Что бы ты ни делал

Телефон завибрировал, уведомление, на которое Глеб подслеповато прищурил сухие со сна глаза, нечётко гласило: "Глеб, ты охуел?". Отправителя в контактах не было. Спам, значит, — решил Глеб, но тут прилетело второе: "Это Вадим." Точно спам. Такое до сих пор прилетало, спасибо, что не в виде любовных од, как от каких-то доброжелателей в разгар конфликта. Тогда это вызывало раздражение, иногда желание швырнуть телефон в стену, картинно так. Сейчас Глеб просто откинулся обратно на подушку и прикрыл глаза. Телефон завибрировал ещё раз. Надо кинуть в ЧС. Третье сообщение было картинкой, скрином из телеграма — Глеб узнал интерфейс. Свой интерфейс, простите, фейс, простите, своё лицо, конечно, на аватарке он тоже узнал. И этот он из телеграма — отродясь у него не было такого фото там — писал после каких-то аудио "Вадик , я устал, это вечная война Без Смысла(!) Любовь осталась , напиши мне, я устал нет.больше сил!!". Сил не было, спать хотелось... Что?! Он вскочил с дивана, лихорадочно приближая скрин. И над письмом его поиздевались, и вообще это была чудовищная провокация — этот псевдоВадим-отправитель, эти фейковые скрины, крамола вселенского масштаба. Он не выдержал и написал в ответ: "ОТЪЕБИТЕСЬЬ" и кинул номер в чёрный список, удаляя всю переписку. Сон был испорчен на половине, руки немного дрожали, то ли от злости, то ли от усталости, всё это было как-то нечестно. Зачем так издеваться? Тут зазвонил уже домашний телефон. По домашнему звонила мама. — Алло, да, мама? — спросил он, даже не поздоровавшись. — Не да, а что происходит, Глеб? — ответила ему трубка голосом Вадима. — Ты ещё! Чего тебе надо? Я кладу трубку. — Тогда встретимся в суде, я... да я!... — он очевидно потирал переносицу пальцами, как делал, когда бывал зол, но не мог поддаться злости, — я!.. — Да что ты? Какой суд, ты в своём уме, Вадик? — Суд! Да за причинение вреда чести и достоинству, — запутался он в формулировке и вдруг тихо и страшно безэмоционально сказал, — ты зачем это написал? — Что написал? — Чтобы я тебе написал и что, ну. Остальное. Я написал. — Не писал я тебе ничего! — Как не писал? Этот разговор превращался в два растерянных голоса, говорящих «писал» и «не писал». — Так, подожди, — сказал Вадим, и Глеб снова почувствовал его вдавленные в переносицу пальцы, — ты в телеграме написал, что любовь ещё есть и попросил меня написать. Я прочитал сегодня сам, не поверил тому, что прислали. — У меня даже канала там нет, Вадик, — у Глеба сел голос, — какая любовь? Повисла пауза, Глеб ковырнул пластиковый корпус трубки и до боли ущипнул себя, чтобы понять, что это правда он, согнувшийся над столом, сжавший в руках телефон, говорящий с братом. Молчащий с братом. — Я, значит, поверил в фейк. Извини, Глеб, — голос его был совершенно пустым. — Да пошёл ты, — Глеб бросил трубку. Почему это так его разозлило? Обидело? Расстроило? Брат сначала был зол, потом его голос был каким-то глуховато уязвимым и стал абсолютно ровным под конец, это почему-то не давало покоя. Брат, как всегда, сначала наехал, потом полез разбираться, что да как. Злым нужно было быть на него, но в голове смутно проскальзывало "фейк, извини" и "какая любовь?". Захотелось выпить, как часто хотелось после такого, но дома не было даже пива. Глеб только тогда заметил, что сжимает в руке трубку, вдавив палец в кнопку сброса вызова. Неаккуратно поставил её в держатель, поправил. Умылся ледяной водой, сел на кровать. Взял в руки телефон и достал из чёрного списка последний номер. "А ты хотел бы" — набрал он и стёр. "Может," — и снова стёр. "Вадик ,я" — поправил пробел, запятую, подумал и тоже стёр. "А мы точно без судов в этот раз?" — это было зло, с юмором, поэтому Глеб подумал, прежде чем стереть. "Ты будешь у мамы на выходных?" — отправил. "да" — пришёл короткий ответ без заглавной буквы. "Скажи ей, я приелк". "*ПРиеду". "Тоже".