Рассказ
12 марта 2024 г. в 01:05
1916 Второй год великой войны. Русский солдат армии императорской украдкой, словно маленький норный зверёк, высунул свою голову из люка оставленной военной машины, видно брошенной здесь очень давно.
***
Небо было погружено в серые тона, где-то громыхал гром, где-то залпы пушек, эти хлопки сливались воедино, уже и не поймёшь: это раскаты артиллерии или дождь приближается? Вояка огляделся вокруг, всё спокойно–врагов не видать, ржавые петли люка томно проскрипели от несильного напора со стороны солдата, и вот, одно лёгкое движение и люк ударился об корпус автомобиля с внезапным, громким металлическим лязгом, эхо от этого удара разлетелось по округе, а вояка аж уши прикрыл, да глаза зажмурил. Но, ничего случилось, не последовало ни выстрелов, ни криков венгров: «Ененшиг»! Не последовало ничего из этого, но однако, солдат не торопился покидать своё укрытие.***
Окончательно убедившись что жизни ничего не угрожает, солдат медленно вылез из транспорта. Оказавшись на крыше солдат начал переставлять дрожащие руки по холодной металлической поверхности, уняв дрожь, солдат стал двигаться ползком вперёд, так он хотел осторожно сползти к капоту, а затем уже спуститься с него на землю, но левая рука предательски соскользнула.***
Тут же весь вес солдата сместился в левую сторону, в этот момент он постарался за что-то ухватиться, но в итоге: он только потерял равновесие. И вот он уже летит спиной вниз. Когда он понял, что он скоро грохнется о землю, он невольно захотел закричать, но тут-же закрыл рот руками, издав лишь небольшой вскрик, который вряд-ли кто-то мог бы услышать. Сделал он это от страха, страха того, что его обнаружат венгры, и тогда всё, пиши пропало!***
Сколько он слышал о них: «Венгры хуже дьявола»; «Увидишь, что он одет в венгерскую форму–сразу убивай!»; «Они травили наших солдат ядом забавы ради» и прочее, прочее… Эти убеждения крепко засели в его голове и никак не хотели покидать его запуганное и истощённое войной сознание.***
Выбраться из грязи для него оказалось очень сложной задачей, ему даже показалось, что она его затягивает, очень медленно, словно зыбучие пески; паника начинала нарастать и вот, он уже стоит на коленях, грязный, голодный, но живой. Он закрыл глаза руками сильно надавив ими на веки, давил он так сильно, что он стал видеть красные круги. Так он пытался привести себя в чувства, пытался выбраться из состояния «сна на яву», пытался полностью очнуться. Он убрал руки от век и открыл глаза, вокруг была та-же картина: Серое небо, осенняя равнина покрытая грязью и усеянная воронками от артиллерийских залпов, такой же ржавый бронеавтомобиль и та-же дорога, простирающаяся от него в обе стороны, аж конца и края ей не видать…***
Солдат поднялся, отряхнул то, что можно отряхнуть; проверил кобуру–пистолета нет, пропал. — Похоже при отступлении потерял я его — Сказал он про себя с явной растерянностью, ведь он сам не был до конца уверен в этом утверждении. Куда идти было всего два варианта: либо направо, либо налево, или же третий вариант: погибнуть от пули австрийца, либо венгра. Солдат долго не думая решил пойти направо. Шёл он долго, грязь характерно хлюпала под его сапогами, иногда ноги тонули в грязи, на освобождение из таких грязевых ловушек требовалось немало сил и времени, в одной такой увязке он потерял сапог, тот остался в грязи целиком. Сил доставать его уже не было, если бы он начал его раскапывать, то он просто бы потерял сознание из-за слабости прямо на этой дороге… Слабость всё больше овладевала им, ему уже было всё равно на отсутствие сапога, первое время было неприятно, но теперь, на это уже плевать. Он не смотрел по сторонам, он не смотрел на что-то конкретно, его взгляд был направлен в никуда, пустой, почти мёртвый стеклянный взгляд, в котором всё ещё был малый проблеск жизни.***
Находясь в трансе, солдат не заметил как споткнулся обо что-то, падение лицом в грязь вернуло его в реальность, он медленно повернулся назад чтобы посмотреть на то, из-за чего он упал. Под его ногой лежала чья-то рука, точнее только предплечье с кистью, остальное отсутствовало, на руке даже осталась часть рукава военной формы, да и тот был изодран в лоскуты. Такое открытие не смутило его, не напугало, ему уже было не до этого, он просто встал и продолжил свой путь по просторам печали, страха и смерти, которые некогда были прекрасным местом… Дорога закончилась быстро, или не совсем, он уже просто не знал сколько времени идёт, может 2 часа, а может 6, небо всё такое же серое, солнца не видно, не поймёшь: сейчас полдень или приближается вечер? Однако, он продолжил идти вперёд, только теперь уже по полю с воронками от разорвавшихся снарядов, прямо на его пути попалась одна из таких, он остановился в 10 сантиметрах от неё.***
В воронке была лужа, вода в которой была перемешана с грязью и кровью, в самой же луже лежал спиной кверху венгерский кавалерист, его шинель была изорванная и грязная, а спина исклёвана птицами, со штанами и ногами была та-же история. Единственная часть головы, что выглядывавала из воды–был затылок, точнее то, что им называлось, на его месте просто зияла дыра. В неё небольшими журчащими ручейками заливалась вода, а в самой «дыре» сидел ворон, клюющий плоть. Лишь только заметив солдата, ворон начал неодобрительно каркать в его сторону, отгонять от добычи. Намёк птицы он понял, и солдат чуть отошёл назад, дабы не тревожить птицу-падальщика лишний раз… Рядом с головой кавалериста лежал слетевший с него шлем, точнее виднелся только ещё не выцветший, яркий жёлтый гребень шлема, что показывался из воды. Само же тело было погружено в воду неравномерно, оно как бы было спущено в неё сверху-вниз, его ноги находились практически возле противоположного края воронки. Солдат поднял глаза ещё выше, рядом с трупом кавалериста лежала разорванная от снаряда туша лошади. Видимо взрыв оказался прямо под ней, если у неё нет передних копыт.***
Глядя на эту удручающию картину–солдат себе места не находил, он в кой-то веке задумался о том: «С кем он воевал всё это время?» Ему говорили: австрийцы и венгры хуже дьявола, что они убивают наших женщин и детей ради жажды крови императора своего–Франца Иосифа… А тут, лежит тот самый «дьявол», о котором ему рассказывали, лежит один в поле битвы, погиб вместе с лошадью своей, брошенный своими, даже не похоронен! Лежит в грязи заклёванный птицами, да продолжает служить пищей для них. Он хотел сделать шаг в сторону, чтобы больше не видеть это печальное зрелище, но слабость и усталость овладели им, он упал на колени, не в силах сделать и шага. Не в состоянии противостоять стихии, он остался сидеть на коленях, не в состоянии отвести взгляд от покойника. С каждой секундой взгляда в эту яму он чувствовал, как отчаяние поглощает его целиком, силы покинули его конечности, он даже головой пошевелить был не способен. Но старушка судьба смилилась над ним: его голова сама опустилась к земле. Теперь он мог лишь смотреть вниз, в небольших лужицах в грязи он мог наблюдать своё лицо, от того новобранца, кем он был два года назад не осталось ничего. Из небольших лужиц на него глядело грязное, исхудалое, слабое нечто, что уже вряд-ли походило на человека, теперь он выглядел как жалкое существо, которое сгодится лишь на корм птицам.***
В его голове проскочила только одна мысль: «Я, умираю…» Ему не было страшно или грустно, он понимал что умирает и поэтому не боялся, здесь его конец: один на один со смертью, на чужой земле, бок о бок с павшим врагом. Собрав последние силы, он захотел провести себя в последний путь молитвой, это было последнее его желание. Хриплый обезвоженный голос начал читать молитву, которую он учил с самого поступления на службу, для того чтобы сопровождать боевых товарищей в последний путь, но кто же знал, что теперь настал и его черёд. — Помяни, Господи… Боже мой, в вере и надежди живота вечнаго преставльшагося раба твоего, создания твоего–Николая, яко благ и человеколюбец, отпущаяй… грехи мои и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольные мои согрешения и невольные, избави меня вечныя муки и огня геенскаго, и даруй мне причастие и наслаждение вечных твоих благих, уготованных любящым тя: аще бо и согреши, но не отступи от тебе, и несумненно во Отца и Сына, и… — Не успев дочитать её до конца, он испустил последний вздох, жизнь в нём угасла навсегда… Теперь в этом поле ещё один павший воин, чьё тело покинула душа, и также как и все воины–он погиб в битве, но не от руки солдата, пули или залпа артиллерии, он погиб от самой смерти, от её костлявой и холодной руки…***
По полю шли два сапёра из сербского добровольческого полка, их задача была искать и обезвреживать мины, коль их было много в этом поле после ухода австрийцев. Это нужно было для прохода отрядов пехоты, прямиком в тыл врага для разгрома его снабжения. Тут их внимание привлёк солдат, что пал на колени перед другим солдатом лежащим в воронке, они подошли ближе, чтобы разузнать кто есть кто, один серб окликнул его –Хеј! Погледај нас (Эй! Посмотри на нас) — прокричал он, но ответной реакции не последовало. Тогда к нему направился уже второй, чтобы проверить наверняка, живой он или нет, подходя к нему он в шутку сказал –Хеј момче, негде си изгубио слух? (Эй мужик, ты где-то слух потерял?) — после сказанного он приложил пальцы к его сонной артерии, как только он дотронулся до кожи — он всё сразу понял, кожа оказалась холодной, холоднее чем лёд. Серб отдёрнул руку. Первый, что остался позади спросил: –Па, јеси ли жив? (Он там живой?) — Он немного наклонился вперёд, пытаясь разглядеть реакцию своего товарища. Второй лишь томно вздохнул и сказал: –Не, он је мртав (Нет, он мёртв) — После этого, он снял со своего плеча ружьё и позвал соотечественника за собой, ведь война ещё не окончена.