Гарри Поттер и Поиск убежища

Кто-то вынул его руку из безжизненных, холодных ладоней Дугласа. Кто-то осторожно взял его за локоть и вывел прочь из круглой комнатки, где уже суетились какие-то люди. Кто-то даже что-то говорил. Гарри покорно и безучастно шел, смотря себе под ноги, не понимая ни единого слова, не разбирая дороги, не узнавая лица и голоса. Ни говорить, ни слушать, ни думать, ни смотреть он не хотел и не мог. Потом кто-то набросил ему на плечи мантию, крепко взял за плечо, и они вместе провалились в давящую тьму.       Здесь было холодно, дул влажный морской ветер, пронизывающий до костей. Февральское небо было низкое и серое. Он едва успел открыть глаза, как его снова куда-то повели. Он слышал, как щелкнул замок, скрипнула дверь, и изнутри дома сразу повеяло теплом и ароматами сушеных трав. Он вошел. В полутемной маленькой гостиной уютно пылал камин. Гарри подошел к огню, опустился прямо на потертый ковер и стал смотреть на пламя. Кто-то молча сел на пол с ним рядом. Он не знал, кто. Им владело странное, всепоглощающее безразличие ко всему.       Неизвестно, сколько прошло времени. Жар от камина бил в лицо, огоньки пламени плясали на поленьях и сучьях, их танец завораживал, притягивал, как танец фей на лесной полянке. Огонь словно проникал в его кровь, растекаясь по жилам, успокаивая, оживляя...       Что-то громко затрещало, горящая толстая ветка лопнула, и из камина выскочил красный раскаленный уголек. Гарри вдруг вспомнил философский камень. Такие же красные отсветы... Когда это было? С кем? Неужели с ним самим? Он протянул руку и взял его, чтобы вспомнить получше. И еще несколько мгновений смотрел на мерцающие раскаленные прожилки... Потом — резкий удар по руке. И секунду спустя он ощутил, как горит и наливается большой ожог на левой ладони. — Ты что творишь! Гарри! — послышался чей-то сдавленный голос рядом.       Он обернулся. Рядом сидел Рон и, держа его за руку, не сводил с него отчаянного, тревожного взгляда. - Я... Я хотел...       Что-то огромное, ледяное, до этой минуты закрывавшее небеса и затопившее все внутри вязкой серой пустотой, расступилось. И только тогда на него по-настоящему обрушилась боль.       Он очнулся только от обжигающего, сильного удара по лицу. Открыл глаза. Рон яростно тряс его за плечи. — ДЫШИ! Гарри! НЕ СМЕЙ, слышишь! Дыши, тебе говорят!       Он наконец сделал вдох, самый трудный и мучительный в своей жизни. Получилось не очень. Огромный, колючий ком в горле мешал воздуху проникнуть внутрь. — Еще раз! Ну же!       Он снова сделал попытку. На этот раз удалось. Гарри шумно перевел дыхание. Чудовищный спазм, сжимавший его, как стальной обруч, ослабил свою хватку, краска напряжения и уже начавшегося удушья понемногу отхлынула от лица. Через некоторое время появились силы снова открыть глаза. Рон, по прежнему держа его за плечи, с ужасом смотрел на него.       Через пару минут, увидев, что ему лучше, Рон встал и одним рывком поставил Гарри на ноги. Тот покачнулся — от недавнего приступа еще кружилась голова, шумело в ушах, перед глазами плясали цветные пятна. Поддерживая друга за плечи, Рон довел его до дивана и бухнулся рядом.       Гарри дышал глубоко и медленно, чувствуя каждый вдох и выдох. Как воздух заполняет и расправляет зажатые легкие. Боль, невыносимая и всепоглощающая, которая разрывала его изнутри, стала чуть меньше. Шум в ушах наконец прекратился. Он сжал голову руками, неловко задел очки. Они слетели на пол. Рон подобрал их и отложил в сторону. — Пожалуйста, Гарри, не молчи, — пробормотал он тихо. — Так ведь рехнуться можно, ну что ты, в самом деле.       Гарри издал глухой стон, его вдруг заколотило, как от лютого холода. — Не могу больше, — выдохнул он, по-прежнему пряча лицо в ладонях и слегка раскачиваясь из стороны в сторону. — Я больше не могу… Не могу… Не могу.       Он притянул к себе диванную подушку, лежавшую рядом, прижал ее к лицу. Раздался странный, жуткий звук, заставивший Рона содрогнуться от ужаса. Гарри кричал в подушку, судорожно переводя дух и снова заглушая истошный вопль, который рвался изнутри помимо его воли.       Рон, сморщившись от боли, прижал его к себе. — Ничего, ничего… Все пройдет, дружище, — проговорил он едва слышно. — Вот увидишь, все пройдет. Только не молчи, умоляю. — Помоги мне, — выдохнул Гарри с отчаяньем через некоторое время, подняв голову. — Я не смогу… Это. Один.       Глаза у него были сухие и воспаленные, весь его облик выражал лишь невероятное, неописуемое страдание. — Ты больше никогда не будешь один, — ответил Рон. — Я здесь, дружище, я рядом.       В это мгновение Гарри показался ему маленьким мальчиком. Не тем взрослым и сильным бойцом, каким все привыкли его видеть. Перед ним был совсем ребенок, подавленный, потерявшийся и отчаянно нуждающийся в защите. Это было так страшно и мучительно, что на глаза у Рона навернулись слезы. Он положил подушку к себе на колени. Гарри, не говоря ни слова, положил на нее голову и притих. Рон погладил встрепанные черные волосы и тяжело вздохнул.       Ему вдруг вспомнился один случай из детства. Когда близнецы до смерти напугали его, превратив его игрушку в огромного паука, от ужаса у него не было сил даже кричать и плакать. Отец тогда взял его на руки и долго сидел, прижимая к себе и гладя по голове. Он что-то пел вполголоса, пока не почувствовал, что страх, парализовавший младшего сына, не рассеялся… Потом Фреду и Джорджу, конечно, крепко досталось. Но с тех пор Рон не выносил пауков. И когда ему случалось испытывать сильный страх, в памяти всегда всплывала эта сцена. И папин голос, поющий что-то вполголоса… — «Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс», — вдруг негромко затянул Рон первое, что пришло ему в голову. — «Научи нас хоть чему-нибудь. Молодых и старых, рыжих и косматых, возраст ведь не важен, а важна лишь суть»…       Певец из него всегда был неважный, но все-таки он старательно мурлыкал школьный гимн, обняв притихшего друга и изредка гладя его по голове. — «Если что забудем, ты уж нам напомни», — пропел Рон начало третьего куплета и вдруг запнулся, забыв слова.       Гарри, до того момента ни разу не пошевелившийся и не издавший ни звука, вдруг шумно перевел дух и проговорил: — «А если не знаем, ты нам объясни».       Рон улыбнулся, одобрительно крякнул и закончил куплет: — Точно! «Сделай все, что сможешь, наш любимый Хoгвартс, а мы уж постараемся тебя не подвести».       Гарри почувствовал, что, слушая это неумелое пение, на несколько минут отвлекся от чудовищной пытки, разрывавшей его сердце. Ему и вправду стало чуть легче. Он пошевелился и сел, тяжело переводя дух. — Пойдем, — сказал Рон, глядя на него. — Тебе не помешало бы выспаться как следует.       Гарри послушно встал с места и, не говоря ни слова, пошел к лестнице. Они поднялись наверх, в маленькую спальню. Гарри снял с себя лишнюю одежду и забрался в постель. И, не в состоянии произнести ни слова, поднял на друга отчаянный взгляд. Рону не впервой было видеть такую немую мольбу. Он понял и сел рядом. — Я здесь, - проговорил он. — Не переживай. — Не могу, - выдохнул Гарри сдавленно. — Не могу один. Сегодня… Посиди со мной, ладно? Хоть немного... — И сегодня, и всегда, — ответил тот. — Когда будет нужно.       Гарри закрыл воспаленные глаза. До сих пор он не проронил не слезинки - боль была слишком сильной. Через несколько минут поток, тяжелый и тягучий, подхватил его и понес куда-то во тьму. *** В окна уже проникал утренний свет, когда в дом осторожно зашли Джинни и Гермиона, на ходу снимая влажные куртки и стряхивая капли с волос. Рон, только недавно задремавший на диване, услышал едва заметный шум, поднял голову и, увидев их, встал. Все трое молча обнялись, Гермиона нежно поцеловала мужа, с болью посмотрела на его измученное лицо с кругами под глазами и спросила тихонько: — Ну, как он?       Рон только вздохнул. — Ночь была тяжелая, — неопределенно ответил он. — Сейчас Гарри спит, наверху в маленькой спальне. Только под утро...       Джинни молча сбросила обувь и бесшумно скользнула на лестницу. Рон и Гермиона сели на диван и обнялись. — Рон, он ведь справится, да? — с тревогой прошептала Гермиона. — Конечно, - проговорил он тихо. — Ты же знаешь Гарри. Если он до сих пор не спятил, после всего, что с ним было, он справится с чем угодно. Просто нужно время. На него столько обрушилось вчера... — Я боюсь, — сказала Гермиона. — Я так за него боюсь... — Я тоже, — тихо выдохнул Рон. — Ты не представляешь, что здесь было...       К полудню тучи немного разошлись, и время от времени в окно били яркие цветные лучи. Солнечный зайчик от стеклянной фоторамки скользнул по комнате и защекотал нос спящего черноволосого парня. Он сморщился и чихнул.       Гарри проснулся. Пошарил взглядом по комнате и вдруг осознал, что находится в коттедже «Ракушка». Удивился. Потом увидел Джинни, которая сидела у его изголовья, не сводя с него глаз. — Гарри! — хрипло проговорила Джинни.       Услышав свое имя, Гарри будто снова проснулся. Посмотрел на бледное встревоженное лицо жены, сел. — Джинни! Как я сюда попал? — спросил он. И снова удивился. Его собственный голос звучал будто чужой...       Она не ответила. Джинни смотрела на него с таким выражением на лице, будто вот-вот заплачет. Потом она шумно вздохнула. — Это неважно, - ответила она. — Теперь все будет хорошо.       Он спустил ноги с кровати, усадил ее рядом с собой и обнял. Они долго сидели молча, прижавшись друг к другу. Потом Джинни помогла ему одеться, и они вместе пошли вниз.       В гостиной тоже было тихо. На диване в углу Рон спал на коленях у Гермионы. Она тихо гладила мужа по голове. Увидев Гарри, Гермиона распахнула глаза и открыла рот, чтобы что-то сказать, но Гарри покачал головой, показывая на спящего. Не буди, мол, пусть отдыхает. Она поняла, несколько раз кивнула и приложила руку к губам, посылая ему воздушный поцелуй. Гарри ответил ей тем же и поспешил за Джинни на кухню. Только сейчас он ясно осознал, что просто умирает от голода. Проницательная жена тем временем уже хлопотала у плиты, ставя чайник, доставая салфетки-самобранки и извлекая из них разные тарелки с едой.       Через полчаса, когда Гарри допил вторую кружку чая и понял, что больше не может проглотить ни кусочка, дверь в кухню открылась. На пороге стоял Рон с помятым, заспанным лицом, обнимая встрепанную Гермиону. Их глаза встретились. Рон смотрел на него с тревогой. — Ну, ты как? — наконец, спросил он. — Сам не знаю, — честно ответил Гарри. — Вроде ничего. Я, если честно, даже не помню, как попал сюда.       Рон вздохнул, потом зевнул. Они с Гермионой взяли себе по табурету и сели за стол. Джинни поставила на стол еще две кружки и разлила остатки чая. — Ты вчера здорово напугал меня, дружище, - проговорил Рон. — Я уже не знал, что с тобой делать. Шесть с половиной часов. Ни звука. Никакой реакции. Ни на что.       Гарри опустил глаза и вздохнул. Он смотрел на свои руки. На левой ладони по-прежнему красовался огромный багровый ожог. — А это откуда? — спросил он. — Ты меня спрашиваешь? — мрачно усмехнулся Рон. — Ты за каким-то чертом начал хватать горящие угли, я еле успел...       Гарри провел рукой по лицу, словно хотел удостовериться, что это действительно он, а не кто-то другой. — Кошмар какой-то, — пробормотал он. — Ничего не помню.       Рон усмехнулся. — Раз не помнишь, значит, оно тебе ни к чему. Не забивай себе голову. Главное, ты вроде снова начал соображать. А значит, все будет хорошо.       Гарри вздохнул. — Спасибо тебе, — сказал он. — Всегда пожалуйста, — откликнулся Уизли. — Что ж, надо перекусить немного и в аврорат смотаться. Успокоить там всех, а заодно узнать новости. — Давай, — сказал Гарри. — Я подожду тебя, вместе пойдем. — Ты никуда не пойдешь, во всяком случае сейчас, — стальным голосом заявил Рон. — Ты останешься здесь с Джинни и Гермионой. Уж вдвоем они точно с тобой сладят, если вдруг что. — Да я в порядке, Рон, — начал было Гарри, но наткнулся на свирепый взгляд друга и умолк. — Вот так-то лучше, — отметил Уизли. — Вроде бы ветер стих, даже солнце выглянуло. Так что можно даже по берегу пройтись. Подышите свежим морским воздухом. А я к вечеру вернусь. — Сколько вокруг хлопот из-за одного меня, — буркнул Гарри. — Интересно, а для чего тогда человеку вообще семья? — ехидно отметила Джинни, молчавшая до этого момента.       Гарри посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Гермиону, на Рона. И широко улыбнулся. Он чувствовал себя так, будто бы только что родился заново, возродившись из пепла, подобно фениксу. Будто, проблуждав целую ночь в каком-то страшном, черном лабиринте, наконец нашел из него выход и возвратился домой.