Wingless

      В последнее время я часто устаю. Это нормально, школа в принципе не щадит никого; экзамены на носу, а на улице зима и вечно темно. Я часто ссорюсь с родителями. Это нормально, за несколько лет нашего с ними существования мы уже успели задолбать друг друга по самое не хочу. Я часто чувствую себя как-то отвратно. Это не очень нормально, но мне почему-то всё равно. У меня итак слишком много дел, чтоб волноваться ещё и об этом; и каждый день я даю себе слово, что начну работать над собой, но каждый день забываю. Уже конец февраля — думаю, с весной всё пройдёт само. Я уверена, что переживу это.              Я уверена зря.              ***              Мы с мамой поссорились. Причина: я третий день подряд забываю надеть шарф, когда выхожу встречать её с работы. Мне всё равно на шарф, на улице уже слишком тепло для того, чтоб заболеть. А маме никогда не всё равно, она почему-то сразу выходит из себя. У неё, наверное, тоже проблемы, и это она просто на мне срывается, но я не хочу. Не хочу сейчас стоять и молчать в ответ на её истеричные крики о том, какая я тварь. Не хочу наблюдать за тем, как она одним махом сбрасывает со стола все вещи, и мои и без того старые наушники ломаются в её руках. Не хочу слушать, как она визжит, что это моя вина. Не хочу, отстаньте. Спать хочу. И тишины. От голоса материнского уши закладывает, а ещё начинает болеть голова. Ну почему отец не хочет вмешаться, почему игнорирует нас? Ему же тоже не нравится слушать всё это, но он сидит в другой комнате, и его будто бы и нет.              А я смерть как не хочу стоять напротив откровенно психующей матери. Не хочу.              Она понимает, что кроме усталости во мне ничего нет. Ей это не нравится; ей хочется, чтоб я плакала, чтоб умоляла её простить меня. А мне не хочется. Я для всего этого слишком устала, у меня и так был сложный день. Но она знает меня, по крайней мере то, как выводить на эмоции. Она тычет мне в лицо наушниками — ободок у них разломан напополам, починить вряд ли получится.               «ЭТО ТЫ ДОВЕЛА ДО ЭТОГО СИТУАЦИЮ, ТЫ!!!»              Я не люблю, когда она так делает. Все мои инстинкты буквально кричат: «Ударь её, ударь! Не позволяй ей угрожать тебе!» Но я молчу. Сжимаю ладони в кулаки, ногти больно впиваются в кожу, но я молчу. Терплю. Но потом она делает то, чего делать нельзя – тыкает меня в живот. Я сотню раз говорила ей, что так лучше не делать. Что мои рефлексы работают моментально и бесконтрольно. Что в такой ситуации я ударю её раньше, нежели соображу хоть что-то. Но она тыкнула. И прежде чем я успела понять это, моя рука сама дёрнулась к ней — на чужой коже появились четыре стремительно краснеющих полоски. Я поцарапала её. В мыслях появилось мрачное удовлетворение. Хотелось ещё.              А потом она с тихим: «Скотина», — и бешенным блеском в глазах накинулась на меня. Буквально. Эта женщина навалилась всем своим телом, и я не могла ничего с этим сделать: она весила в два раза больше, чем я. Поэтому мне не удалось удержать равновесие. Я рухнула под её напором — и всё вдруг взорвалось жуткой болью. Сквозь неё мне послышался странный хруст, как когда разминаешь шею. Но главное — мне было больно. Наверное, я кричала, билась в агонии. Ведь было больно.              Очень больно. Как будто меня рвали на куски, сшивали и снова рвали. Боль жгла, раздирала на части, колола и резала похлеще любого ножа, и я умирала в ней.              Я не хотела умирать. Я хотела жить, и чтобы мне больше не было больно.              Я рванулась – не телом, чем-то другим – и боль отпустила, я больше не умирала. Но что-то во мне треснуло, и это было даже хуже.              ***              Я не знала, что произошло. Догадывалась, но не была уверена. Вчера мама меня убила. Она не могла не убить, и я ужасалась своему спокойствию. Это значило, что осознание пока не настигло меня, но до этого момента осталось недолго. А сегодня я даже не знаю, где я.              Мир странный, он слепит яркими цветами и обилием сладкого. Он приветливо встречает меня, когда я просыпаюсь на какой-то полянке, но я чувствую – он покончит со мной, как только я дам слабину. От рассвета до заката первого дня я просто бесцельно брожу по полянке, и меня качает из стороны в сторону, тошнит и клонит в сон, и я чувствую себя оглушённой. Ночью я вижу странных тварей – зубастых тортиков на ножках. Они подходят ко мне – инстинкты включаются, и я рычу на монстров. Тортики чуть пугаются, отходят в тень деревьев, но наблюдают за мной. Я смотрю на них, и желание перебить их всех растёт с каждой секундой. Инстинкты шепчут: «Схвати любого, взлети и кинь его на землю». Я не понимаю их – ведь у меня нет крыльев, чтоб взлететь. Нет и никогда не было. Да и убивать я не хочу. Поэтому просто скалюсь на монстров.              Утром, когда солнце поднимается над землёй, я ухожу оттуда.              ***              Над облаками парит огромный кусок камня. Настолько большой, что на нём запросто может поместиться целая страна. За пару дней пути это – самое странное, что я увидела, даже несмотря на то, что этот мир населяют живые печенья. Мне невероятно везло последние пару дней – меня никто не сожрал. В то время, как я с трудом плелась по первой попавшейся дороге, загибаясь от нового, непонятного, болезненного чувства, никто даже не пытался напасть на меня, а странные местные жители (которых я уже встречала) не заметили… Ну, человека. В конце-концов, я даже нашла недалеко от их поселения крохотную и явно заброшенную землянку, в которой не было ничего, кроме кучи крошек.              Я собиралась остаться там. На время. Но крошки надо было убрать.              Я понимала, чем они могли быть. Не боялась. Просто выметала их из землянки самодельным веником и думала:              «Меня убили. Мама. А я живая. Но другая. Что мне с этим делать?»              Крошки механически похрустывали, пока я выметала их с моего нового места. Мысли не шли, кроме тех, что я уже не могла выбить из головы. А потом всё вдруг остановилось, и я поняла:              Меня убила мама.              Вот оно – осознание. Мне стало тяжело дышать. Боль, которую я испытывала тогда, почти что ощущалась, проходя по телу фантомными вспышками. Я стояла, вцепившись в свой веник и тупо пялясь на крошки. То самое чувство, что преследовало меня с первого дня здесь – гнетущее, похожее на открытую рану – впилось с новой силой.              Убила.              ЗА ЧТО ОНА МЕНЯ УБИЛА?!              Я закричала, и рана вдруг вспыхнула болью, от которой в глазах потемнело. А когда это прошло, я поняла, что уже стою на коленях в немаленьком таком кратере, и за спиной мне мерещатся крылья.              ***              Стоит ли говорить, что с тех пор я была не в себе? Заснуть не получалось – во сне меня преследовали либо её бешенные глаза, либо мутные, непонятные моменты из прошлого, которые отзывались во мне тупой болью, но которые я не могла вспомнить. Руки у меня тряслись, общая усталость достигла своего пика, и большую часть времени я была на грани истерики.              Но я шла – в никуда, на самом-то деле, через пустыню, над которой и парило огромное нечто. Монстры, замечавшие меня, почему-то шкерились, как котята малые; голода я не чувствовала, а от одной мысли о еде к горлу подкатывала тошнота. Жажда тоже не чувствуется, но вот рана становится всё более и более ощутимой, будто что-то поддерживает меня, используя её в качестве источника… чего-то. Инстинкты вели себя странно – стоило только горячему иссушающему ветру снова подняться, они велели мне раскрыть крылья, взлететь и забыть обо всём. Но никаких крыльев у меня не было, пусть иногда я и чувствовала за спиной нечто фантомное.              Сны-воспоминания становились всё ярче, и я спала буквально на ходу. Поэтому знала – скоро я всё пойму, хоть и не была к этому готова. Но мне уже было всё равно.              ***              Сон был странный – я точно понимала, что это именно он. И знала, что в нём хранится какое-то воспоминание, важное воспоминание, поэтому я не пыталась проснуться.              А потом увидела маленькую себя, лет четырёх-пяти, какой я её и запомнила. Разве что… Бред.              За спиной у неё были маленькие чёрные крылышки. Маленькая я нервно прижимала их к себе, сидя на диване. Отец стоял у окна, а рядом злобно расхаживала мать.              – Это ненормально! – крикнула она, и мини-я вздрогнула. – Наш ребёнок не может быть таким уродом! А если её кто увидит с этим?! Ты хоть понимаешь, что с нами будет?!              Она указала на крылья. Но ведь у меня не могло быть крыльев, люди не рождаются с ними, не отращивают их, это физически невозможно! Это бред, я схожу с ума и всё! Лежу сейчас в коме, ловлю глюки! Но почему я совсем не могу убедить себя в этом…?              – Ну а что ты предлагаешь? – голос у отца был хриплый, и от него явно несло куревом. – Отрезать их?              Маленькая я испуганно уставилась на мать.              – Отрезать?! Не надо, не надо резать! – в глазах малышки стояли слёзы, и этот дерьмовый неправдоподобный сон вдруг разбудил во мне то, чего я вообще не ожидала. Память.              Сейчас мать скажет: «Посмотрим». А потом отведёт меня к какому-то непонятному человеку - мне будет страшно, я буду умолять её забрать меня домой, но она не послушает. Она скажет человеку, чтобы тот выполнил свою работу – сделал меня нормальной.        Он сделает.              ***              Очнулась я с громким криком. Первый же мой порыв – прижать крылья к себе, просто чтобы почувствовать их – провалился. С треском. Потому что не было у меня никаких крыльев. Забрали их у меня.              Забрали. Украли в наглую – с корнем вырвали! И это всё ради чего? Ради «нормальности»?! Чтобы на душе у этой свиняры поганой спокойно было?! И убила она меня ради этого же?!              Ненавижу её. Не-на-ви-жу.              С тихим рыком я ударила кулаком об землю – было больно. Но какая разница? Я хотела не то что рвать и метать, мне хотелось голыми руками разорвать её, причинить всю ту боль, что она причинила мне… Я хотела убить её. Как она – меня.              Это было бы справедливо. Правильно. Честно. Она забрала у меня крылья. Забрала то подобие нормальной жизни, которое у меня было. А потом и саму жизнь. Она заслужила. Я не заслужила всего этого. Я не заслуживала, и одно это понимание вызывало во мне такую дикую, кричащую ярость, что ни о каком контроле над собой речи и не шло – проще говоря, я натурально психанула. Кричала, пинала случайно подвернувшиеся под ногу камни, проклинала её на чём свет стоит.              Фантомное ощущение крыльев давило на мозг. Ненависть пылала.       ***              Солнце мирно клонилось к горизонту. Сухой ветер дёргал за волосы, щедро засыпал в глаза пыль. Где-то за мной начиналась настоящая буря. И мне бы очень не хотелось под неё попадать. Поэтому я шла в надежде найти хоть какое-то убежище. В этой чёртовой пустыне, которая уже успела подзадолбать меня, казалось, не было ничего, кроме камней, пыли и монстров. Отличное сочетание, ничего не скажешь. Но я всё равно должна была найти укрытие. Песчаные бури – штука опасная, я знала об этом, пусть никогда их и не видела. Пробовать мне не хотелось. Так что оставалось только идти вперёд и надеяться на то, что мне попадётся какой-нибудь овраг, ущелье, или что там ещё может попасться в пустыне.              Я должна была выжить.              Дело это было уже после того, как я узнала правду – недели через полторы-две. Первые дни я всё так же психовала – и после застопорившегося состояния, в котором я провела весь предыдущий путь, это было схоже с глотком свежего воздуха. Потому что, ну… До этого я сама себе больше напоминала сонную муху, чем человека. А теперь – теперь я на одной только злобе шла всё дальше и дальше в никуда уже который день. Если бы я снова умерла, это был бы отличный подарочек матери. Мол, смотри, твоё дело доведено до конца. А никаких «подарочков» эта шваль от меня не дождётся.              Назло ей, короче, выживу. И, если смогу, буду жить хорошо. Но сначала – убежище. Должно же тут быть хоть одно место, где можно спрятаться! Очередной порыв ветра едва не сбил меня с ног – а всё те же инстинкты смотрели на меня, как на дурочку, потому что сейчас быстрее было бы просто улететь. Ну, то есть смотрели бы, умей они вообще смотреть. Ну или существуй они хоть где-то, кроме как в моём воспалённом мозгу. Я тихо заворчала на них – за последние дни уже задолбалась доказывать себе, что крыльев нету.              А потом посмотрела почему-то в сторону – и там явно что-то было!              ***              Деревня стояла в немаленьком таком ущелье. Населяли её, судя по всему, всё те же живые печенья, а мне смерть как не хотелось попадаться им на глаза. Но само по себе наличие деревни означало, что тут бури могут пережить, а значит, и спрятаться где-то тут я могу. Может даже чего-нибудь съестного стащу – а то в последние дни никакой еды у меня не было. То, что я ещё не умерла – чудо, не иначе. Вроде как даже голод был – мерзкое чувство. Но силы на движение тоже были. Надо будет потом с этим разобраться. В любом случае – переждать бурю, украсть еды и сбежать, пока не заметили – таков был мой план.              Который с треском провалился, когда один из местных повернул голову на меня, как только я попыталась незаметно прокрасться мимо. Каким образом он это сделал? Я же вообще не шумела! И, эй, у него повязка на глазах – он слепой! Как?! Или всё, у меня крыша едет, и я сама не замечаю, как сильно шумлю?!              Рядом никого не было. Только я и слепая печенька. Вообще не то, чего я ожидала от жизни.              – Здравствуй… – как-то неуверенно произнёс он, «смотря» на меня. – Кто ты?              Я нервно усмехнулась. Сбежать? Ударить, чтобы вырубился? Так я же не умею так бить! Отвлечь? Что делать?!              – И тебе не хворать. Можно тут остановиться одинокому путешественнику?              Потому что «одинокий путешественник» – примерно то, во что этот слепой может поверить. В конце концов, он меня даже не видел, и если у меня получилось бы – я бы просто сделала вид, что «ой, надо отойти», и нашла б себе другое место. Но судьба в тот момент решила сказать мне: «Нет». И именно в тот момент, когда я начала осторожно отступать назад… Мимо нас пролетела птица – кажется, ворона - и села мне прямо на голову! Да и ладно бы просто села – она натурально заорала мне над ухом! А я такого не ожидала. Разумеется, я такого не ожидала. Я подпрыгнула на месте, не столько от страха, сколько от «на кой чёрт!?», но вдруг сообразила – птица кого-то звала. И этот кто-то явно был уже здесь.              Я заметила, как рядом промелькнуло что-то тёмное, быстро обернулась на него, но не успела – за одно мгновенье он повалил меня на землю: вот я видела перед собой печенек, и тут же – землю-матушку. И, ауч, умудрилась больно удариться лобешником обо что-то. Вдруг прямо передо мной приземлилась ворона. Птица оглядела меня абсолютно шокированным взглядом. Понятное дело, она же явно людей не видела. Но мне в тот момент до неё дела особо не было – голова болела немилосердно, в глазах даже двоиться начинало.              – Хилер, это что такое? – ага, понятно: нападавший – женщина. И она явно удивлена ничуть не меньше своего питомца. Я как бы тоже была удивлена всему происходящему, но перед взором уже начинала появляться темнота. Сотрясение, что ли? Больно.              Надо было крылом её с себя спихнуть. Но проблема одна была. Хроническая. Ну, та самая. «Грустно», - подумала я, прежде чем полностью отключиться.              ***              Просыпаться, в кои-то веки, было нормально. Ничего нигде не болело, никакие сны-воспоминания не доставали, да даже никаких фантомных крыльев не ощущалось. И вроде как хотелось даже подремать ещё немного, но как только я вспомнила, что вообще произошло – весь сон как рукой сняло. Что ж, по крайней мере, меня ещё не убили… Хотя чёрт его знает, может и убили. И попала я в следующий мир. Не, мне такого не надо.              Я открыла глаза. Огляделась. И где я? Больше всего похоже на то, что меня притащили в один из домиков. И это было… Странно. Стены были будто бы пряничные, вся мебель (кровать, стол со стулом и тумбочка) тоже, места было совсем немного, и всё выглядело каким-то… Заброшенным? Хотя, возможно, дело было в том, что всё казалось довольно старым. Да я себя чувствовала, как одна из тех ребятишек из сказки. Ну, из той самой сказки, в которой дети съели дом ведьмы, а потом она съела их. Я надеялась, что мне такое не грозит. Не грозит же? Смиренно ожидать ответ на сей вопрос у меня желания не было. Но как только я решила подняться – дверь с тихим скрипом отворилась, и на меня, сидящую на краю кровати, уставилось две пары глаз.              Две – это от девушки-печеньки и её вороны. Тот самый слепой на меня вроде как тоже смотрел, но как раз-таки его глаз я не видела. Тем не менее, выглядел он так, будто бы действительно видел меня. Может, эти печеньки как-то по-другому смотреть умеют? Хотя сейчас не до этого было. Потому что на меня смотрели все трое, и все трое молчали. Даже, блин, ворона. А мне вот это их молчание вообще не нравилось. Мне они не нравились. Хотя бы потому, что уже успели напасть.              – О, так ты уже проснулась, – начала девушка. Судя по голосу, та самая, что на меня напала. Но как начала, так и закончила. Явно не могла придумать, что сказать. Я же не могла придумать, что сделать. Потому что через окно я просто не пролезла бы, слишком уж оно маленькое, а мимо этих троих мне не прорваться. Следовательно, не сбежать. Но оставаться явно было опасно, и в голове моей все шестерёнки крутились, пытаясь придумать хоть какой-то план.              – Ты это… Прости!              А вот это уже выглядело странно. То есть, сначала она драться полезла (хотя какой там «драться», я ж от первого же удара отлетела), а теперь «простите-извините»? Или это слепой её заставил? Он вроде как и стоял, улыбался, но не выглядел так, будто бы по его воле извинялись. Да и девушка вроде как раскаявшейся выглядела… Но я им всё равно не доверяла! Так что вместо ответа лишь сощурилась недовольно. Девушке это явно не понравилось, её вороне – тоже. Но обе отреагировали вполне спокойно, и на том спасибо. А то бывали ж индивиды – ты ему «неправильный» взгляд, а он тебе – истерику закатит.              – Что ж… Могу ли я узнать, кто ты? – осторожно спросил слепой. Он вроде как выглядел адекватным, и явно не хотел нападать. Ну или не мог, он же… Слепой. И если уж говорить, подумала я, то только с ним. Наверное. Хотя выбора у меня нету, честно говоря.              – Человек. – ответила я. Ибо что ещё ему сказать? Нечего. В принципе нечего.              – Оу. Понятно.              Мы все молчали. И меня это напрягало. Очень так напрягало. Вот о чём они думали? Уж не о том ли, чтобы прикончить непонятно откуда взявшуюся «человеку»? Мне не нравилось. Не верила я им. Тишина, повисшая между нами, была почти что осязаемой. Неловкой такой, напряжённой. Девушка неуверенно заёрзала, и я вдруг заметила… Да ладно, у неё руки нет?! Меня уложила однорукая?! Вот что значит «одной левой»…              – Кто вы вообще такие? – немного вяло спросила я. Странно конечно, столько времени ни с кем не общалась, но желания завязывать диалог не было. А ведь поговорить я всегда любила. Часами болтать могла на всякие дурацкие темы. Хотя, по правде говоря, мне и видеть-то этих печенек не хотелось.              – Меня зовут Хилер, а это Блэк Рэйсин.              Я сначала подумала, что это такая шутка. Потому что, да ладно! Это их имена? Дебильные имена. Но никто смеяться не собирался, оба выглядели вполне серьёзно. А, точно… Другой мир – другие правила, надо было уже привыкать. Но всё же, если бы мне когда-нибудь сказали, что мне придётся говорить с печеньками «Целителем» и «Чёрным Изюмом», я бы только пальцем у виска покрутила. А теперь… Теперь сидела перед ними и наблюдала за тем, как улыбка Хилера (как же странно это звучало…) постепенно сходила на нет, а Рэйсин становилась всё более нервной. Да даже ворона заёрзала. И длилось это до тех пор, пока парень снова не решил прервать молчание:              – А как тебя зовут?              Я на это лишь пожала плечами, глядя на них в упор. Имени своего я говорить не хотела, да и не нравилось мне оно. Обойдутся. Почему-то у меня было такое чувство, будто бы Хилер меня всё же видел, несмотря на повязку на глазах, и мне это чувство не нравилось. Когда он двинулся ко мне, я напряглась, с трудом подавляя желание зашипеть на него. В руках у него был посох, и если бы он сейчас попытался напасть, я бы вряд ли победила. К тому же, у него есть подружка, которая явно будет на его стороне. Хилер остановился на расстоянии вытянутой руки от меня. Я злобно смотрела на него – ладно, на его посох, уж больно мне эта палка не нравилась. Вот пусть только попробует ударить, я на него кинусь. Вряд ли смогу серьёзно навредить, но просто так не сдамся!              – Пожалуйста, не бойся меня. Я лишь хочу помочь.              Не оскалиться было тяжело. Особенно, когда он поднёс ко мне руку. И вроде как узнать хотелось, чего это я настолько ему не верю, но с другой стороны: другой мир. Может тут вообще людей едят, откуда мне знать? Бить меня хотя бы никто не собирался: парень просто положил руку мне на плечо, ближе к лопатке – как же странно было ощущать живое тесто вместо кожи! – и провёл ей по мне. Я была близка к тому, чтобы ударить его: слишком уж близко к шее легла его ладонь. Ровно до того момента, пока не поняла – как-то странно это ощущается. Вот я чувствую его руку – теперь не чувствую – и обратно. Как будто бы шрам… Хотя так, стоп. А ведь я помню, как пару дней назад шибанулась об острый камень, и об него же поцарапалась. Место было такое, что мне туда без зеркала заглянуть не удавалось, а боль сильной не казалась, вот я и решила, что царапина мелкая и сама заживёт. А сейчас что-то в этом засомневалась, машинально попыталась посмотреть на неё, но как бы сильно голову ни поворачивала, не выходило. Так что я сама уже потянулась рукой к ране… Ну, к тому, что от неё осталось. Под пальцами я ощутила абсолютно гладкую, а по краям грубую кожу. Ну да, шрам. Я нахмурилась. Это ещё что такое?              Со стороны Хилера послышался смешок. Я тут же вскинулась на него, злобно сощурилась. Он не заметил… Сделал вид, что не заметил? В любом случае: он снова улыбнулся, и я вдруг заметила, что… У него посох светился. Буквально. Да ладно?! То есть эта палка не просто для того, чтобы на неё при ходьбе опираться? И даже не для того, чтобы бить ей кого-то? Как это вообще возможно?! Он туда лампочку вкрутил? Не похоже было…              Или это то, о чём я подумала?              – Ты была ранена, когда пришла к нам. Я сделал, что мог, но шрам останется.              От непонимания я даже перестала злиться. В каком это смысле, «сделал всё что мог»? Логично, что его имя значит «целитель», это я знала. Но я как-то не понимала, как. Разве на то, чтобы рана заросла не нужно несколько дней? Хотя, опять же, я не знала, насколько серьёзной она была. Но от простых царапин шрамы не остаются. Значит ли это, что он за ночь (за ночь же? Сколько я спала?) полностью исцелил эту штуку?              Да ладно… Живые печенья, летающие камни, исцеление… Всё же тут есть магия!              – Но всё же… – он тут же нахмурился, но скорее не злобно, а обеспокоенно. Мне всё равно не нравилось. – Скажи, как много магии ты использовала за последние дни?              И вот тут-то я и не поняла. Как я могу использовать магию, если узнала о ней, ну, только что? И вообще, в моём мире никакой магии не было – разве что в книжках, кино и всяком прочем.              Но если вспомнить про крылья…              Так стоп. Я почти не чувствую крыльев! Какого чёрта?! В смысле, да, ощущение есть, но вообще не такое сильное, как вчера. И всё время до вчера. Это-то как произошло? Я сильно сомневалась в том, что мой мозг внезапно решил, что всё, «поигрались и хватит». Скорее уж эти двое (и ворона) что-то намутили. Но ощущать себя бескрылой было даже неприятно… Ровно до тех пор, пока я не вспомнила, как часто ложное ощущение крыльев подводило меня. Ладно, об этом я тоже подумаю… Чуть позже.              – Я не умею использовать магию.              Хилер на это «посмотрел» на меня так удивлённо, будто бы… Да я даже не знала, будто бы что. Просто… Очень удивлённо. Рэйсин (которая всё это время стояла у двери) тоже выглядела так, будто бы это застало её врасплох. Я напряглась, понимая, что это может мне ещё аукнуться…              И только ворона была абсолютно спокойна.              – Но ты же… Ты использовала магию. При мне. Я видел это! – звучал он снова как-то взволнованно. На слове «видел» я, конечно, усмехнулась, но испуганное выражение на лице парня остановило меня от любых дальнейших действий. Он вдруг вплеснул руками, будто бы понял что-то ужасное.              – Ты не умеешь пользоваться магией… Да ты же могла умереть!              Э… Что?              ***              Ладно… Я, пожалуй, ещё не видела настолько пламенной речи о здоровье. Даже несмотря на то, что в «той» жизни хотела стать врачом и сама пыталась доказать людям, что о себе нужно заботиться. Но сейчас сидела и всерьёз задумывалась над тем, прикалываются ли надо мной. Потому что с одной стороны, тот самый тон «да как же ты этого не понимаешь?!» я слышала просто прекрасно, а с другой… Мне буквально пытались доказать, что магия – это серьёзно, и тратить её просто так нельзя, и вообще, я чуть себя этим не угробила, и каким образом осталась в живых – непонятно.              В существование магии я уже поверила. Но в то, что я к ней хоть какое-то отношение имею – не совсем. Хотя… Если уж прикопаться и вспомнить тот самый момент с «осознанием», то вполне можно было решить, что это из-за меня тогда произошло то нечто. Ну, то самое, когда в один момент я стояла в домике, и буквально в следующий – посреди кратера. Может быть, это я тогда и сделала тот взрыв. Но всё же… Я не чувствовала никакой магии. В принципе. А должна была. Ну, я думала, что должна была.              Об этом я, собственно, и сообщила Хилеру. Мол, ошибся ты, парень, никакой магии нету. Но он тут же задал мне вопрос, на который я не смогла бы придумать ответа: как я выжила. В смысле, он подметил, что никаких припасов у меня не было, да и в целом я не выглядела как тот, кто хоть немного готов к длительному путешествию. И, по логике, я должна была умереть уже давно. Но всё равно была ещё жива.              И, если верить объяснению Хилера, так оно и должно было быть. По его словам, магия была чем-то вроде ресурса, на котором, в случае необходимости, можно было жить. И любой маг, оставшийся без еды и воды, просто «питался» ей. Но вот если в такой ситуации магия заканчивалась… Плохо, короче, было. Это всё как раз-таки соответствовало моей ситуации, а других вариантов, как её объяснить, у меня не было. Но сомнения всё равно были.              Просто, ну… Магия? И я?              В итоге я решила просто подождать. Может подтвердится, может и нет. Было у меня такое чувство, что в любом случае от этого мало что изменится. Да и тема для беспокойства была немного другая – они не хотели, чтобы я уходила. И меня это очень так настораживало. Эй, я им вообще не верила, они мне не нравились, и оставаться было бы бредом. Но эти двое прямым текстом сказали мне, что пока что мне придётся побыть здесь. Что-то типа «мы тебя подобрали, значит и позаботиться о тебе должны». А мне не надо было, чтобы обо мне заботились.              Не то чтобы я знала, что мне надо. Но точно не это. Ясное дело, я собиралась сбежать.              ***              Желания чуть поубавилось, когда мне дали еды. Пусть это и были непонятные разноцветные желейки, да и голод ощущался не так болезненно, как должен был, наконец-то нормально поесть было… Хорошо. Вот уж воистину – путь к сердцу лежит через желудок. В общем, я решила, что пока они ведут себя адекватно, можно и побыть тут немного. К тому же, Рэйсин притащила мне одежду. Нормальную. Не рваную. Чистую. И я, конечно, не собиралась принимать всякие подачки, но решила всё же быть с ней помягче. А то девушка и так выглядела, будто бы я ей все свои претензии лично собираюсь высказывать. Претензии у меня, конечно, были, но пока что я готова их простить. Тем более что она ещё и согласилась помочь мне привести себя в порядок.              Потому что выглядела я не что бы «не очень», а скорее «Отче наш!», и первый же, кто меня увидел (какой-то бомжик, тоже с этой деревеньки) почти что убежал. Подумал, что по его душу кто-то пришёл. Хилер над этим посмеялся только, ну и шутить начал, мол, будем теперь звать тебя «Чертополох». Мне-то было всё равно, хоть горшком назови, только в печку не ставь, как говорится. Но первая же попытка причесаться у меня закончилась сломанным гребнем. А, ну и тем, что мне пришлось отстричь себе волосы к чертям собачьим. Спасибо хоть, что я и так с короткими ходила.              В общем, своё «позаботимся» эти ребята выполняли исправно. Пытались меня даже с остальными местными познакомить, но кроме «привет, пока» никаких взаимоотношений не возникло. Я вообще к этим печенькам очень так холодно относилась, и не потому, что они мне не нравились. Скорее уж… Батарейка социальная села. Причём серьёзно так. Я себя знала – такие, как Хилер, для меня раньше моментально становились лучшими друзьями, сейчас мне казалось, что он какой-то мутный. Будто бы скрывает что-то, а вся эта доброта – так, для прикрытия. Но как бы я не пыталась уличить его в чём-то опасном, он ни словом, ни жестом не проявил ничего плохого. Не считая тех моментов, когда пытался научить меня этой своей магии. Потому что я о ней знала чуть меньше, чем ничего, а парень как бы был врачом. И этот самый врач моей тупости просто поражался, пусть и старался скрыть это. Не обидно поражался, скорее «ах ты, милая дурашка», но я такое не одобряла.              Может, не маг никакой я. И все эти его наставления мне были не нужны. Сказать бы ему ещё об этом… Ну, не получалось. Как-то не хотелось расстраивать человека – то есть, печеньку – который мне помогает просто потому что. Но и выслушивать его «но это же база!» мне тоже не шибко хотелось.              К тому же, исходя из его описания, эта местная магия должна была ощущаться. Но не у меня. И это Хилера очень так напрягало. Потому что он её, видите ли, чувствовал, а я – нет. И это было, мягко говоря, неправильно. Поэтому мой ну-наверно-друг и разводил панику. Абсолютно зря, на мой взгляд. И поэтому я абсолютно серьёзно ежедневно думала, что всё, сегодня я от них сбегу. Ну а потом мне приносили еды, и о побеге как-то забывалось.              В конце концов, я столько лет терпела мать, и теперь не могла вытерпеть его загоны? Ну вот ещё. Всё я могла.              ***              Нет, я так больше не могла. Хватит с меня этого его сочувствующего вида! И этих бедное-несчастное-дитя вздохов. И тем более с меня хватит его идиотской заботы, которую Хилер выливал на меня килотоннами.              Ненавижу всё это, ненавижу! Гадость. А больше всего ненавижу Хилера!              А дело было в чём? Да в том, что он заставил меня рассказать ему всё! В смысле, всё. И о крыльях, и о смерти, вообще всё! Тьфу ты!              Дело было полтора дня назад, когда Хилер вдруг решил притащить мне карту. Мол, раз уж он обучает меня тому, как устроен мир, магия и всё остальное. И сначала «урок» шёл нормально: вот тут такое-то королевство, тут – такое, сюда не лезь в принципе, а тут можно и пожить немного. А потом этот недопсихолог начал докапываться до меня с идиотскими «тебе, наверное, так тяжело жить в этом мире» и «судьба была с тобой жестока, да?». С моей стороны было бы логично послать его с такими предъявами, но остатки совести у меня пока что были, так что этот вариант отметался. Хотя слушать сочувствующе-выпытывающие вопросы Хилера тоже не шибко-то и хотелось, и осторожненько так сказала, что «пришёл учить – учи и не выёживайся».              Но разве он на этом остановился бы? Нет. Не остановился. Я не знала, что он вообще сделал – и как он это сделал. Но в какой-то момент я вдруг поняла, что рассказываю ему всю свою подноготную и как сюда попала. И не потому, что хотела. Наоборот, но как бы я не пыталась заткнуться, ничего не выходило.              Колдун херов.              Просто – хоба – и все мои тайны уже перестали быть тайнами. Справедливости ради, Хилеру за то от меня прилетело, но… Придурок даже в тот момент выглядел так, будто бы я – самое бедное-несчастное существо в мирах. И это было гораздо более оскорбительно, чем… Чем что угодно! Нахер мне его сочувствие?! Лучше бы уважал меня хоть немного!              Итог? Я собиралась уйти.              ***              Во-первых: я не сбегала.              Во-вторых: то, что я уходила под покровом ночи, никого не предупредив, всё ещё не означало, что я сбегаю.              В-третьих: я не своровала карту. Просто… Раз уж Хилер оставил её в «моём» домике, то и право собственности переходило ко мне. Всё абсолютно законно.       И всё должно было пройти хорошо – я бы сбежа- ушла, никто бы ни о чём не догадался, поискали бы меня немного (да и то не факт) и успокоились. Забыли, как о страшном сне. Разве что Хилер, но про него я даже думать не хотела.              Но кому какое было дело до того, чего я там хотела? Никакое. Никому. Так что он стоял у меня на пути абсолютно буквально. "Смотрел" на меня и выглядел всё так же, как и последние сутки – до безобразия жалеющим. В лунном свете его силуэт казался расплывчатым. Мне, наверное, стоило хотя бы попытаться пройти как можно незаметнее, ну или – ещё более логично – другим путём. Но. Я была злой, мне хотелось послать его вне зависимости от того, что он тут мне сейчас сказал бы.              Итак: мы стояли друг против друга, я ожидала, когда Хилер начнёт говорить, он явно придумывал слова. Потому что попытаться убедить меня в том, что лучший выход – остаться здесь – это было весьма в его духе. Логично? Для него – очень даже. Я не прогадала.              – Прошу, не уходи, – начал он. Вот так, прямо сходу и в лоб. Гений.              – Хилер, пропусти, – процедила я сквозь зубы. Мысленно себя успокаивала – потому что иначе уже высказала бы ему всё, что думаю. Думала я про него много чего. Нелестного. Скорее даже весьма болезненного.              – Но... Это опасно. Ты одна, а я не могу позволить тебе так рисковать!              От его взволнованного тона меня передёрнуло. Вот же гад... Действительно считает, что я передумаю, когда услышу это? Думать надо было раньше. И ему, ибо нехер было это всё делать.              – Ну, раньше я как-то и без твоей «помощи» справлялась. И ничего, живая.              Умом своим (не самым здравым) я понимала, что творю, мягко говоря, фигню. Но все логика-здравый-смысл как-то забывались, как только я думала о том, что произошло. И я злилась. Злилась-ненавидела-презирала, я хотела его ударить, хорошо ударить, больно, так, чтобы до крови, чтобы он упал на землю, чтобы заткнулся к чёртовой матери!              Руки дрожали. Я сжала ладони в кулаки, понимая, что вот-вот сорвусь и расцарапаю Хилеру лицо. Ногти больно впились в кожу, разрывая её, оставляя гадкие красные полоски. По щекам почему-то бежали слёзы.              Я тебя ненавижу. Я. ТЕБЯ. НЕНАВИЖУ!!!              – Но… Тебе нужна помощь! Я лишь хочу спасти тебя!              – Да мне НЕ НУЖНО, чтобы меня спасали! МНЕ НЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ, МНЕ НЕ НУЖНА ТВОЯ «ЗАБОТА», МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ТЫ ОСТАВИЛ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!              Он вздрогнул от моего крика. Я тоже. Мне было больно – мне всегда было больно, когда я кричала. Тело казалось лёгким, совершенно ненастоящим, и я даже не понимала, как управлять им, а вот фантомные крылья готовы были распахнуться за спиной, дышать было тяжело, слёз было всё больше, я то и дело всхлипывала и была абсолютно уверена – если он сейчас сделает хоть шаг ко мне, я на него наброшусь.              И это почти привело меня в себя. Я глубоко вздохнула сквозь всхлипы. Расслабила руки. Пальцы мелко подрагивали, я чувствовала это. Хилер, явно ошарашенный моим поведением, испуганно сжался и совсем не двигался. Пытался понять сказанное, стало быть.              – Пойми, Хилер. Не каждый хочет, чтобы его спасали. Некоторые хотят тонуть в своей боли. Некоторые живут своей болью. И ты, – он вздрогнул, когда я резко ткнула его в грудь пальцем, – ты ничего не сможешь с этим сделать. Таков мир. Прощай.              Я подавила в себе желание оттолкнуть его с пути. Накинула на голову капюшон плаща, обогнула замершего целителя и пошла вперёд.              В никуда.              В моё никуда.              ***              «Никуда» оказалось достаточно… большим, скажем так. Ориентироваться по карте я толком не умела, но мне она нужна была, только чтоб не забрести в ещё одну пустыню. На это меня хватало. К тому же, очень помогало то, что мне можно было почти не питаться. Как я поняла: да, что-то в моём теле действительно есть, и чем сильнее я ощущаю крылья – тем ближе это «что-то» к тому, чтобы рвануть. А значит – надо срочно успокаиваться/начинать наконец-то заботиться о своём теле.              Через пару недель после злополучной ссоры с Хилером (из-за чего я испытывала лёгкий стыд, смешанный со злобой) я уже была в лесах рядом с – как оно там – королевством Холлиберри. Кто такая эта Холлиберри я не знала, но надеялась, что она не слишком ненавидит чужаков. Лучше пусть либо не заметит моё наличие в этом мире, либо боится, как все, кто видел моё лицо.              В смысле, за это время был только один человек – то есть, одно странное непонятное живое печенье – кто видел меня. И это была… Своеобразная история. Как, в принципе, и вся моя нынешняя жизнь.              Дни у меня были плохие. Отходняк от ссоры накрывал с головой, злость ещё не остыла, постоянно снились одни и те же сны, где сначала мать – а потом и он – толкали меня куда-то в бесконечную пропасть, и просыпалась я всегда с бешено бьющимся сердцем и вкусом крови на языке. Время было хреновое, мне не нравилось. Но, помня предыдущий опыт, я старалась унывать поменьше. Совсем не унывать не получалось, да и не хотелось. Просто…              Моя злость, моя обида, мой страх – без них я бы была уже мертва. Без них у меня не было смысла держаться в этом чужом мире. Не было смысла идти дальше, искать места для ночлежки, избегать местных монстров и всеми силами пытаться не заболеть никакой жуткой болячкой. Поэтому: да. Унываем и живём, ребята!              И в состоянии очередной рефлексии насчёт своей жизни, я нашла… Тортика. Вообще не редкое явление – леса ими кишмя кишели. Но этот был странный. Не убежал от меня сразу. Не напал. Мило тяфкнул, только увидев мою голову, и потащил ко мне какую-то ветку. А я… А я, вообще-то, с пяти лет себе щенка хотела! И совершенно законно решила, что теперь этот щенок – мой. Таскала его с собой пару дней – он сам рядом шёл, пока я не взяла его на руки.              Оказалось, тортики вполне… пушистые. Физика, прощай. Ты тут не нужна.              В общем, всё было почти как в сопливых любовных романах. Мне казалось, что это навсегда, что он любит меня больше всего на свете, что мы наконец-то нашли друг друга в этом жестоком и беспощадном мире. Но потом пришёл он. Красный чувак с огромной когтистой рукой. И всё тут же пошло к чертям собачьим.              – Чиффон! – проорал он, срываясь откуда-то с, мать его, неба. Бежавший на тот момент рядом со мной тортик обернулся, глазки его округлились, хвостик завилял, и он с громким счастливым лаем бросился в объятья красного. Тут же понеслась череда ласково-напуганных поощрений/угроз, на которые был способен только опытный собачник. А я стояла на месте.              И я не вдупляла.              Тортик радостно лизал красному лицо. Красный говорил что-то про «я думал, что потерял тебя!» и типа того. Я явно была лишней. После всех этих (трёх) проведённых вместе дней, после бессонных ночей (уже двух), после всего, что между нами было!              Ну, я не особо злилась. И идиоту было понятно, что красный – хозяин щеночка, а я не дьявол, чтобы их разлучать.              Но больно-то было. Поэтому я решила как можно быстрее ретироваться, поплакать денёк-другой в одиночестве и попытаться найти себе другого, бесхозного щенка. Отличный план. Надёжный, как швейцарские часы. Разрушился, как только щенок взял дело в свои лапки и подбежал ко мне. Красный поднял голову, увидел меня, понял, что я – ну, не то чтобы прямо печенька… И моментально побледнел почти до нежно-розового цвета.              – Чиффон… – от того, как он это просипел, меня накрыла волна скептицизма. Да, я странная, но не до оно-нас-всех-убьёт степени же. – Чиффон, прошу, иди сюда.              А сам явно готовился то ли сбежать, то ли ударить. А я и без того была не слишком рада от перспективы расстаться с щеночком, так из-за этого настроение ещё ниже упало. Хотя куда уж ниже.              – Чиффон, – я подняла щенка на руки. Он лизнул мне лицо, всё ещё радостно виляя хвостиком. Милашка. – Малыш, иди к своему другу, ладно? Было приятно провести эти дни с тобой.              И я, скрепя сердце, отпустила тортика на землю. Развернулась, сдерживая слёзы.              И ушла. Как и всегда.              ***              Хорошая новость: я нашла заброшенную деревню.              Плохая новость: я всё же заболела.              Как оказалось, в некоторых точках этого мира зима была постоянно. Мой – довольно слабый – иммунитет не обрадовался, когда я умудрилась проторчать под снегом без тёплой одежды сутки. И, спустя почти месяц бесконечных соплей, кашля и болящих заложенных ушей, я поняла, что если не займусь лечением сейчас, то потом уже не смогу. Потом уже не настанет. И мне очень повезло, что я смогла найти место, где можно было спокойно разжечь огонь, ничего не боясь, приготовить себе что-то и попытаться полечиться.              Мне не повезло, что я не знала, как лечиться. Чёрт, всё бы отдала сейчас за исцеляющий посох Хилера! Я не знала никаких лечебных трав-корешков, чем я болею, и что мне с этим делать. И держалась я явно на чистом упорстве. И надежде. Может, это всё же была простуда?              Как только я поняла, что меня стабильно знобит, и я явно хожу с температурой, надежда куда-то делась. Ничего, кроме компрессов и надо-хорошенько-пропотеть, я придумать не могла, а найти воду – притащить «домой» воду – вскипятить воду – уже занимало слишком много сил. И я была абсолютно уверена, что умираю.              Шёл снег. Он тут день через два шёл, и каждый раз именно к его приходу мне становилось хуже. Голова болела немилосердно, холод прошибал насквозь, и я уже который раз ловила себя на мысли, что не понимаю, почему не могу нормально укутаться в крылья и согреться. Пару раз мне даже казалось, что я не здесь – что не лежу на полугнилой деревянной(?) койке, а где-то дома. Или в треклятой пустыне. В деревне Рэйсин и Хилера. В лесу с Чиффоном.              Бред и лихорадка. Здравствуйте.              От холода по телу вместо дрожи уже пробегали настоящие судороги. Кашель раздирал горло в кровь, голова готова была расколоться нахер. Если я умирала – а я умирала – то это была херовая смерть.              Умирать мне было нельзя, но я уже как-то не помнила, почему.              Пить хотелось до Луны и обратно.              Да… Глоток воды бы точно спас положение. Но как до неё добраться-то, до воды? Я сомневалась, что могу проползти злосчастные три метра до ведра с ней. Но попробовать надо. Жить – надо.              Тело двигаться отказывалось. Телу вообще дела не было до моих мыслей, оно уже было само по себе. Я снова закашлялась.              «Прошу…» – возникло в воспалённом сознании.              «Помогите».              ***              Когда я вдруг открыла глаза (не помню, чтобы закрывала их), тут же поняла, что я не одна. И, как оказалось, верно.              – Хочешь пить? – раздался надо мной чей-то голос. Кажется, женский. В темноте моего пристанища я ни черта не видела, да и в любом случае, перед глазами пелена стояла. Но я кивнула. Потому что пить я хотела. Тут же зашлась очередным приступом, мать его, кашля. Едва не выкашляла себе лёгкие, по ощущениям.              – Держи, дитя.              Чья-то рука приподняла меня за спину, переводя в полусидячее положение. Губ коснулось что-то – наверное, кружка. И… Вода! Первый глоток оказался болезненный, но это меня не остановило. Жажда отступала, горло будто бы даже отпустило. Мгновенье спустя я поняла, что выдула за раз всю кружку, а помогающая мне женщина тихо смеётся. Впрочем, совсем скоро она дала мне ещё воды.              Наверное, это был ангел.              Спустя кружки три я поняла, что могу думать. Ангел, кажется, тоже это поняла. Теперь я могу её рассмотреть – а внешность у неё была… запоминающаяся.              Розовато-красное тесто, седые волосы. Чёрно-красная одежда, жуткий посох с черепом и рога. Настоящие чёрные рога! Жутко. Но всё равно – ангел.              Мы смотрели друг на друга. Мы долго смотрели друг на друга. Я уже даже почувствовала, что вот-вот снова скачусь в сон-бред, но тут она улыбнулась и спросила:              – Дитя, скажи мне честно. Ты хочешь жить?              Я хотела жить. Я ей кивнула.              – Тогда позволь мне помочь тебе.              Мысли в голове крутились вяленько, но по её тону было понятно, что потом я должна буду помочь ей. Но, что ж. Меня это устраивало. Я снова кивнула, где-то на подкорке сознания понимая, что ввязываюсь во что-то крупное.              Взгляд ангела стал почти что умилённым. Она протянула мне руку. Я протянула руку в ответ.              Я верила ей.