В зеркале

Взгляд у Астольфо был такой, что поставь перед ним молоко — скисло бы минуты за три. В лазарет его почти силой приволок Оливье, и на лице последнего четко читалось «Мало мне чертового Роланда, так тут еще и ты со своими выходками!». Сейчас Астольфо сидел, до побелевших косточек сжав пальцами ткань брюк, и ждал, пока Мира закончит зашивать длинную рану от когтя вампира над левой лопаткой. Рана была не очень глубокой, но Астольфо ухитрился получить ее в таком неудобном месте, что самому ни обработать, ни перевязать нормально бы не получилось. Конечно, он упирался до последнего, а теперь хоть и сидел наконец молча — всем своим видом излучал негодование. Мира закончила зашивать рану, принялась тщательно смазывать ее заживляющей мазью, и Астольфо не сдержался и тихо зашипел сквозь зубы: мазь должна была хорошо жечь и щипать. — Сам виноват, — неумолимо изрекла Мира, доставая бинты; запах трав, на которых мазь была настояна, наконец перебил запах крови. Астольфо, на удивление, не огрызнулся — видимо, решил, что если хоть раз в жизни прикусит язык, уйти сможет быстрее, — и Мира занялась перевязкой. Закончила она меньше чем за минуту, окинула критическим взглядом результат и хлопнула Астольфо по спине: — Свободен. — Ай! — вскрик получился тонким и совершенно не паладинским; Астольфо обернулся на стульчике, словно ошпаренный. — Да какого дьявола?! Ты лечить людей должна, а не калечить! — А ты должен в бою хоть немного головой пользоваться, но что-то я не вижу успехов, — Мира скрестила руки на груди и кивнула в сторону сутаны и рубашки на соседней табуретке. — Можешь забирать свое шмотье и уходить, ты мне больше не нужен. Астольфо гневно зыркнул на нее, вскочил на ноги. Торопливо натянул рубашку, накинул сверху сутану и, даже не застегнув ее, вылетел прочь. Мира проводила его долгим взглядом, затем тяжело вздохнула. Медленно поднялась, подошла к умывальнику в углу кабинета и открыла кран. От ледяной воды сразу свело руки. Мира стянула очки, положила их на край, набрала полную пригоршню — и плеснула себе прямо в лицо. Шумно выдохнула, бросила взгляд на свое отражение в зеркале напротив. Из-под нависших мокрых прядей на нее смотрела пара кроваво-красных глаз, а во рту отчетливо выделялись длинные клыки. Чертов мальчишка с чертовой слишком сладкой кровью. Одной небольшой раны достаточно, чтобы вызвать реакцию. Мира — Кармилла, хотя, конечно, никто в Ордене не знал этого имени — снова наклонилась, снова подставила руки под ледяную воду. Она умывалась раз за разом, пока не начали ныть виски, а пальцы не потеряли чувствительность, затем закрыла кран и еще с минуту просто стояла над умывальником, слушая, как с глухим звоном падают вниз капли с мокрых волос. Сейчас, спустя столько лет, она понимала, насколько глупа была — и насколько невероятно ей повезло. То, что она дожила до своего возраста, можно было объяснить лишь благословлением и незримой защитой Ее Величества. Тогда же, почти десятилетие назад, юной Кармилле, родившейся и выросшей в Альтусе, идея влезть в самое сердце организации, борющуюся с вампирами, казалась интересным и веселым вызовом. Как далеко она сможет пробраться, как долго скрывать свою сущность, прежде чем ее раскроют? Сколько времени глупые людишки не увидят вампира под самым своим носом? Жажда проверить гнала ее вперед, не давая даже задуматься о последствиях. Это было интересно: придумать историю о несчастной сиротке, родителей которой убили вампиры, и устроиться санитаркой. Следить за врачами, вызываться помочь медсестрам — и самой стать медсестрой меньше чем через полгода. Перевязывать раны, расспрашивать штатного хирурга и глотать по ночам медицинские трактаты — совершенно новые знания, в которых не нуждались вампиры, способные исцелиться самостоятельно. Люди тоже оказались на удивление интересными. Без связи с миром формул, без какой-либо чрезвычайной силы или регенерации, они все равно лезли в неравный, казалось бы, безнадежный бой, а свою слабость и беспомощность компенсировали тренировками, эликсиром и техникой. Они изобрели бомбу, не дававшую вампирам переписывать формулы. Они сражались группами против одного, чтобы уменьшить собственные потери и увеличить шанс на победу — и в какой-то момент Мира поймала себя на том, что зашивать раны этих хрупких созданий так, чтобы они срослись как можно лучше, не оставив даже шрама, ей тоже интересно. Она научилась не открывать лишний раз рот, чтобы не показать случайно клыки, и спрятала глаза за толстыми очками. Она почти привыкла к постоянному запаху крови и не пила ее все эти годы: сначала — боялась себя раскрыть, затем — это стало казаться слишком неправильным. Она начала курить, подцепив эту привычку у тогдашней главной медсестры — горький привкус сигареты во рту и ощущение дыма в легких оказались неплохой заменой крови. А потом в ее жизни появился Роланд: веселый, легкий на подъем, он приносил ей с каждой гулянки в честь очередного церковного торжества полный поднос еды, а из каждого второго боя — новую рану. Появился Оливье, который до сих пор шарахался от поцелуев и преданно таскал ей выпивку. Другие охотники, которые называли ее спасительницей, заносили гостинцы с поверхности в знак благодарности и плакали от счастья, когда их товарищ приходил в сознание. Сорвалась с волос и с глухим звоном разбилась о край умывальника еще одна капля. Мира медленно подняла взгляд. Из зеркала на нее смотрели темные, совершенно человеческие глаза. В приоткрытом рту не было видно клыков. Она потянулась за полотенцем, чтобы вытереть лицо. Впереди у нее было еще много дел.