heartthrob & lover & muse

донхен – настоящий сердцеед. если бы его можно было описать каким-то образами, то представьте себе запотевшее стекло витрины цветочного магазина в полночь или пробник духов, забытый вами на полке, где стояла ваша совместными-усилиями-слепленная-в-гончарной-мастерской-тарелочка и игрушка в виде инопланетянина (не спрашивайте). когда ты начала узнавать донхена лучше, то поняла, что нет человека нежнее и внимательнее, чем он. одна мысль о нем успокаивала, когда его не было рядом, а ваши телефонные звонки были похожи на часовые радио-подкасты, посвященные признаниям в любви. вы не разделяли общепринятые привязки к датам или праздникам, поэтому часто делали друг другу сюрпризы. в процессе поиска того, что бы могло ассоциироваться с донхеном & понравиться ему (хотя, могло ли быть что-то такое, что бы не понравилось ему, если это твой подарок?) ты начала перебирать старые журналы, которые раньше коллекционировала мама. листая чуть выцветшие от времени страницы, ты остановилась на странице с рубашкой maison margiela, которая была осыпана поцелуями. сначала ты покраснела, но затем подумала, что если донхену не достанется одна из семи оригинальных рубашек, то ты можешь закастомить восьмую, обсыпав ее своими коралловыми поцелуями. заказав все необходимые материалы, а также новую помаду, ты принялась за работу, преодолевая стеснение и вложив в продукт своей деятельности все свои хрупкие чувства. потренировавшись на листе бумаги, ты начала оставлять поначалу робкие, а затем более уверенные поцелуи на белоснежной хлопковой ткани, которая буквально струилась под твоими пальцами. донхен был очень занят в последнее время, и вы практически не виделись. его звонков и фотографий было недостаточно – хотелось хотя бы ненадолго остаться с ним вдвоем, наедине, в привычной для вас двоих обстановке. вы любили слушать джаз в полумраке, совместно обдумывая планы на будущее (порой самые абсурдные и трудно-претворимые-в-жизнь), но больше всего тебе нравилось слушать звук его сердцебиения. «почему оно всегда такое спокойное?» – часто задумывалась ты, ведь твое сердце при одном взгляде на него ускорялось в десятки раз. донхен пришел к тебе домой, и изначально ты не увидела его лица, потому что... вместо него перед тобой красовался букет из мармеладок самых разных вкусов, размеров и видов, которые только можно себе представить, а между ними были вставлены полароиды с ваших совместных поездок с только вам двоим понятными подписями. – донхен-и, ты умеешь удивлять! я бы не стала есть этот букет. – может хотя бы попробуем мармеладки, а полароиды вынем и вложим в наш биндер? – я так и думала, что мне стоило ответить иначе. ах, ты такой дурашка-сердцеед, и именно поэтому я тебя люблю. на его лице проступили ямочки, и ты аккуратно взъерошила ему волосы, при этом встав на носочки и засмотревшись на его родинку на шее в который раз. она напоминала шоколадную крошку. – я предлагаю зажечь новую свечу с запахом лемонграсса и виноградом и включить проектор с луной, которая будет только нашей, потому что ее не видно в последнее время; но знаешь, ты намного красивее, чем она. вот он. тот самый момент, когда все слова на свете вмиг испаряются из головы, потому что ким донхен снова начинает флиртовать и, тем самым, непозволительно смущает. – что, ты не согласна? – сделав по-детски расстроенное выражение лица, спросил он. – откуда у тебя всегда находятся комплименты? я не думаю, что когда-либо смогу к этому привыкнуть и придумать что-то в ответ. – когда я вижу тебя, слова сами по себе сплетаются в то, что, на мой взгляд, способно описать мои чувства по отношению к тебе. – он задумчиво прикусил губу, – когда кого-то любишь – разве это не выходит само собой? – знаешь, ты хорош во всех пяти общепринятых языках любви. – языки любви...? впервые о них слышу. единственный язык, на котором я преподпочел бы говорить, это твое имя. в воздухе будто повисла стрела, выпущенная из лука купидона, готовая пронзить сердце насквозь. слова донхена имели именно такой эффект [1]. – я не так хороша в выражении своих чувств и обличении их в слова, как ты, но... у меня тоже есть кое-что для тебя, джазовый львенок. – джазовый львенок? и ты утверждаешь, что не умеешь смущать? – закрой глаза и не подсматривай. – как скажешь, лунная фея. – открывай! на щеках донхена проступил румянец, и он аккуратно взял рубашку, долго ее рассматривая и что-то шепча. – девятнадцать... двадцать... – так много поцелуев, и все они предназначены для меня? – только для тебя. – а что насчет еще одного, двадцать первого, который будет на моем лице? в воздухе будто повисла сотня стрел, выпущенных из лука, готовых пронзить сердце насквозь. слова донхена имели именно такой эффект [2].