По следам

      Пришлось проделывать тот же путь. Снова.       Только на этот раз, конечно, без букетов и прочих глупостей. Сол-Дит заранее написал жене — бывшей жене, точнее — и попросил разрешения явиться. Номер коммуникатора у неё за семнадцать лет не сменился. Честно говоря, уж лучше бы номер!..       В нынешних обстоятельствах Сол-Дит допускал, что она вообще не захочет с ним разговаривать. Но Тир-Ним всё же ответила, хотя и предельно кратко. Всего одно слово — «приходи», дата и время. Ему, помнившему многословную романтическую переписку — а юная журналистка сочиняла послания, достойные древних ораторов! — такая краткость показалась зловещей. Новый муж, что ли, через плечо заглядывал?       Нет, он не собирался ни в чём её обвинять, просто не предусмотрел такой возможности. Неожиданность и ударила больнее всего.       По закону Тир-Ним имела полное право поступить так, как поступила. «Право свободного клинка», зародившееся как минимум в богатую на военные столкновения Эпоху раннего государства и в начале шеститысячных принявшее форму «Закона о семьях пропавших». Согласно ему, отсутствие одного супруга в течение определённого срока давало второму возможность расторгнуть брак в одностороннем порядке. Его действие распространялось сначала на военных и моряков, а потом и на космонавтов. Для экипажа «Диавоны», разумеется, никто не делал исключения, там и женатых-то почти не было. Сол-Дит знал только про Ол-Кета, и то лишь потому, что у майора на заставке рабочего компьютера вопреки всем инструкциям стояла фотография жены.       Сам капитан, не будучи юристом, просто-напросто забыл об этой норме, хотя перед стартом экспедиции офицеров знакомили с касающимися их правовыми актами. Но тогда его, как и всех, больше интересовали льготы и поощрения. Сол-Дит и не вспомнил бы о старом законе, если бы не юридически подкованный комэск. В сухом казённом изложении трагедия выглядела мелкой неприятностью: даже клинки, как при настоящем разводе, не ломали, а бывшие супруги могли возобновить брак по обоюдному согласию. Правда, при отсутствии возражений со стороны нового супруга, хотя и его мог обязать суд… Уж не разбирательств ли эта парочка боится?       С такими мыслями Сол-Дит дошёл до нужного подъезда, а дальше ноги словно отказались ему повиноваться. Хоо побери, он боевой офицер или кто?! Ну же, левой-правой, левой-правой… Привычный маршевый ритм слегка успокоил.       Его явно ждали — едва отзвучала минорная трель звонка, дверь распахнулась и на пороге появилась хмурая Тир-Ним.       — Добрый день.       — Добрый. Проходи, — бросила она и зацокала в глубь квартиры.       Сол-Дит направился за ней, буравя взглядом напряжённую спину. На лицо Тир-Ним совсем не изменилась, а вот образ в целом… Жёлтый цвет она, кажется, раньше не жаловала. А изумительно пышную косу, которой он некогда так восхищался, сменило короткое, едва до плеч, каре.       Дома, кажется, никого больше не было. Сол-Дит украдкой заглянул в комнату дочки и улыбнулся, увидев парящие под потолком вертолёты. На крутящемся кресле вольготно расположилась Звёздочка — ранвишка, которую Сол-Ним подарил отец. При виде него зверёк поднял тёмную мордочку с белым пятном на лбу, принюхался и, опознав своего, улёгся спать дальше.       Длинный полутёмный коридор вёл на кухню. Её за эти годы отремонтировали в стиле чёрно-серо-белой сверхсовременной лаконичности с угрожающе-алыми акцентами. Безликие отсеки «Диавоны» и то были уютнее.       Тир-Ним резко развернулась, воинственно щёлкнув каблуками.       — Я, кажется, должна извиниться?       — Нет.       И это даже не вежливость — извинения из-под палки Сол-Диту абсолютно точно не нужны.       Тир-Ним явно расслабилась и даже попыталась улыбнуться:       — Ну что мы, в самом деле, как чужие… Чай, кофе?       Сол-Дит опустился на стул и молча покачал головой. В такой ситуации хотелось глотнуть чего покрепче, но точно не здесь и не сейчас.       Она лишь пожала плечами, но сама осталась стоять.       — О чём ты хотел поговорить? Скандалить, вижу, не собираешься. Зачем тогда?..       Нет, скандалов Сол-Дит не хотел. Он не мог сказать, что ревности не было совсем, но… Прошло семнадцать лет. Это глупо.       — О Сол-Ним.       Это была самая логичная тема беседы, но Тир-Ним почему-то снова занервничала и принялась прохаживаться вдоль подоконника.       — И что тебе не так?       — Я хочу свободно с ней общаться. Бегать тайком на свидания с мальчишкой — ещё ладно, но с родным отцом — уже перебор.       Тир-Ним замерла как вкопанная. Сквозь непроницаемую ледяную маску наконец пробилась первая настоящая эмоция — потрясение.       — Солар… Ты действительно веришь, что я стала бы прятать от тебя дочь?       Он не нашёлся, что ответить.       Тир-Ним снова с угрожающим цокотом прошлась по комнате. Надо же, как её задело!       — Нет, я, может, и впрямь поступила не очень честно… Но не надо делать из меня монстра!       Ну, пара критических замечаний по поводу её воспитательных методов так и просилась на язык, но капитан снова смолчал. Он, которого не было рядом все эти годы, не имел права ей указывать. Кто знает, как он сам вёл бы себя в роли отца?..       — А фамилия у девочки почему твоя? Мы же договаривались.       Тир-Ним чуть смущённо развела руками.       — Я собиралась, правда… Но это было нерационально. Никто же не знал, когда вы вернётесь и вернётесь ли вообще. Не хотелось постоянно объяснять, почему у меня и у моего ребёнка фамилии разные.       Похоже на правду — фамилию второго мужа она ведь тоже не взяла. Интересно, а у её сына чья фамилия? Надо спросить у дочки, как зовут её сводного брата.       — Зато вы почти тёзки. Ещё вопросы?       — Сол-Ним хочет в Академию. Почему ты против?       Каблуки клацнули о паркет как-то особенно возмущённо.       — Чтобы она однажды тоже улетела не пойми куда?! Нет уж! Никому не пожелаю оказаться на моём месте.       «Так ты вроде неплохо устроилась?» К счастью, Сол-Диту хватило выдержки не ляпнуть это вслух.       — Не веришь? — фыркнула Тир-Ним. — Думаешь, мне после твоего отлёта не было плохо? Я не скучала? Ошибаешься.       — Верю.       Это короткое слово далось с трудом. Сейчас, в обстановке скованного, мучительного разговора, такое заявление звучало слишком неправдоподобно. Но Тир-Ним, по крайней мере, снова успокоилась.       — Что-то ещё?       — Ну, пожалуй… — Сол-Дит задумался: других общих тем у них теперь, наверное, нет. — Не мешай девочке выбрать свой путь. Это единственная моя просьба.       — И больше ничего?       — Ничего.       «Из меня тоже не надо делать монстра».       — Тогда… ладно, — кивнула порядком озадаченная Тир-Ним. — Чай точно не будешь?       Но она, кажется, обрадовалась, когда он отказался и собрался уходить.       — Если вдруг понадобится… можешь приезжать в любое время! — сказала она уже удаляющейся спине.       — Непременно, — по-военному отсалютовал Сол-Дит. Они оба понимали, что это значит «больше никогда».       До выхода его никто не провожал, только Звёздочка высунула из комнаты любопытный нос. Сол-Дит постарался поплотнее захлопнуть дверь, словно отсекая прошлое от настоящего, и, чеканя шаг, направился вниз.       

* * *

      Хлопнула входная дверь. Зло хлопнула.       Теперь, в одиночестве, Тир-Ним могла дать себе волю. Страх, который нельзя было выдать, ушёл, оставив после себя пустоту и бесконечную усталость. Колени подгибались, и она буквально упала на ближайший стул — аж металлические ножки зловеще скрежетнули по паркету. Автомат, к счастью, оказался рядом, и за кружкой крепкого кофе достаточно было протянуть руку. Подумав, Тир-Ним ещё и от души плеснула туда «Эсарийского бальзама» — вряд ли он настолько чудодействен, как расписывают рекламщики, но ей сейчас сойдёт и обычная настойка.       О возвращении почти всего экипажа «Диавоны» сотрудница крупнейшей телекомпании узнала одной из первых в стране, и эта новость вызвала у неё противоречивые чувства — конечно, она ни в коем случае не желала гибели звёздному капитану, но неизбежная необходимость оправдываться слегка нервировала. Когда вести дошли до Сол-Ним, та в порыве радости выплеснула на мать целый поток откровений — и страх вытеснил всё остальное. Несложно было догадаться, что Сол-Дит рано или поздно захочет встретиться с бывшей женой. И скорее даже рано.       Тир-Ним, конечно, готовилась к этой встрече, но, увидев его вживую, лишь чудом не рухнула в обморок. Знакомое лицо, голос, взгляд… Перед ней словно предстал призрак. Ощущение открывшегося портала в прошлое пугало даже сильнее, чем предстоящий неловкий разговор.       Она знала свою вину, ждала упрёков и готовилась защищаться — в лучших традициях староменвитской риторики, позаимствовавшей у военных принцип защиты нападением. Но оборона не понадобилась — её даже не пытались обвинять. Не простили, конечно, тоже, но это её уже не волновало. Не волновало ведь, правда?       Тир-Ним со вздохом отставила пустую кружку. Зеркальная панель во всю стену отразила причудливо искажённое жёлтое пятно — болезненно-яркое на чёрно-белом фоне. Она криво улыбнулась своему отражению и машинально поправила причёску. Вспомнилось, что она отрезала волосы, когда познакомилась со своим теперешним мужем — тот при первой встрече сказал, что ей пойдёт такая стрижка. Как оператор с соответствующей профдеформацией он знал, что говорил, но Тир-Ним последовала его совету больше назло улетевшему Сол-Диту.       В начале их отношений она готова была понять его мотивы — какой избранник отказался бы от подобной карьеры? — хотя ей было бы, конечно, приятно, если бы он остался ради неё. Но вот «Диавона» улетела, и поползли месяцы ожидания — невыносимо медленно и тоскливо. Ниртаев звездолёт не преодолел даже половины пути на Беллиору, а Тир-Ним уже готова была выть. Ни нормальной семьи, ни перспектив — только одиночество, тщательно скрываемая, но оттого ничуть не менее оскорбительная жалость коллег и компания несмышлёного младенца в качестве единственного утешения. Потом пришли злость и обида — естественная обида брошенной женщины, хотя называть себя так даже мысленно было мерзко. И она с удовольствием избавилась от этого клейма, когда подвернулась возможность. Связи в адвокатской среде, приобретённые ещё в годы увлечения журналистскими расследованиями, оказались тут как нельзя кстати.       Нет, не стоит ворошить старые обиды. Прошло семнадцать лет.       Снова хлопнула входная дверь, но на этот раз вместо чеканных шагов военного по паркету звонко застучали лёгкие каблуки. Тир-Ним растерянно перевела взгляд на цифровое табло — почти четыре, Сол-Ним вернулась из школы.       — О, мам, привет! Ты не на работе? — удивилась девочка, заглянув на кухню.       — Пришлось отпроситься.       Тир-Ним поджала губы, увидев, что дочь опять нарядилась в юбку. Запрет на эту непрактичную одежду королева Ла-Ран отменила одним из первых, но многие всё ещё относились к юбкам с предубеждением, и сама Тир-Ним в глубине души была с этим мнением солидарна. Ладно, ругаться она не будет. Девочка и так её, похоже, не с лучшей стороны отцу расписала… Может, и было за что, но всё равно обидно.       — Ты не заболела?       — Нет. Иди переодевайся.       Дочь развернулась — чётко, почти по-военному — и зацокала по коридору. Тир-Ним, словно впервые, поразилась тому, как она похожа на отца. И не только лицом. Взгляд, походка, даже интонации — один в один. Откуда, казалось бы, если они впервые встретились пару недель назад?       — Сола, стой!       — Да, мам?       Тонкие брови над серовато-зелёными глазами взметнулись вверх. Точно такой же жест Тир-Ним наблюдала полчаса назад.       — Насчёт твоей Академии… Я по-прежнему не одобряю твой выбор, но запрещать не буду. Туда всё равно очень сложно попасть. Если сможешь, значит, так тому и быть.       — О-о-о! — протянула дочь, и изумление на её лице тоже было до боли знакомым. — Спасибо, конечно… А почему ты вдруг передумала? — спросила она уже тише, отступая обратно в коридор.       — Вспомнила, знаешь ли, свою молодость. Не думаю, что всегда делала верные выборы, но совсем без них никак.       Сол-Ним с озадаченной, но счастливой улыбкой убежала к себе. Мать проводила её задумчивым взглядом и отвернулась к окну. Там, за стеклом, грозно нависало над Бассанией блёклое ранневесеннее небо — немое и холодное для неё и неизмеримо прекрасное для Сол-Ним и её отца.