Где-то за окном кухни

Капли дождя неприятно скатывались вниз по спине. Кевин с трудом передвигал ногами и понятия не имея, куда ими ступать. За спиной возвышалось огромное серое здание, в котором его держали по сей день за убийство десяток человек. И трудно представить, как вообще так получилось. Почему никто даже не попытался его остановить? Люди замерли в ожидании, когда он отпустит стрелу. И после первого выстрела все как один кинулись в разные стороны, хаотично размахивая руками. Сотню тысяч раз он прокручивал у себя в голове эту сцену. Представляя, что могло бы пойти не так и как бы отреагировала Ева. То выражение лица, с которым она предстала перед скованным наручниками парнем, запомнилось ему навсегда. Смесь разочарования и испуга. Ещё даже не догадываясь, что ждёт её дома. Когда его посадили в полицейскую машину, Кевин оглянулся, чтобы увидеть стоящую за стеклом картину: возгласы отчаявшихся матерей, что рыдали от горя, крики взбушевавшейся толпы, подавляющие гул сирены, переливающиеся оттенки красного и синего, и огромный каменный балласт, почему-то охвативший парня при виде матери. Она взглянула на него с замешательством, после чего развернулась и просто ушла. А дальше только бумажная волокита, куча репортёров, журналистов, раскрывающие правду народу о живущих среди всех нас "монстрах". После произошедшего в глазах у многих он наверняка таковым и остался. Сколько бы лет не прошло, кровь никогда не отмоется. Подтверждение тому - осуждающий тон даже со стороны таксиста, что всю оставшуюся дорогу до дома предпочёл провести молча. Кевин же, в свою очередь, продолжал размышлять над тем, что он чувствует. Когда острое лезвие вонзилось в плоть маленькой Селии, а взрослый мужчина, попытавшись отнять у Кевина лук, попал под раздачу, что он чувствовал? С одной стороны, ответ и так очевиден. Эти люди были ему чужды. Даже те, кто прожил с ним бок о бок все его сомнительные шестнадцать лет. И только мама вызывала тот самый трепет в груди. Трепет, ранее, из-за которого он по глупости разбивал вазы, размазывал по столу всевозможные продукты: хлопья, яичницу, тосты с джемом. Последнее прилипало особенно хорошо. И не только ради того, чтобы выплеснуть свою агрессию, но и чтобы просто побесить. Теперь, спустя столько лет, всё это казалось неправильным. Таким глупым, размазанным по столу воспоминанием. — Прошу прощения, Вы кто? – С порога налетает на парня молодая девушка. — Мы купили этот дом два года назад. И не кричите! Дочку разбудите, – Повышает она тон, когда Кевин отказывается отойти назад. Печально было осознавать, что дом, в котором он вырос и совершил своё первое преступление, больше ему не принадлежит. Однако и на вопрос о былых жильцах она не отвечает, лишь муторно покачивает головой, после чего указывает взглядом на соседнее здание. — Спросите у них. Я совсем не знакома со здешними людьми. – Кевин нехотя, но всё же уходит. Хоть и к соседям наведываться не спешит. Все они прекрасно его помнят. А происшествия той ночи только сильнее впечатали его облик в головах у людей. Но, чего уж греха таить. Кевин ни разу так и не раскаялся в содеянном. Он прекрасно осознавал, что отнял чью-то жизнь. И как бы страшно это не звучало, но ему всё равно. Вся та ненависть, направленная в его сторону, практически ничего не значила ни для судьи, ни для кого-либо ещё. Он справедливо отсидел свой срок, заплатил временем и небольшой частичкой себя. Парень с трудом поднимает тяжёлый взгляд на входную дверь двухэтажного дома. Окна плотно занавешены. Да так, чтобы ни один лучик света не проник во внутрь. Заполненный бумажками почтовый ящик говорил об одном — дома никого нет. И уже собравшись уходить, изнутри вдруг доносится чей-то приглушённый голос. — Иду! – Недовольный, ворчливый женский голос. Кевин тот час вспоминает, кому он принадлежит, и с кривой улыбкой на лице поднимается вверх по ступенькам. Внутри резко похолодело, а сердце сжалось от волнения. "Интересно, что она скажет? Как отреагирует?" – Крутилось в голове без остановки. Хотелось как можно дольше растянуть этот момент. Будет ли ему стыдно, взглянув в лицо той, чьего сына он оставил инвалидом? Дверь моментально отворяется, и вместо ожидаемой ругани и ненависти женщина ошеломлённо охает. Несколько секунд она просто стоит, кажется, не веря собственным глазам. То возмущение, с которым она глядела. И тот гнев, который за мгновение вытеснил все мысли из головы, как только Кевин открыл рот, чтобы заговорить. — Проваливай, ублюдок. Нет твоей мамаши, – Яростно шипит сквозь зубы женщина. Со второго этажа вдруг выглядывает голова парня. И костыль, на который он до этого опирался, выскальзывает из руки. Кевин, сам того не понимая, невольно хмыкает при виде такой картины. — Совето, иди к себе в комнату! — Кевин? – Игнорируя слова матери, удивлённо спрашивает парень. — Почему ты здесь? – Задаётся именно этим вопросом, видать опасаясь, что Кевин пришёл "довести своё дело до конца.". Совето с отвращением кривит губы при виде надменного лица парня, что в свою очередь, не отрывая взгляда, сверлил его деревянную опору. Выходит, врачи говорили правду, и все надежды оправдались. На встречах в колонии Ева часто рассказывала, как идут дела у его бывших выживших одноклассников. Правда, обрывками. И то, как её теперь презирают из-за его проступка, коим она, в принципе, считала практически всё, что делал Кевин, начиная с самого рождения. Казалось, что связи как таковой между матерью и сыном у них никогда и не было. Пустой фальшь. И только когда родилась Селия, всё почему-то поменялось. Мама стала более терпеливой, особенно с сестрой. На Кевина старалась не обращать лишнего внимания. Хоть и моментами он позволял к себе прикоснуться и даже вёл себя, как любой нормальный ребёнок, она не испытывала к нему той любви, которую испытывала к Селии. И из-за этого он возненавидел её при первом же взгляде. — Вот её номер телефона, – Вдруг протягивает женщина небольшую скомканную бумажку. — Она предупреждала, что ты можешь тут объявиться. Просила не названивать без надобности. Но кто она вообще такая, чтобы что-либо требовать от меня?! – Парень, чуть замявшись, забирает листочек. После чего разочарованная женщина с силой захлопывает перед его лицом дверь. Удивительно, как относительно спокойно она отреагировала на внезапное появление Кевина. Времени было достаточно, чтобы выплакать все слёзы и хорошенько обдумать, как теперь быть. Сил оставалось только на сына, и растрачивать их ещё на кого-то попросту нет смысла. Наверное, только поэтому Кевин до сих пор не отлёживается где-то в кустах. Погода стояла солнечная. Хотя ещё пол часа назад дорога была затоплена дождевой водой. Странный визит. И всё же результата никакого. Руки изредка подрагивали от перевозбуждения и ощущения безнаказанности. Что ещё страннее, учитывая его недавнее высвобождение из тюрьмы. Но при взгляде на перекошенные ноги Совето невозможно уняться. Ведь это его вина, что один вполне жизнерадостный и энергичный паренёк не может сдвинуться с места без чьей-либо помощи. Десятки унесённых в могилу жизней, ещё несколько раненных и как итог — один инвалид. А преступник теперь свободно разгуливает по улицам, имея доступ практически ко всему, что есть и у всех. И это, по-вашему, справедливость? Просто попытка запугать и приструнить трусов. Кевин разворачивает записку и аккуратно проводит тыльной стороной руки по краешкам, смахивая пыль и прочую гадость. Прямо по центру аккуратно выведенные каллиграфическим почерком циферки и рядом в углу подпись: "Ева Качадурян.".