Погибаю от любви, задыхаясь в ненависти

Драко был трусом. И он с этим даже смирился. Но теперь он казался себе никчемной пылью, которая прилипала к ботинкам тех, кто управлял его жизнью — или ее карикатурой, потому что Драко уже запутался, во что он верил, ради чего выполнял приказы и каким желал видеть мир. Уж точно не таким. Грейнджер кричала от боли. Ему рассказывали про справедливое будущее, которое наступит только для чистокровных волшебников, таких, как он. Чистый мир. Грейнджер продолжала кричать, и эта пытка не заканчивалась. Но какая речь могла идти о чистоте, если этот новый мир будет стоить жизни невинной девчонки, которая любила читать и получать хорошие оценки? И миллионов других людей. Гермионе Грейнджер придется заплатить своей кровью за то, чтобы Малфой и ему подобные продолжили упиваться своей исключительностью. Была ли эта жертва обязательной? И чем тогда должен был пожертвовать сам Драко? Совестью? Рассудком? И без того ценности, из которых была построена, как из кирпичиков, его личность, оказались ложью, а еще оправданием для насилия. Драко приходилось себя воссоздавать из обломков, но стены получались хлипкими и снова падали. Он устал. Грейнджер плакала. Самая умная ведьма их поколения. Везде первая, выскочка, заучка, грязнокровка, она была всюду, участвовала в каждом происшествии… И куда это ее привело?! Как она вообще могла попасться? Неужели нельзя было хоть один чертов раз не быть на передовой, Грейнджер? Гермиона могла погибнуть. Драко сходил с ума от бессилия и раздирающих противоречий. Может, если бы он признал Гарри Поттера, ее бы не тронули? Чем он вообще думал, когда решил рискнуть и прикрыть его? Жалкое геройство — все, на что он был способен, и то, сделал только хуже. Но нет… Нет, он поступил правильно, хотя уже не понимал, что «правильно», а что — нет. Идиот Уизли продолжал истерически звать Грейнджер по имени, его голос доносился до зала и вкручивался в мозг Драко, как бур. Глупец. Разве он не соображал, что Беллатрисе только это и нужно было? Стенания рыжего лишь распыляли ее, раззадоривая с особой жестокостью мучить Грейнджер, чтобы ее крики были особенно громкими. Мерлин… Это было невыносимо. Драко бы отдал все, чтобы это прекратить. И в этот момент, как назло, Грейнджер подняла взгляд, полный ужаса и пронзительной мольбы. Из всей толпы она смотрела только на него, на Драко. «Нет, не смотри на меня, не смотри, не смотри». Драко почувствовал, как все внутри разрывается от бессилия. Он ничем не мог ей помочь. И за это он ее ненавидел, как никогда прежде. Беллатриса схватила Грейнджер за волосы и, приподняв, начала ей что-то говорить, вероятно, описывать то, что она с ней сделает. Гермиона одной рукой пыталась зацепиться за пол, как за единственную опору, а ее вторая рука просто лежала, как у сломанной куклы. На ней кровоточило незаконченное слово «грязнокровка». Драко перестал дышать от злости и отвращения. Последнее самообладание рассыпалось. Это и есть справедливый чистый мир? Так он должен быть построен? Драко сжал палочку. Он не спасет Грейнджер, но погубит себя. Однако в тот момент, когда он приготовился произнести заклинание, он ощутил невероятную свободу. Да, Драко ее не спасет, но сделает все возможное. Вероятно, новый мир построят не только на ее крови, но и на его тоже. Но свободу легко отобрать. Потому что уже в следующее мгновение его тело парализовало заклинанием. Драко поймал на себе тяжелый взгляд Люциуса, который еле сдерживал ярость. «Нет!» Драко не подозревал, что можно испытывать такое отчаяние. Нет, только не сейчас. Он мысленно закричал, пытаясь преодолеть чужую волю. Голова начала раскалываться, а мозг, казалось, воспалился. — Драко, пожалуйста, не делай глупостей, — прошептала Нарцисса и сжала его ладонь, — Ты нас погубишь. Вместе с прикосновением матери на Драко навалилось страшное опустошение. Гермиона уже была без сознания. Он ничего не смог сделать. Люциус прекратил его сдерживать, и Драко упал бы от схлынувшего напряжения, если бы его не придержала Нарцисса. Затем Беллатриса сказала, что отдаст Грейнджер Сивому, и Драко дернулся вперед, чтобы вмешаться, но в этот момент в зал ворвались Поттер с Уизли. Рыжий снова раздражающе вопил, но хотя бы действовал. Ему удалось выбить палочку у Беллатрисы, и Поттер, стоит отдать ему должное, среагировал быстро. Он отшвырнул Люциуса в камин, а Нарцисса тут же бросила в Поттера заклинание, и Драко последовал ее примеру, но, конечно, он даже не целился. Поттер увернулся. И тут Беллатриса завизжала: — Бросьте палочки, или я убью ее! Драко обернулся и замер. По шее Грейнджер текла кровь, острый кинжал упирался в ее бледную кожу. Без сознания Гермиона казалась такой хрупкой, уязвимой, Драко никогда не мог представить, что увидит ее такой, и никогда не хотел бы снова увидеть. Это было неправильно, противоестественно. Рон и Поттер сразу сдались и бросили палочки. — Драко, подними их. Он увидел в этом шанс. Палочки лежали совсем недалеко от Беллатрисы и Грейнджер, и Драко их поднял. Руки дрожали, а сердце гулко билось в груди. Нужно было действовать. Он сейчас находился достаточно близко, чтобы… Огромная люстра рухнула вниз, рассыпаясь осколками. Часть лица словно ошпарило кипятком, Драко дотронулся до щеки и с каким-то удивлением посмотрел на кровь, потом начал искать взглядом Гермиону. Она лежала под обломками раненой птицей. Драко заметил, как к нему бежит Поттер, чтобы забрать палочки, и не сдвинулся с места. Он почти протянул их Поттеру, не хватало только перевязать подарочной лентой, и только надеялся, что его жест не был столь очевиден. Лицо полыхало, израненное осколками, Беллатриса кричала, а Нарцисса наставила палочку на Добби. Значит, все это устроил он? В этот момент у маленького домового эльфа было больше храбрости и решимости, чем у Драко за всю его жизнь. Уизли поднял Гермиону и Крюкохвата, Поттер схватил Добби, и они исчезли. Они ушли, выбрались. Гермиона была в безопасности. Драко невольно улыбался от облегчения и даже не замечал, что эту улыбку видели все.

***

Столовая Малфой Мэнора тонула в полумраке и осуждении. Драко сидел напротив родителей, как маленький мальчик, который сумел их огорчить. Это так напоминало старые времена, за одним лишь исключением — теперь Драко было все равно. Его дом превратили в прибежище для пожирателей смерти, его семью — в прислужников. Драко устал. Он хотел покоя. Хотел, чтобы все наконец закончилось. — Если бы я не отвлекся на тебя, я бы не пропустил момент, когда ворвались пленники, и смог бы им помешать. — повторил Люциус. — Это твоя вина, твоя несостоятельность. Никогда не мог представить, чтобы мой сын был таким жалким. Драко молчал. Что он мог ответить? — Ему стало жаль однокурсницу. — вступилась Нарцисса. — Не вини его. Нет, ему не было жаль Грейнджер, совершенно нет. Он почти ей завидовал: она, в отличие от него, хотя бы знала, за что борется. — Ты хоть понимаешь, — разозлился Люциус, — что бы с нами сделали из-за его предательства?! — он посмотрел на сына с жутким разочарованием. — Что бы сделали с твоей матерью? И ради кого ты хотел рискнуть? Ради грязнокровки? Драко лишь хотел, чтобы этот разговор быстрее закончился. Он был бессмысленным. — Все обошлось, — сказала Нарцисса, — не драматизируй. — Он слабак. — выплюнул Люциус. — Променял семью, наши идеалы, ради… ради… безродной… — А какие у нас идеалы? — Драко поднял на него ледяной взгляд. Наверное, впервые он не боялся отца и впервые не стремился заслужить его одобрения. — Быть пешками Темного Лорда? — Драко, — мягко вступилась мать, — Этот мир жесток и несправедлив, к сожалению, нужно выбирать сторону и выбирать людей, на которые делаешь ставки. «В этой войне я бы поставил на нее», — вяло подумал Драко. Он никогда не мог представить, что когда-нибудь пожелает победы «золотому трио», успевшему ему жутко надоесть за годы обучения. Правда, шанс победы был призрачным. Оставалось надеяться, что круциатус не разрушил сознание Грейнджер, что сделало бы этот шанс невозможным. Драко надеялся никогда не услышать, что «золотая девочка Поттера» стала вечной узницей больницы Св. Мунго. — Кто она тебе? — неожиданно спросил Люциус. — Никто, — ответил Драко, — мы учились вместе. — Тогда зачем? Он думал, что дело было только в этой грязнокровке. Но нет, отец ошибался. Все было куда серьезнее, и Люциус не понимал главного… Пытаясь спасти Гермиону Грейнджер, Драко хотел спасти себя. — Я тебе отвечу зачем. — произнесла Беллатриса. Она появилась в дверях вместе с раскатами грома, который сотрясал грозовое небо за окном. — Потому что в голове вашего сына поселилась дурь. — Не вмешивайся. — поднялась Нарцисса. Глаза матери горели адским пламенем. — Цисси, тебе с мужем стоит уйти. — сказала Беллатриса, — потому что нам с Драко нужно будет кое-что обсудить. Точнее я должна буду его исцелить от этой заразы. — Ты безумна. — Нарцисса попыталась заслонить сына собой. — Мы уже обо всем поговорили. — Если вы не уйдете, — Беллатриса прищурилась, — я обо всем доложу Темному Лорду, и тогда он его убьет. Ты этого хочешь?! Люциус успел перехватить руку Нарциссы, когда та подняла палочку, и, крепко сжав в своих объятиях, потащил к выходу. Нарцисса сопротивлялась и кричала, пытаясь вырваться: — Нет! Нет! Отпусти меня сейчас же! Пожалуйста… Не тронь его! Умоляю! Люциус, бледный, но решительный, даже не дрогнул, уводя жену за двери. А Драко не шелохнулся, оставшись наедине с тетей. В голове он лениво перебирал варианты того, что с ним могут сделать, но при этом чувствовал облегчение, понимая, что матери ничего не угрожало. — Ты отдал палочки. — произнесла Беллатриса наконец. — Я видела. — Меня задело осколками, — пожал плечами Драко, глядя перед собой, — я был дезориентирован. — Ты мог хоть как-то помешать Поттеру, остановить его. У тебя в руках было три палочки. — Их было целых три, — нагло усмехнулся Драко, — долго не мог выбрать, какую использовать. А Поттер очень шустрый. Безумный взгляд, широкая улыбка, сумасшедший смех. Беллатриса смеялась не над его шуткой. Подпрыгнув, она ударила его по раненой щеке, и взвизгнула: — Вот что бывает, когда учишься вместе с грязнокровками. Они отравили тебе мозг. Поэтому мы должны очистить от них наш мир. Эта тварь… Надо было ее сразу убить, это она заморочила тебе голову, раз ты, гаденыш, щенок, посмел пойти против семьи. Но ничего, ничего… Я все исправлю. Зеленая вспышка, и теперь вместо Беллатрисы перед Драко стояла Гермиона Грейнджер. Весьма похоже, но Драко хватило бы секунды, чтобы отличить оригинал от подделки. В глазах настоящей Грейнджер, когда она на него смотрела, всегда было больше ненависти. — Хотел мне помочь? — Беллатриса в облике Гермионы оскалилась. — Теперь придется заплатить. Круцио! Сначала Драко закричал больше от неожиданности, чем от боли. Было чувство, что в его внутренностях завелись тысячи муравьев, которые начали грызть его тело. Драко рухнул на пол, мечтая исчезнуть. Кровь кипела, а голова была готова взорваться. — Смотри на меня, Драко. Смотри, кто заставляет тебя проходить через эти страдания. — Лицо Гермионы оказалось совсем близко, и его уродовала безумная, мерзкая гримаса. Круциатус не только истязал тело Драко, он пробирался в сознание, как клещ, цеплялся за воспоминания, связанные с Грейнджер, превращая их в болезненные, кровоточащие нарывы. Он извращал все. Из последних сил Драко увлек все мысли о Гермионе вглубь себя, глубже, чем была душа, чтобы спрятать, сберечь, сохранить… Оставить хоть что-то неизменным. «Больно… Как же больно…» А ведь этим же днем Драко хотел поменяться с Грейнджер местами, чтобы только не видеть, как страдает она… Теперь получал по заслугам. — Прекрати! Хватит… — наконец взмолился он, но из горла донесся только хрип. — Кому ты служишь, Драко? — прошипела Гермиона, надавливая палочкой ему в грудь. — Я служу Темному Лорду. — произнес он одними губами. — Так-то лучше. Она пытала его еще очень долго, достаточно долго, чтобы Драко возненавидел Гермиону Грейнджер и пожалел об одной даже мысли о ее спасении, но все же недостаточно долго, чтобы пожелать ей смерти.