому все-таки отводит его в системный центр, ворча что-то себе под нос по пути. — Не засиживайся только. Ключ мне вернешь потом, я буду в холле, — пожилой мужчина оставляет электронную ключ-карту на крае стола и уходит, — Память хуже, чем у стариков, как ты хореографию запоминаешь-то?! Танцор еще называется... Минхо ощущает себя чертовым сталкером ровно до того момента, пока не просматривает камеру видеонаблюдения танцевального зала за всю неделю и не складывает в калькуляторе количество часов, которые провел там Хенджин в одиночестве. В приложении курсор противно мигает рядом с числом двадцать. Двадцать часов практики плюсом к остальным примерно восьмидесяти, которые являются официальным расписанием. Сто часов в неделю. Если раньше у Минхо было просто сомнения, то сейчас он вполне уверен в том, что у его младшего срывает крышу к чертовой матери. И происходит это бесконтрольно. *** Довольно часто в сложных ситуациях Минхо ходил к Чану за советом, потому что на то он и был лидером, чтобы наставлять на путь истинный и вести группу по светлой дорожке к успеху, раздавая при этом пинки под зад при необходимости. Но видя его откровенную заебанность прочим дерьмом, происходящим в студии, а также сильный недосып, Хо решает отложить разговор. Возможно, даже исключить его вовсе. Сам разберется. После раскрытия этого полностью ебанутого феномена "сто часов практики" Минхо в итоге выбирает банальную тактику понаблюдать, и надеется, что у Хенджина все то ли стерпится-слюбится, то ли эмоциональный скачок пройдет сам по себе, как привычный всем насморк. Когда очень плохо чувствуешь себя лишь в начале, а потом, после пары пачек салфеток и пары дней, когда из носа течет, как из крана, все приходит в норму и остается лишь небольшая заложенность носа. Может быть, у Хенджина все пройдет также? Пару недель поубивает свой организм, а после начнет снова спать хотя бы по четыре-пять часов в день. Биология человека победить обязана. Максимализм не может быть вечным. Гнаться за недостижимым бесконечно могут лишь совсем отчаявшиеся. Либо сумасшедшие. Дать время разобраться самостоятельно с нестабильным ментальным состоянием было похоже на ситуацию с тем самым знакомым всем утопающим. Вытащить на берег себя способен только лично сам Хенджин, поэтому сразу кидаться ему на помощь смысла не имело никакого. И кто же ранил тебя настолько сильно? *** Спустя две недели все остается ровно на тех же позициях: Хенджин по вечерам в зале, а Минхо наблюдает за ним со стороны. И вашу мать, поменялось абсолютно ни-че-го. Вечером атмосфера в общаге немного накаляется после того, как в групповой чат скидывают сценарий очередного развлекательного шоу для продвижения камбека. Все бы ничего, если бы продюсеры сделали это хотя бы немного заранее, а не за день до его съемок. Невъебически прекрасно. — Че за кислые лица у всех? Это же не самое худшее, что только может случится. Хотят, чтобы за полтора дня сценарий выучили, значит вместо сна учить эту бредятину будем. Закончим ужинать и пройдемся быстренько по тексту все вместе, как обычно, — Чонин не видит в этом большой проблемы, поэтому спокойно пихает в еще более ускоренном режиме свой суп за обе щеки, пока остальные участники пролистывают пдф-файл на своих телефонах. — Надеюсь, там будут конкурсы, где главный приз — это еда, — пожимая плечами и складывая ноги в позе лотоса прям на стуле бурчит Джисон и лишь просит Феликса наложить ему дополнительную миску риса, — Ну, или хотя бы какие-нибудь купоны в магазины электронной техники. Я вот массажер себе присмотрел! — Усмири пыл, Джисон. Я ничего не имею против твоего хорошего аппетита, однако ты сейчас обожрешься от стресса, знаю тебя, и к утру опухнешь, а у нас завтра фотосессия. Ну, и плюс послезавтра съемки этого детского утренника, о котором нам сейчас сообщили, — Чан мягко делает замечание даже не поднимая глаз от сценария, продолжая вчитываться в реплики, — Кстати, у всех все в порядке с весом? Нам в этом месяце назначили более тщательный медосмотр, поэтому будьте к себе внимательны, — в конце фразы лидер лишь задерживает взгляд именно на Феликсе. Все участники были прекрасно осведомлены о куче диет, которые хранились в его запароленных заметках на телефоне, и довольно очевидном недоедании Ли, а еще о таблетках, добавках в еду и прочем дерьме, которое Чан самолично выбросил в мусорку, опустошая все полки в комнате Ли. Скандала тогда было не избежать, но для Бана здоровье друга было важнее практически всего. Феликс был единственным, у кого было все вверх тормашками (вспомним привычные приколы про Австралию и посмеемся просто ради приличия), даже с весом проблемы были противоположны проблемам участников: пока остальных врачи просили сбросить пару килограмм, Ли рекомендовали набрать вес. — С таким количеством тренировок в неделю, как у нас, переживать смысла особо нет. Ликс, можешь мне тоже риса закинуть в тарелку? И не бойся, Чан, мое лицо и без этого выглядит опухшим, так что плевать, хоть пожрать нормально могу, — тараторит Чанбин и отвлекает тем самым Ли, который очень кстати сидел ближе всех к рисоварке. Чего еще можно ожидать от того, кто находится под огромным давлением круглые сутки несколько лет подряд? Не тот возраст и не тот характер, чтобы все можно было стойко игнорировать и не переступать грань между нужным и вынужденным. Нет даже банального опыта, который мог бы подсказывать, как вести себя в той или иной ситуации. К сожалению, при дебюте никому не выдавали пособие "как правильно мысленно посылать всех вокруг и оставаться психически стабильным". Пока не наебешься сам на это дерьмо, — никакие советы не помогут. Разговор прерывается звонким ударом телефона об стол. Хенджин с силой припечатывает гаджет экраном вниз, пугая тем самым сидящего рядом с ним Минхо. Все лишь непонятливо переводят взгляд в его сторону. — Спасибо за еду, — сухо бросает и также резко встает из-за стола, никак не объясняя свое поведение, — Схожу в круглосутку, у нас маринованная редька кончилась, заодно проветрюсь. И не надо, пожалуйста, звонить менеджеру, Чан. Я справлюсь с этим один. Участники оставляют ситуацию такой, какая есть, потому что знают, что иногда стоит просто не лезть к Хенджину, дав тому время пораскинуть собственными мозгами. Если поймет, что сам не вывозит, то в итоге придет за помощью, — и с ним обязательно поговорят и помогут. Каждому нужно было уметь решать свои внутриличностные конфликты самостоятельно. Иначе рано или поздно тебя сожрут собственные мысли, и ты просто сойдешь от этого с ума. Бесконечно надеяться на других было нельзя. Минхо быстро доедает и пишет Чану в личку о том, что сходит за Хваном, мол "присмотрю за ним, дабы тот ничего не натворил". Бан отправляет в ответ дежурное "будь осторожен". Ли также быстро благодарит за еду и ставит тарелку в раковину, после убегает в прихожую, крича оттуда, что обязательно помоет посуду, когда вернется. *** Нагоняет он Хенджина, как и ожидалось, на проспекте рядом с олимпийским парком. — Далеко ты, однако, в круглосутку поплелся. В другой район аж, — Минхо хватает Хвана за плечо и останавливается, пытаясь отдышаться от внеплановой вечерней пробежки. — Там редька вкуснее. В нашем районе нет и-марта, — младший огрызается и вытаскивает наушники, убирая их в кейс. — Не куксись. И к черту эту твою редьку, что ты к ней прицепился?! Давай прогуляемся, раз уж вышли в свет! — Я похож на дурака? Ты же ненавидишь выходить на улицу, тем более без сопровождения менеджера, — снова противится Хван и не оставляет попытки отбиться от компании Хо, — Хен, я же не пятилетка, я сказал, что в состоянии сам сходить куда-либо, почему ты... — Бу-бу-бу, ничего не хочу слышать, захлопнись! — отрезает по-детски сердито Минхо и хватает недовольного Хенджина под руку, — Расслабься и проветри мозги, тебе не помешает. О, кстати! Я знаю тут одну баблтишную недалеко. Идем! Очень скоро они оказываются внутри небольшой кафешки, сидя за столиком, на котором стоят два напитка, — один со вкусом таро-милк, Хенджина, а второй классический крем-чиз, принадлежащий Минхо. — Ну, валяй. Я весь во внимании, — Ли отпивает немного и откидывается расслаблено на диванчик. Благо, что оставалось около получаса до закрытия заведения и в помещении не было абсолютно никого, кроме пожилого дядюшки, который заканчивал сегодня смену. Неплохая обстановка хотя бы попытаться поговорить. — Чего рассказывать-то? — Хван устало жует трубочку и пялится в стол, все еще не желая идти на контакт. — Если честно, мне нахрен не сдались твои объяснения по поводу инцидента за ужином. Психуй и злись сколько хочешь, твое право. Ты взрослый давно, тебе не пятнадцать, чтобы ты отчитывался перед кем-то вроде меня, даже если я старше, — Минхо вздыхает и складывает руки в замок, смотря в упор, — Просто хочу, чтобы ты поделился со мной тем, что тебе в сценарии для шоу не понравилось. Я видел, что ты именно его читал. Согласен, там много дерьмовых моментов, но вроде каждый из нас научился подстраиваться, не так ли? Хенджин лишь удивленно вскидывает брови и чуть ли не давится желейными шариками. — Будь осторожнее! — Минхо сует тому в руки салфетки и ворчит, как самый настоящий родитель, вытирая пролитый на стол напиток, — Помереть здесь вздумал?! — Просто...я думал, что Чан велел тебе профилактическую беседу со мной провести, поэтому ты и побежал за мной, но ты тут… — Слушай, я, конечно, иногда похожу на старого пердуна, но поверь, у всех нас проблемы одни и те же. И я не особо в праве читать тебе какие-либо лекции, когда у самого проблем вагон, это слишком лицемерно. Единственное, что я могу, так это выслушать, и возможно встать на твою сторону, чтобы в скрипт внесли изменения. Ну, это, конечно, если ты убедишь меня, что сценаристы говнюки и написали воистину какую-то хрень. Одного тебя вряд ли послушают, но вот нас двоих уже вполне возможно, — Минхо старается говорить довольно искренне и приводит вполне рациональные аргументы, чтобы вывести диалог в необходимое русло, — Хотя я все еще уверен, что настоящая проблема этого шоу даже и не касается никак… — Не то, чтобы проблема эта такая масштабная... — начинает, наконец, неуверенно Хван и рвет несчастную салфетку на кучу кусочков от нервов, — Блять, это прозвучит, как полный бред, и возможно для кого-то это даже не проблема вовсе... — Хван Хенджин! Просто скажи, как есть. Я вижу, как ты злишься и переживаешь сейчас отнюдь не лучшие эмоции, — Ли кивает на образовавшуюся бумажную кучу на столе. Проходит пара секунд, которые требуются для того, чтобы младший собрал себя в кучу и начал монолог. — Я много раз просил продюсеров не добавлять мне в сценарии эгье , но каждый раз слышу от них, что "твоя популярность только возрастет, просто потерпи и сделай это". Просто сделай это, серьезно? Какие, нахер, песенки про "ты меня очень нравишься, мое сердечко так бьется при виде тебя"?! — Хенджин начинает повышать голос, пока в глазах скапливаются слезы от усталости и несправедливости, которой накопилось просто целый вагон, — Это сводит меня с ума! Хорошо, я могу сделать это, если того требует сценарий шоу. Но мы же не игрушки, чтобы нас каждый раз просили повторить мемы с котами на звонках, чтобы нас просили надевать перчатки в виде лап и ушки, которые все тащат на фансайны целыми мешками. Они даже чертовы хвосты приносят, просят надеть их и покрутить задницей. И ради чего этот цирк? Чтобы у какой-то ебанутой фансайтерки-фетишистки, которая это все устроила, просмотры на аккаунте взлетели до небес? Чтобы каждый второй эдит в тиктоке был с этим моментом? Знаешь сколько раз меня просили помяукать? Побыть котиком? Собачкой? Их парнем на пять секунд? На десять? На всю жизнь? Возможно, для, например, Феликса, это действительно не проблема, потому что у него совершенно другой характер, и ему помяукать на камеру ради прикола пару раз не составит труда. Ему нравится быть милым по-настоящему. Но не мне. Я дебютировал для того, чтобы стать хорошим артистом, а не чтобы мяукать для какой-то девушки, которую впервые вижу, по видеозвонку. Я знаю, что мне стоит просто заткнуться и не сметь возникать, потому что я сам выбрал такой путь, потому что мне выпал такой шанс и дали все ресурсы для исполнения мечты, но, черт возьми, я ведь тоже человек...Я так сильно стараюсь прыгнуть выше головы в танцах, но этого никто не замечает, абсолютно никто. Да, все они в первую очередь люди. Минхо, если честно, удивлен. Но не тому, что сейчас сказал Хенджин, нет. Все услышанное он понимал и осознавал уже давно, еще со времен первого тура BTS, когда был в подтанцовке. Оказавшись по ту сторону красивой картинки, он увидел многое и даже слишком, что буквально разъебало его психику просто в щепки. Минхо удивлен скорее тому, что смог вытянуть из Хенджина это накопившееся мерзкое гнилье, которое, судя во всему, мучало его длительное время. — Что ж…тебе пришлось слишком быстро повзрослеть. Ты теперь больше не подросток и понимаешь даже больше, чем тебе нужно понимать. Это мерзкая реальность, ты ее не изменишь никак. Единственное, что ты можешь изменить, так это свое отношение к ней. Минхо не утешает, не продолжает дальше разговор, не делает в тот вечер ничего, потому что абсолютно прекрасно понимает, что не может внаглую врать близкому человеку, мол «все будет хорошо». Эту херню Хенжин и без него услышит еще тысячу и один раз. Поэтому он спокойно соглашается с тем, что эгье — кошмар наяву для таких, как они. *** Разговор с Минхо и озвучивание существующей проблемы вроде бы помогает, но в то же время и нет. Это все ощущается как провал, как проигрыш самому себе. Чертово поражение, которое признать оказалось настолько болезненно и невыносимо, что хочется скрести стены ногтями до мяса и волком выть на луну. Людей, оценивающих лишь по обложке, меньше не становится, их лишь все больше и больше. Отсюда никогда не будет выхода, потому что Минхо прав — поменять мнение такого огромного количества человек Хенджин не в силах. Один против толпы — это смехотворно и бессмысленно. Ты можешь танцевать как сам бог, но ты никогда не отберешь у людей глаз, чтобы они не видели твоей божественной внешности. Хенджин запирается в собственной комнате в надежде лечь спать и забыть обо всем этом хотя бы на несколько часов, но в глаза бросается журнал, лежащий на краю стола, который дали ему посмотреть перед печатью тиража. С обложки смотрит в ответ будто бы совершенно другой человек. И это пугает и выворачивает наизнанку. Через пару секунд Хван лихорадочно листает страницы, чтобы найти фотосессию с собой, после чего вырывает безбожно листы и комкает их, рвет на клочки, лишь бы не видеть себя. «Ну и во что ты превратился? Ты стал просто красивой вешалкой для брендов». Миллион мыслей в голове не помогают прекратить истерику, они лишь усугубляют все происходящее. По всему полу валяется смятая бумага, а посредине хаоса сам Хенджин. Он молча давит в себе слезы, осознавая, что сколько бы он не старался, он не изменит ничего. Абсолютно ничего. Можно тренироваться круглосуточно, променять сон на практику окончательно и убить свое здоровье в надежде, что его признают как хорошего танцора, но это не даст результатов. «Тебе не нужно стараться вообще, просто будь вижуалом». Осознавать, что все было зря. Теперь тебе легче?