обратная сторона луны

Вспоминая ребёнка, что он встретил ранее, и рукопожатие Адама Страм убеждается, что призраки могут взаимодействовать друг с другом. Ощущать боль в затылке, ощущать гнев, но его собственные эмоции всё ещё кажутся чем-то притупленным, неполноценным. Страм действует по ощущениям, вспоминая, каково это — радость, злость или отчаяние. То, что последнее не съедает его заживо, хотя бы можно назвать победой. Питер бродит по улицам, всматриваясь в прохожих, пробуя найти отличия, живое от мертвого. Он на пробу протягивает ладонь, люди проходят сквозь пальцы словно морской волной, оставляя на коже фантомный след, что исчезает слишком быстро, Питер почти очарован. Вот только он не знает, что ему делать. Его детство не было насыщено сверхъестественными историями, про монстров и преступников — да, но про призраков, к сожалению, нет. Он был скептиком по отношению к подобным вещам, разве что исключая случаи экзорцизма, на которые его вызывали, когда нужно было выбить признание из особых личностей, тогда — да, много пришлось наслушаться. Было ли правдой то, что люди в таких случаях лепетали, теперь, уже не особо важно. Питер оглядывает окрестности, случайно встречаясь взглядом с парой человек. Одна пара глаз кажется знакомой, он не может рассмотреть под стеклом дыма, что тот выдыхает. Мужчина отворачивается, Страм проходит мимо. Через пару кварталов его съемная квартира и благословит Бог, если у него будет возможность лечь в кровать и закрыть глаза. Это всё ещё может быть осознанным сном, но если это невозможное вокруг вдруг реально, Питер рад, что оплатил аренду сразу на полгода вперёд. По крайней мере ему не придётся смотреть, как его вещи выносят на благотворительность или сжигают, потому что Питер вдруг оказался самим пилой, если Хоффман не соврал. Он замедляет шаг. Может это и есть чертова причина. Это ложное обвинение, это проклятие, подаренное Хоффманом. Он не знает, насколько это сработает, потому что одно только предположение уморительно. Почему Хоффман решил, что это хорошая идея? Это проклятое безумие. Во время первого убийства он был в Торонто, расследовал убийство местного политика. Второе убийство пилы — предотвращение террористического акта в Нью Джерси. Третье… Господи, у него всегда было алиби. Почему это казалось хорошей идеей? Питер тихо смеётся, поднимаясь по лестнице к своей двери. Улыбка тускнеет, когда взгляд падает на полицейские ленты, обводящие квадрат его квартиры. Он зажмуривается, проскальзывая сквозь дверь. Открывая глаза вновь, он убеждается. Хоффман, что ты, мать твою, сделал? Часть вещей выглядела так, будто кто-то сложил их, но в остальном все было в абсолютном хаосе. Полиция выпотрошила каждый угол, разорвала каждый карман его гражданской одежды, как будто он хранил там героин. Его небольшой телевизор был разобран до последнего провода и тщательность того, как было разорённо его маленькое убежище, Страму почти льстит. Как будто быть пособником мёртвого старика делало его сверх гением, который будет прятать улики за экраном старого телевизора. То, как сильно полиция и, возможно, Эриксон, были напуганы в причастности Страма к многочисленным убийствам… Это было трогательно. Это было чудовищно. Что Хоффман мог сделать, чтобы вызвать такое? Страм задумывается. Разочарованный стон вырывается из него, когда он понимает. Хоффман провёл его по своей биографии за ручку, показывая всех экспонатов Крамера. Страм оставил свои следы везде, где мог оставить их сам Хоффман. Наследие. Питер проходит по полу, обойдя разбросанные предметы и пару грязных следов, что изучили его квартиру. Он находит свою кровать со сброшенным на пол одеялом и вспоротым матрасом. Коллеги, это был перебор. Он осторожно садится на оставшийся целый кусок матраса, вздохнув с удовольствием. По крайней мере, он смог немного расслабиться. Может быть, безнадёжный трюк с закрытыми глазами еще в силе. Он закрывает глаза, складывая руки на животе, чтобы не касаться, даже фантомно, торчащих пружин рядом. Чтобы не видеть доказательств накинутого на него сумасшествия и испачканной квартиры. — Ещё один неудачник? Страм резко распахивает глаза, выпрямляясь. Рука дёргается и он царапается о пружину рядом, прошипев. По комнате хромает чернокожий мужчина, выглядя сурово, несмотря на дрожащие пальцы. Питер всматривается в него. — Черт, я знаю тебя, — он машет пальцем в воздухе, — это тебя видел Адам? — Как тесен призрачный мир, да? — он бросает сигарету на пол, та растворяется о паркет. Страм всматривается в неё. Дэвид Тэпп. Первый погибший детектив в этом деле, первая серьёзная шишка, что взяла верный след. Причина, по которой детектив Кэрри связалась с ними, причина, по которой Питер оказался замешан. — Тебя ведь подозревали по делу пилы, да? Тэпп зубасто улыбается, как будто это был комплимент. — Уродам лишь бы повесить на кого-то вину. Они вообще не понимают, что делают. Не понимают, с кем связались, — он ведёт ногой по грязным следам на полу, приравниваясь. Где-то в глубине Страм мог быть счастлив. Это единственный человек, встреченный им, которому не придётся ничего объяснять, который не выглядит так, будто прячет что-то за пазухой, как Адам, или рычит без причины, как странный уличный ребёнок. Это человек его калибра, схожий судьбой до отвратительного конца. — Черт, — Питер выдыхает, — детектив, скажи, что вообще происходит? Какого хрена происходит? — он почти на исходе. Детектив шарит по карману нагрудника, понимающе кивая, достаёт сигарету и щёлкает зажигалкой в другой руке. Страм снова видит дым в мире, где все кажется нереальным. — Я не знаю, парень. Дым застилает Питеру глаза. Это весь ответ. Он встаёт с кровати, подходя ближе, распыляя воздух перед глазами. Детектив разглядывает его комнату, вскинув брови. — Твою мать, сколько ты зарабатывал? — Тэпп осматривает стол со старинной гравировкой, — в отличие от тебя, приятель, последние пару месяцев до смерти я жил, считай, в коробке. — Это подарок. От жены. — Тоскует по тебе? Питер не разобрал, был ли это искажённый затяжкой голос или прикрытая издёвка. Крутя большим пальцем металл на безымянном, он отвечает честно. — Скорее, тосковал я, — он вздыхает, — Наверное, я должен быть рад, что она осталась в другом городе, чтобы не видеть этого, или чтобы я не мог видеть её. Тэпп понимающе кивает, доставая пачку из кармана, протягивая. Страм рассеянно берет одну, вставляет между губ. Щелкает зажигалка. От горечи, ударившей по горлу, Страм кашляет, роняя сигарету, что исчезает в воздухе. Он моргает. — Как ты это делаешь? Тэпп жмет плечами. — Чем больше веришь в то, что ты жив, тем реальнее для тебя кажется все остальное. — Хочешь сказать, ты так уверен в том, что живой? Я видел отчет о твоем деле, слышал, что о тебе говорят. То, что с тобой стало это- — Это называется смирение, парень, — Тэпп прерывает его тяжелым взглядом. — Больше похоже на отчаяние, детектив, — Питер отвечает без злобы. Тот расслабляется, отвечая слабой улыбкой. — Здесь это одно и тоже, — он затягивается, ладонью проведя по столу, собирая тонкий слой пыли, — Если тебе так будет легче, это к лучшему, уж поверь вояке. Страм смотрит на проявившийся яркий цвет стола. — Это всё? — внутри жжется горечью, — Ты просто умираешь, за каким-то хером превращаешься в призрака и проповедуешь о смирении? В чем смысл такого существования? — В том, что оно не отличается от реальности. Твой значок — ничего не значит, ты сам — ничего не значишь, — Тэпп крепко затягивается, — Однажды тебя забудут и от тебя не останется ничего. Если ты сам не сделаешь себя осязаемым, то не сделает никто. Страм неверяще смеётся, качнув головой. — Посмотрим через пару лет твоих хождений, — Тэпп выдыхает в сторону. — Не планирую задерживаться. Тот скалится улыбкой в ответ. — Хорошо, я тебя понял, — он разворачивается из квартиры, — тогда тебе лучше не пытаться укусить меня, когда будешь подыхать по-настоящему. Страм гасит ухмылку. — О чем ты? — Как тебя зовут? — Питер, — он растерянно смотрит в ответ, — Питер Страм. Тэпп приподнимает кепку в преувеличено уважительном жесте. — Будь осторожен, Питер, — он натягивает улыбку, — Если ещё встретимся, надеюсь, в лучших обстоятельствах. Питер смотрит на исчезнувший, заросший в двери след, собирая остатки мысли. Отчёт о детективе говорил, что тот свихнулся, но то, что слышал Страм не было похоже на бред. Детектив не выглядел, как сумасшедший, как его называли в отделе, упоминая последнее расследование. Страм вел себя также, ну, может быть, отставая в терпении. Разницы между ними не было, результат был один. Тэпп не сказал и слова о расследовании, только дурманя голову странными изречениями. Единственное, что Питер услышал точно — детектив сдался. Спустя столько лет одиночества и скитаний это было неудивительно. Мог ли Питер повторить за ним и эту судьбу? Вполне мог. Не то чтобы он думал об этом раньше, не то чтобы это было его целью, когда он только смог сделать шаг. Попытка остаться в живом мире, найти что-то, что могло бы вернуть его или, хотя бы, что могло бы стереть его окончательно. Незапланированное присутствие не казалось мучением, по крайней мере, он всё ещё мог говорить, слышать и видеть. Мог вести диалог и взаимодействовать, разве только привычные законы физики шли против него, всё шло против него. Если бы он мог привыкнуть к этому, то сильно бы это отличалось от его обычной жизни? Мысль колола изнутри. Это не должно быть успокаивающе, но это то, что происходит, пока Страм держится за возможность. Это всё ещё может быть нереально. Разговор не дал ему ничего, кроме бóльших вопросов. Начинать нужно было с исходной точки. Исходной и конечной. Он возвращался в подвал.

–

Встретив тишину в чужом доме, он почти выдохнул. Люк находился в рабочем кабинете, коридор слева от входной двери, последняя дверь справа. Спокойствие обрушилось, когда что-то хлопнуло. Любопытство съело его, вынудив сделать шаг не в том направлении. Питер выглянул из-за стены, встречая спину неприятеля, что гремел кухонной утварью. — Это тебе не проходной двор, ублюдок, — Хоффман рычал себе под нос, включая газ на плите. Питер нервно оглянулся, уточняя еще чье-либо присутствие. Не могло быть того, о чем он боялся думать. В метре от него разбилась тарелка под чужой раздраженный рев, Страм поднимает взгляд на Хоффмана. Тот застывает взглядом на полу, медленно поднимая глаза по силуэту у стены, пока не останавливается где-то на уровне шеи. Страм отходит в коридор от его глаз в тот момент, когда слышит стук входной двери. Они оглядываются на дверь одновременно. — Новая жертва? — он говорит, не думая. Хоффман подходит к двери, переступая осколки. — Да если бы. Щелчок замка. Страм распахивает глаза. Прежде, чем дверь закроется, прежде, чем Хоффман снова взглянет на коридор и чужие ботинки хрустнут по полу, Питер исчезает в комнате с люком.