мой лейтенант

Спустя неделю Теодора пришла к зданию, где располагался немецкий штаб. До встречи оставалось ещё пять минут, но зная, как Нойманн не любит опоздания, она решила, что лучше придет заранее. -Журналисточка! А что вы тут забыли?Заика на патрулировании. -к ней подошёл солдат из ландштурма. Она видела его не один раз вместе с остальными. Он был в числе тех, кто издевался над Фридрихом. -Я пришла к обер-лейтенанту Альберту Нойманну. - сухо ответила Теодора и отвернулась от него, продолжая смотреть на дверь. -Аппетит растет и растет. Обычного солдата оказалось мало? Эйвери развернулась, чтоб высказать ему всё, что думает и послать его куда подальше, но её опередили. -Рядовой Заммер, у вас нет других дел? Может вам стоит подготовиться к ночному дежурству?-процедил Альберт Нойманн. Ни Теодора, ни солдат не услышали его шагов. Он безмолвной тенью появился из-за угла. -Обер-лейтенант Нойманн...Но у меня вчера было ночное дежурство.-солдат сразу стал вести себя более смирно. Сейчас он был похож на маленького щеночка, нежели на задиру. -И сегодня тоже будет, не переживайте. Мисс Эйвери, прошу. - он открыл ей дверь, приглашая в свой кабинет. Солдат молча потрусил дальше, раздосадованный. Теодора лишь успокоила себя мыслью, что он заслужил. Но сам факт того, что Альберт Нойманн заступился за неё настораживал. Либо же он так следил за словами своих подчинённых, к тому же солдат косвенно задел и его, а она к этому не имела особо никакого отношения. Альберт выглядел как всегда безукоризненно, как с иголочки. Его серая форма всегда хорошо на нем сидела, была идеально выглажена и чистая. Теодора задумалась о том, как же выглядит жилище Нойманна, раз он так зациклен на чистоте и порядке и ей стало отчасти жаль его будущую жену. -Извините за такой инцидент. Дисциплина солдат ландштурма часто страдает, хоть я и стараюсь с этим бороться. - Альберт прошел вперёд и сел на кресло, жестом указав ей на соседнее. Его кабинет был идеально чистым, но очень мрачным. Вдоль стояло несколько шкафов, заполненных книгами и какими-то бумагами, у окна стоял стол, на котором не было ничего. Теодора догадалась, что все вещи и бумаги он просто убрал в ящик, чтоб она не смогла ничего увидеть. Эйвери послушно опустилась на стул, пытаясь устроиться поудобнее, однако она будто сидела на иголках. Трясущимися руками она достала блокнот и ручку, а затем посмотрела на обер-лейтенанта. Он спокойно сидел сложив руки на столе, ожидая когда она начнет. В нем не было привычной надменности, сейчас он вел себя как-то иначе. Теодора начала интервью. Она задавала стандартные вопросы, которые помогли бы читателям познакомиться с героем и узнать его поближе. Ничего примечательного она не услышала. Да, служит в немецкой армии, обер-лейтенант, по карьерной лестнице продвигался недолго благодаря упорству и стараниям. Девушка старалась обходить острые темы, которые могли бы осудить читатели, однако узнать что-то все же нужно было. -Расскажите, пожалуйста, самый тяжёлый случай на вашей практике. -Тяжелый в каком смысле?-не понял Альберт. -Может пришлось убить невиновного человека, исполняя приказ? - Теодора знала, что ему приходилось так делать, но её интересовало то, раскаивается ли Нойманн в этом. Он вздохнул, поправляя одной рукой манжет формы. -Я считаю, что все люди, убитые мной, были виновны в чем-то либо оказывали сопротивление. Из тяжёлых случаев я могу припомнить лишь некоторые бои, где мы были в оцеплении или нас было слишком мало, чтоб продолжать бой. Однако как видите я здесь, перед вами и все в порядке. Теодора молча записывала его слова, поражаясь ему. Это был не человек, а машина. У него были лишь какие-то заученные пропагандистские фразы о Германской империи и их целях. Казалось, что у него не было ни собственного мнения, ни какого-то сомнения в своей правоте. Для Альберта мир делился лишь на чёрное и белое, где черным было всё то, что не подчиняется Германской империи и противоречит их принципам. Теодоре все больше и больше становилось не по себе. Неожиданно Альберт Нойманн снова заговорил, уже более тихим голосом. -Война это сам по себе тяжёлый случай. Терять своих подчинённых и товарищей, входить в мирные города и деревни. Это тяжело, однако необходимо. Было в этих словах что-то такое, что заставило Теодору встрепенуть. Это уже было похоже на некое откровение, которое Нойманн вряд ли когда-то произносил кому-то. -Почему именно военная карьера? Ваш отец был военным?-спросила Эйвери, не зная, как комментировать его прошлую реплику и стоит ли это делать впринципе. -Да. Он был главнокомандующим. Однако отец не продвигал меня по карьерной лестнице. Скорее наоборот. -Мешал?- не поняла Теодора. -Да. -Кхм. Наверное мне не стоит о таком спрашивать..-неловко протянула девушка. -Не стоит. - отрезал мужчина. Теодора поняла, что семья - больное место Нойманна. Она ожидала, что его отец тоже окажется деспотичным военным, который заставил идти сына служить, однако её представления были ошибочными. Стараясь дальше не касаться подобных тем она продолжила задавать вопросы. -Что вы будете делать по возвращению в Германию? -Продолжу служить. От окончания войны ничего не изменится. - усмехнулся он. -А ваши..Родственники, друзья.. Наверное вы захотите провести время с ними?- Теодора знала, что Альберт не женат, а теперь знала и про сложные отношения с отцом. Однако его же наверняка кто-то ждал на родине. -Так получилось, что ни родственниками, ни друзьями я не обзавелся. - пожал плечами Альберт. Он говорил это таким спокойным тоном, будто его это совершенно не волновало. Однако в ледяных глазах впервые блеснуло что-то похожее на печаль. -Мне..жаль. - проговорила Теодора. -Нечего жалеть. Если это не пойдет в интервью, - Нойманн кивнул на блокнот, и Теодора перестала записывать, - у меня нет родственников. Я вырос в приюте. Моими единственными друзьями стали боевые товарищи, половины из которых уже нет в живых, а остальная половина разбросана по миру. Я предан своей работе, я предан службе. Больше у меня ничего нет. - Нойманн говорил это так, словно для него это ничего не значило. У Теодоры начинал складываться пазл касательно Альберта и его характера. Теперь ей стали понятны многие его принципы и его поступки. Оправдать жестокость и его политические взгляды она этим не могла, однако могла отчасти его понять. Альберт всего лишь был нелюбимым ребенком, которому не хватало простого человеческого тепла и заботы. Поэтому ему были чужды сострадание и любовь, лишь потому, что он их не получал. -Я даже не знаю, что сказать, - Теодора отвела взгляд, - мне правда безумно жаль. Вы не заслужили этого. -Заслужил. - усмехнулся Альберт. -Чем? Вы ведь были обычным ребенком. - не поняла Теодора. -Это уже точно не для интервью, да и не для лишних ушей. Моя мать была социалисткой и оппозиционеркой. Она боролась с немецкой властью, ни одна демонстрация не обходилась без неё. В 1888 году её поймали и казнили. Мне было четыре года. Отец привел меня смотреть на казнь. Он сказал, что моя мать - предатель родины и что раз в моих генах течет её кровь, то я такой же. Отец сдал меня в приют, где ко мне тоже относились как к отбросу из-за матери. После приюта я пошел в армию, где отец до самой смерти мешал мне пробиваться. Он писал на меня доносы, просил своих друзей ставить меня на первые линии, чего только не было. Он умер от туберкулёза, а моя карьера пошла ввысь. Меня признали и больше не препятствовали мне. Вот так я и оказался тем, кто я есть сейчас. Альберт остался неподвижен и совершенно спокоен, однако Теодора уловила в нем то, чего не было раньше. Это была не жалость к себе и тоска о прошлом, это скорее было терзавшее его чувство несправедливости. -Господин Нойманн...Это ужасно. Вы не заслужили этого, ваша мать не заслужила этого.. -Она заслужила. - кивнул он. Удивительно, насколько сильное влияние карательные меры и пропаганда могут оказывать на человека, раз он готов признать свою мать врагом страны и сказать, что она заслужила публичной казни. -Но вы были ребенком..Мне правда очень жаль. - ей нечего было больше сказать. -Уверен вы тоже считаете меня жестоким и злым человеком. Я понимаю это и признаю, но такой я есть. - он откинулся на спинку кресла и пожал плечами. Мисс Эйвери не знала, что сказать. Как правильно поддержать его, не задевая при этом тяжёлых тем, как реагировать на его слова. Теперь Альберт не был для неё человеком загадкой, он был несчастным и травмированным ребенком, подвергшимся жестокой пропаганде и ужасному отношению со стороны собственного отца. -Я пожалуй пойду. Спасибо вам за интервью. Ваша история не будет в него включена. - Теодора встала. -И вам спасибо, мисс Эйвери. И за то, что выслушали тоже. Но легче, к сожалению, не стало.