Baila conmigo

Когда Камило говорил: “Да ладно тебе, пошли, будет весело!”, Мирабель представляла себе танцы до упаду на школьной дискотеке. Современную музыку, чтобы можно было показать, что пять лет в танцевальной студии не прошли зря. В конце концов, она представляла, как ее пригласит на “медляк” Серхио из параллели и она, наконец, почувствует себя привлекательной. Конечно, не стоило слушать двоюродного братца, хотя бы потому, что он-то чувствовал себя своим хоть среди подружек старшей сестры Долорес, хоть в детском саду. Он сам создавал настроение, а не ждал его прихода. Это Мирабель подпирала собой стенку, будто она вот-вот должна была свалиться на ее кудрявую голову. Потому что кроме этого делать, в общем-то, на дискотеке было нечего. Тусклый свет прятал лица разгоряченных школьников (Мира не сомневалась, что кто-то пронес немного пива), которые двигались в лучах слегка кособокого диско-шара. Все мечты быть звездой танцпола рассыпались под гнетом привычной робости и неуверенности. Да бросьте, какая из Мирабель танцовщица? Особенно, если все станут смотреть. Что она, с ума сошла что ли? Так что, ее хватило только на то, чтобы медленно потягивать сок, с завистью наблюдать, как Серхио дергается в танцевальных конвульсиях рядом с Исабеллой — первой красавицей школы, и коситься на большие часы, ожидая, когда они пробьют восемь и можно будет уйти. Потому что выскользнуть из зала раньше времени в одиночестве значило окончательно уронить и растоптать свое достоинство и остатки уверенности. Нет, она будет тут. Словно просто ждет своего принца, а не помирает от скуки. Так все делали. Многие. Кто так же держал спинами стены, чтобы они не упали на головы тех, кто толпился в центре танцпола. Не всем же сиять. — Уныло, да? Мирабель покосилась. Бруно. Сеньор Бруно Мадригаль, если быть точной. Учитель литературы, который преподавал также скучающе, как сейчас глядел на разношерстную толпу. Вообще-то, он стоял здесь уже несколько минут — Мирабель спиной ощущала его взгляд, но не хотела его обнаруживать раньше, чем он этого захотел. Он пришел в школу в середине прошлого года. Тогда как раз беременная в третий раз сеньора Мендес внезапно уехала рожать. Пришел на замену да так и остался. Сеньору Бруно было лет тридцать пять и ходили слухи, что он не столько учитель, сколько писатель, который издается в каких-то литературных журналах под каким-то псевдонимом. Но он столь тщательно оберегал эту сторону жизни, что даже самым дотошным ученикам не удалось проникнуть в его тайны. Он частенько отходил от программ, предлагая иные произведения для прочтения. И не сказать, что был строгим преподавателем. Но почему-то одноклассники им не пренебрегали, а, напротив, слушали внимательно и после уроков обсуждали его высказывания. Необычности ему добавляло и то, что он, наплевав на все правила и здравый смысл, позволял себе курить вместе с учениками на переменах на углу школы. Иногда даже, заходя в кабинет, Мирабель ощущала еще не выветрившийся запах сигарет. Он был единственным из учителей, кому это дозволялось. Наверное, потому что его мать была директором школы. Хотя сеньору Мадригаль как раз все боялись, но, видимо, не ее сын. Вот и сейчас сеньор Бруно стоял, прислонившись к стене острыми лопатками, и выпускал изо рта тонкую струйку дыма, которая уносилась к потолку, расцвеченному сине-фиолетовыми отблесками диско-шара. — Никак не могу избавиться от этой дряни, — пояснил он, не глядя на Мирабель. Он не извинялся, а просто констатировал факт. Мирабель все с той же робостью разглядывала его длинные спутанные волосы, которые небрежно разметались по плечам зеленого пиджака. Смотрела, как двигается кадык над воротом темно-зеленой водолазки. Смаковала взглядом нос с горбинкой, который выделялся в этом странном пьяном свете. — Не знаю, зачем сюда притащился. Мирабель снова промолчала. И казалось, что это абсолютно правильно. Сеньор Мадригаль не нуждался в собеседниках. Мирабель не нуждалась в том, чтобы говорить. Им было вполне комфортно в сложившихся обстоятельствах. Учитель докурил и затушил сигарету об стену. Завтра наверняка будет заметен след. Нельзя было найти ни одного ученика в школе, который бы настолько безразлично и невозмутимо портил школьное имущество. Такое позволял себе только Бруно Мадригаль. Наверное, знал, что его никто не уволит. Он бросил окурок под ноги, затоптал его и, взяв со столика стакан с соком, отсалютовал им Мирабель. Она слегка улыбнулась и тоже отпила, не в силах отвернуться. Снова смотрела, как двигается его кадык, как кончики волос сползают с плеч. Как длинные пальцы, только что державшие сигарету, сжимают стакан. Может, Мирабель бы так и стояла, разглядывая учителя, будто видя его впервые, но тут раздались первые звуки песни ее любимой группы. Как метроном, отстукивающий ритм сердца. Сеньор Мадригаль вдруг отделился от стены. — Потанцуем? — и отставил сок на столик, не дожидаясь ответа. Мирабель замерла, глядя на протягивающего к ней руку учителя. Он не шутил. Зеленые глаза колдовски поблескивали в полутьме. Гитарная партия вот-вот должна была смениться словами. И Мирабель решилась. Пожалуй, впервые в жизни. Поставила стакан и, заслужив, короткую ухмылку, вложила ладонь в теплую ладонь. Он повел ее в самый центр. Краем уха Мирабель слышала возбужденные шепотки вокруг, но ощущала только знакомые слова и стук сердца, бьющегося где-то в горле. Есть ли румянец на твоих щеках? У тебя бывает страх, что ты не можешь повлиять на ход событий, Который никуда не девается, как что-то застрявшее в зубах? Может, у тебя есть для меня сюрприз? Ты что, даже понятия не имеешь, как глубоко проникла в мое сердце? Они медленно двигались по кругу в ритм музыки. Бруно вел ее на удивление уверенно. От него не исходило ни робости, ни неловкости. Словно Бруно Мадригаль тоже когда-то занимался танцами. Да не абы какими, а профессиональными. Мирабель чувствовала твердую руку на пояснице, а в нос проникал терпкий запах сигарет. Но хуже всего было то, что она впервые ощущала себя на своем месте. В этом сине-фиолетовом свете, танцующая медленный танец со своим учителем. Крошка, мы оба знаем, Что ночи созданы в основном для того, чтобы говорить вещи, Которые нельзя сказать назавтра. Ползу обратно к тебе. — Хорошо двигаешься. Почти неуловимым, естественным движением Бруно прижал ее живот к своему. И это тоже ощущалось нормальным. Ладонь, сжимающая пальцы, показалась Мирабель горячей. Жар потек вверх от запястья до локтя, плеча. Распространился на грудь, облизал талию, спустился к бедру, вниз по ноге. Расплавил пол. Мирабель вглядывалась в темные глаза напротив, скользила взглядом по мелкой щетине на подбородке, цеплялась за полуулыбку, то и дело возникающую на губах. Просто я постоянно на грани Попытки поцеловать тебя. Я не знаю, чувствуешь ли ты то же, что и я, Но мы могли бы быть вместе, если бы ты захотела. — Моя любимая песня, — это был шепот. Прямо на ухо, горячий, согревающий внутренности. Неизвестно как Бруно это удалось, ведь Мирабель не заметила момента, когда он стал так близко, еще и склонился к ее плечу. Впрочем, она явственно ощутила, как пылает ямка между шеей и плечом. Потом подняла голову, и их дыхание смешалось в одно. Он не отвел взгляд. Она — выдержала его. Ползу обратно к тебе. Слишком занят тобой, чтобы влюбиться… Одно короткое движение, и Мирабель ткнулась носом в ворот водолазки, машинально вдыхая едва заметный аромат одеколона. Чуть выше дернулся кадык, и в следующую секунду Бруно уже держал ее на расстоянии вытянутой руки, крепко сжимая пальцы. Второе, что чувствовала Мирабель — как горят ее щеки. Они вышли из центра круга чуть раньше, чем закончилась песня. Сеньор Мадригаль вел ее за руку, несмотря на все косые взгляды, которые замечала Мирабель. Коридор, лестница, пролет, лестница, пролет… Вечер встретил их прохладной темнотой. Они завернули за угол, не освещенный фонарем. Бруно вытащил из кармана пиджака пачку и протянул Мирабель. Не колеблясь и все также молча, она взяла сигарету. Прикурила от подставленной зажигалки. Затянулась под настойчивым взглядом. Закашлялась. — Первый раз, — снова не спросил сеньор Мадригаль, вытаскивая у нее изо рта сигарету. — Тогда лучше не начинай. И затянулся этой же сигаретой сам. Мирабель прислонилась к кирпичной стене школы, глядя, как он курит в черное небо, и как единственный луч фонаря из-за угла хватает дымок в свой плен, отражая его для любопытных глаз. — Холодно? — Мирабель мотнула головой. Сеньор Бруно стащил с себя пиджак и накинул его на оголенные плечи Мирабель. — Спасибо. Бруно бросил на нее насмешливый взгляд, словно она была немой, которая вдруг заговорила. — За что? — За все. Бруно выдохнул дым в последний раз и точным движением выбросил окурок куда-то в траву. — Понравилось. Значит, надо будет повторить. Ты хочешь, чтобы я приполз к тебе обратно?