***
Как и предсказывал Намджун, к вечеру повалил сильный снег. Крупные, искристые хлопья превращали картинку за окном в белое полотно, за которым толком не было видно людей. Я устало потирала глаза, словно испещеренные мелкими, саднящими царапинами. Монитор компьютера агрессивно светил, ставя своей целью нанести мне как можно больше урона. После утреннего совещания по лавинной ситуации и встречи с Субином я плотно заперлась в кабинете и принялась заранее готовить отчет, чтобы не сидеть потом на работе сутками, пытаясь успеть до Рождества. Пару раз мой покой нарушал Чонгук. Он, как и договаривались, вел себя крайне прилично, нейтрально и образцово-показательно. Я думала, что буду рада таким переменами. И в понедельник даже довольно мурлыкнула, когда впервые с этим столкнулась. На третий день это стало раздражать. Каким-то он был искусственным, натянутым, скучным. Если бы могла – отшлепала бы свой мозг за такие мысли. Наверное, дело в том, что я знала настоящего Чонгука. И хоть его поведение на какое-то время стало соответствовать моим ожиданиям, оно было не настоящим. А я не любила фальшь. Зазвонил стационарный телефон. Я медленно, дочитывая строку цифр, оторвала взгляд от монитора и посмотрела на имя звонящего. Выпрямилась в кресле. Схватила трубку. Та выскользнула из рук. Я поймала ее в полете. Выдохнула. Нажала на зеленую кнопку. И с улыбкой произнесла: – Директор Со, добрый день! – Добрый день, Сонэ-щи, – в голосе мужчины тоже звучала улыбка. – Как ваши дела? А можно без расшаркиваний?! Когда сам CEO звонит, даже не его секретарь – значит, настал пиздец. И лучше я узнаю о нем сразу, чем буду нервно гадать. – Все прекрасно, благодарю. Как вы? Я закрыла темно-серый ежедневник и убрала его из-под носа в сторону, чтобы не мешал. – Хорошо, хорошо. На днях щенка взяли внуку. Мальтипу – слышала про такую породу? – Нет, к сожалению, – я негромко и коротко рассмеялась, создавая непринужденную атмосферу, но давая возможность легко перебить меня. И придвинула ближе клавиатуру с мышкой на случай, если придется что-то искать или набирать на компьютере. – Такая маленькая и такая дорогая. Полтора миллиона вон за килограмм взрослого пса, – в голосе мужчины прорезались ворчливые нотки. – Ох, уж эти породистые собаки, – согласилась я. Записывать, все же, удобнее не на компьютер, поэтому отодвинула клавиатуру и обратно придвинула ежедневник. – Ладно, сейчас не о них. Решил я тут найти в почте твой прогноз по рынку HoReCa на следующий год – у нас под вопросом отель на Чеджу, надо решить, оставлять его или перепродавать. И все же лучше компьютер. Я взяла мышку, свернула окно с отчетом и залезла в общие диски компании в поисках спрятанной там презентации с анализом. Я никогда не любила манеру Со Сынчоля подходить к сути разговора издалека, что только усугублялось его медленно манерой речи и высоким статусом в компании. Точнее даже, во всей группе компаний. Пока он проговаривал каждую букву по отдельности, я успела найти обсуждаемую аналитику и открыть ее. – Вбил твое имя в поиске. И наткнулся на непрочитанное письмо от неизвестного отправителя в папке «Неважное». Я отодвинула клавиатуру. Притянула обратно ежедневник. Взяла любимую черную ручку. И замерла. Мозг не предлагал ни одной идеи, что происходит. – Отправлено не с нашего почтового адреса, а с корея точка ком. Когда-нибудь безопасники выскажут мне за беспечность. Но я знаю, что на это ответить. Я их спрошу, а как это письмо все же смогло попасть ко мне через все их фильтры? Я издала вежливый смешок и дернула носком ботинка, не в силах сдерживать раздражение. – Конечно, открыл я его не с рабочего компьютера, а со специального ноутбука. Хотя вряд ли там что-то могло быть опасное, раз оно все равно прошло через систему – никаких ссылок или вложений там быть не могло. Я постукивала ручкой по мягкой странице ежедневника. На одно слово в среднем выходило три удара. – Письмо-то про тебя оказалось. Ручка замерла. Меня? – Жалоба. Жалоба? – Что ты, злоупотребляя своим положением и данной тебе властью, используешь некоего молодого Чон Чонгука, твоего подчиненного, в личных целях. Сексуально его домогаешься – цитирую. Что он, бедный-несчастный, не может тебе отказать, потому вынужден удовлетворять, чтобы не потерять работу. Сумин! Я резким движением отбросила ручку, и та, прокатившись по столу, свалилась на пол с другой стороны. – Я письмо тебе перешлю. Обратись к безопасникам, пусть найдут крысу в твоем курятнике. – Конечно, директор Со, благодарю. В отсутствии ручки, я принялась барабанить по ежедневнику пальцами. – Сонэ-щи, насколько он молодой? – спросил мужчина, посмеиваясь. Я снова выпрямилась в кресле. – Директор Со, надеюсь, вы не думаете, что я и правда... – Сонэ, Сонэ, – вздохнул директор. – Гуляй, пока молодая. Главное, чтобы добровольно – мне репутационные потери ни к чему. И вычисли крысу, пока она не пошла к журналистам. Раздались гудки. Я дрожащей рукой нажала на кнопку отбоя и не с первого раза поставила трубку в станцию. В груди клокотал вулкан, готовый вот-вот взорваться фонтаном лавы, который сожжет все вокруг себя. Маленькая сволочь. Настолько помешалась на своем Чонгуке, что решила устранить «соперницу»?! Глупо. Наивно. До этого она мне была неинтересна, но теперь... Не буду рубить с плеча. Сначала дождусь расследования от безопасников, а потом эта дрянь мне ответит. На экране всплыло уведомление о новом письме, а я нашла на корпоративном портале номер руководителя службы безопасности. Думала, заведет почту на стороннем ресурсе, и ее не смогут найти? Такой идиотизм должен быть наказан.***
К утру четверга снег перестал валить, а к обеду выглянуло солнце, ничуть меня не обманувшее – намджуновские синоптики давали прогноз на ежедневные снегопады. Тем не менее, виды за окном радовали белыми, искрящимися на свету верхушками гор. И пусть у этого была неприглядная обратная сторона – повышение лавинной опасности, сердце шептало, что оно того стоит. Я шла на обед, когда Чонгук поймал меня посреди коридора и, лихорадочно сверкая глазами, утянул в помещение с табличкой «Только для персонала». Мы оказались в кладовке два на два метра с одной микрораковиной и инвентарем уборщиц. Я уперлась лопатками в стену, держась на расстоянии от парня – в ушах еще долбили набатом слова директора. – Двое моих фрирайдили. Один сорвался в обрыв. Второй добежал до спасателей. Парни Намджуна уже ищут. Нужна вертушка – там на багах не проедешь. На этих словах зазвонил телефон. Я бросила взгляд на экран и убедилась, что это спасатель. Чонгук судорожно, нервно сжимал мой локоть и смотрел с дикой смесью надежды и мольбы. – Да, – я ответила на звонок. – Чон добежал до тебя? Согласуй вертушку. – Согласовано. – Парни, давайте... – остаток фразы уже не услышала, так как Намджун отключился. Упавший с обрыва – всегда ЧП. Но когда коллега – это становится личным. Я чувствовала, как под кожей колотит нервами. Мозг лихорадочно считал финансовые потери и писал объяснительную, почему несколько миллионов вон ушло на операцию по спасению сотрудника, нарушившего правила курорта. Параллельно этому продумывалась линия защиты Чона, не уследившего за инструктором из его службы. Но это все было автоматическое, отточенная годами привычка думать о потребностях компании. Поверх шаблонов лезли страх и осознание. Если туда не проехать на багах – все должно быть сложно. Чонгук, стоило только услышать «согласовано», подорвался с места и покинул подсобку, даже не захлопнув дверь за собой. Я чертыхнулась и побежала за ним в сторону дежурки спасателей. Там, внутри, Сыльги пристально следила за прикрепленными к форме спасателей камерами через несколько расположенных над пультом мониторов. На экранах было много снега и черных стволов деревьев, но даже так я узнала расположенное чуть сбоку от курорта узкое ущелье. Туда и правда было не проехать на багах, но максимум, что мог предложить вертолет – спустить тросы и лестницу. Над Сыльги, опираясь одной рукой о панель, нависал Намджун и диктовал в рацию указания. На столе посреди помещения я заметила несколько кружек с еще дымящимся кофе – спасателей явно прервали в момент, когда они взяли себе обязательную паузу для отдыха. Старшие действовали четко, уверенно, спокойно. Чонгук же судорожно метался по помещению. Однако мне удалось рассмотреть в его действиях закономерность – он хватал вещи из комплекта спасателя. – Ты что делаешь? – я поймала парня за ворот куртки. – Собираюсь. Уточнять, куда, смысла не было. – Никуда ты не пойдешь, – я вцепилась в куртку второй рукой и попыталась пресечь попытку Чона вырваться из захвата. – Там Юнхо, я должен его найти, – Чонгук все же сильнее, особенно в момент отчаяния, поэтому легко вырвался. Его взгляд был расфокусированным, но сам парень действовал хоть и дергано, все же четко. – Ты не профессионал. Чем ты поможешь? Свалишься вслед за Юнхо и прибавишь парням работы? – я в раздражении снова дернула парня за куртку, заставляя остановиться. – Для чего тогда были курсы первой помощи?! – рявкнул Чонгук и яростно посмотрел на меня. Намджун, все так же опираясь левой рукой о панель пульта, обернулся через плечо и хмуро посмотрел мне в глаза. Я мысленно послала спасателя, хоть и понимала, что тот прав. – Для гостей. Умение отличить инфаркт от инсульта не поможет в поиске человека на дне ущелья, – я встряхнула парня, по-прежнему держа его за одежду. Слева раздался судорожный вздох. Мой взгляд выхватил вытянутую в струну фигуру забившегося в угол парня со сноубордом в руках. Глаза у него были шальные, круглые, а брови замерли в трагическом изломе. – А ты кто такой? – нахмурилась я, разглядывая постороннего. – Чжан Юджин, мы катались вместе с Юнхо, – парня затрясло, отчего синий сноуборд с рисунком гор чуть не выскользнул из его рук. – Какого хуя ты фрирайдил?! – взвилась я, выпуская Чона из захвата и наступая на и без того напуганного парнишку лет двадцати. Он смотрел на меня огромными, влажно блестевшими глазами, а его губы дрожали от подступающих рыданий. – Не смей орать на моих людей, – вдруг встрял Чон, заслоняя парнишку от меня. Я вскинула голову. – Они нарушили правила и... Договорить мне не дали. – Я сам разберусь, – твердо ответил Чонгук, вдруг взявший себя в руки. Его взгляд уже был более осознанным, а не таким потерянным, как еще минуту назад. Видимо, возможность что-то сделать, хоть такую малость, как встать между мной и молоденьким инструктором, вернула его в реальность. – Разберись, – мне не понравилось, что подчиненный посмел перечить, да еще на глазах других, но он был в своем праве, поэтому я отступила. – И никуда ты не пойдешь. Сейчас ты гораздо нужнее своей службе, – я мотнула подбородком в сторону трясущегося паренька. – Новости расползаются быстро, а вы, инструкторы, на всю голову долбанутые. Вряд ли ты единственный решишь помочь, – в голосе прозвучал сарказм, – спасателям. Мы пару мгновений бодались взглядами, после чего Чон сделал шаг назад, скинул на пол рюкзак спасателя и развернулся. Схватил парнишку за куртку. Борд выскользнул из слабых рук и с грохотом свалился на пол. Чонгук перешагнул через доску и выволок парня из помещения, умудрившись сильно хлопнуть дверью с доводчиком. Сломал, наверное. – Намджун?.. – я обернулась в сторону главного спасателя и старшей дежурной. – Пока ничего, – мужчина покачал головой, и мы обменялись взглядами. Где-то под ребрами шевельнулись иголки, больно впиваясь в мясо. – Держи в курсе. Я буду у себя. Ким кивнул и вернул все свое внимание мониторам. А я направилась в кабинет с нарастающей в груди тяжестью. Мы оба знали, что счетчик «дней без травм» обнулился. Если смерть можно было приравнять к травмам.***
Я перечитала смску от Намджуна: «Тело доставили в морг». Тело. Еще утром он был Ким Юнхо, а сейчас – тело. Я откинула телефон на стол и прижалась губами к костяшкам сжатых в кулак пальцев. За окном была практически непроглядная тьма. Вечернее катание уже закончилось, трассы закрылись, но вокруг здания через один горели фонари для задержавшихся на работе. То есть, меня. Мягкий снег валил редкими хлопьями. Ему было невдомек, что именно он стал причиной слишком рано ушедшего юноши, которому бы пожить еще лет шестьдесят. Но он погиб молодым. Свободной рукой я вытерла щеки и с ненавистью посмотрела на безмятежный, желтовато-золотистый в свете фонарей снег. Долбаные инструкторы с их долбаной любовью к катанию. Долбаный снег. Долбаное повышение. Я взяла телефон и постучала его уголком по столу. Надо было идти. Сейчас, когда сезон в самом разгаре, найти «внеурочный» транспорт оказалось легче, чем тогда, осенью, когда встала канатка. Но я отправила всех домой, а сама осталась. Служба бронирования нашла в одном из отелей свободный номер, в котором я могла переночевать. Поэтому, заперлась в кабинете. Дождалась сообщения, что тело... Юнхо... доставлен. Заполнила отчеты. Подала информацию во все инстанции. С завтрашнего дня нас начнут трясти проверками. Действительно ли курорт безопасен? Соблюдаем ли мы рекомендованные меры безопасности? Чиновники будут стараться прикрыть свои жопы, чтобы смерть на самом популярном горнолыжном курорте была не на их совести. С трудом сглотнув, я встала из кресла, засунула мобильник в карман джинсов, накинула куртку и направилась вниз. Не забыть закрыть здание. Попрощаться с дежурными, заступившими на ночную смену. Добраться на баге с одним из спасателей до долины курорта. Заселиться. Постараться уснуть. Свет в коридорах был выключен, но вполне хватало уличных фонарей, заглядывающих в большие панорамные окна. Я спускалась по лестнице, с раздражением замечая, насколько громко звучали шаги в этой густой, ночной тишине. Внимание привлекла полоска света из-под двери инструкторской. Чонгук сидел за придвинутым к окну столом. Он головой прижимался к наверняка холодному стеклу, а в руках крутил пластиковый стаканчик с чем-то прозрачным. Впрочем, это не была тайной – на столе стояло несколько бутылок соджу, одна из них уже пустая. При моем появлении парень не поменял позу, не обернулся, не проявил никакого интереса. Я подошла к кулеру, спрятавшемуся в углу между расположенных вдоль стен металлических шкафчиков для униформы и одежды инструкторов. Взяла из длинного подстаканника пластиковый стаканчик. Подошла к столу. Налила из открытой бутылки соджу. Села напротив Чонгука. И залпом осушила стакан. Алкоголь сладко-горько окутал язык, прокатился по гортани и осел в пустом желудке. Было не до еды. Я смотрела в окно и видела тонны белого снега. С утра инструкторы радовались, что ночью прошел снегопад – трассы получились плотными, крепкими, прекрасными для катания. Кто-то обронил мысль про шикарный пухляк за пределами «цивилизованной территории» и как было бы классно по нему прокатиться, врезаясь лыжами в пушистые шапки. Надо вспомнить, кто это говорил. И уволить к херам собачьим. Со стороны Чонгука раздалось шмыганье. Я отвела взгляд от снега и увидела, как на щеки парня легли две мокрые дорожки. Следующие слезы пробежали ровно по ним, не отступая ни на миллиметр. Я встала со своего места, обогнула стол и села на столешницу перед лицом парня. Поставила ноги в ботинках на стул по бокам от его бедер – носами на самый краешек сидушки. Притянула Чонгука за затылок и прижала лбом к ключицам. Он обхватил меня руками, с силой сжал низ куртки и отчаянно завыл, захлебываясь слезами, давясь собственным криком. Я гладила его по затылку, касалась губами макушки, обнимала за плечи, сильнее прижимала к себе. Было больно. За совсем еще молодого Юнхо. За Чонгука, потерявшего своего человека. За родителей парня, которым я была вынуждена позвонить, когда спасатели наконец-то нашли поломанное тело. Как его мать сначала отрицала, говорила «Нет, вы ошиблись, это не может быть мой Юнхо, сегодня не его смена». И как потом выла. Так же, как сейчас Чонгук. Все приговаривала «Я же ему говорила, я просила его». Пушистый снег оседал на табличке «Катание вне трасс запрещено». Я не могла вытереть собственные слезы, потому что пыталась в этот момент все свои силы отдать Чонгуку. Из-за этого уже ничего не видела перед собой. Только мутную пелену, делавшую мир смазанным и обманчивым. И не могла не думать о том, что это главная особенность гор. Они всегда врут, путая, мешая и каждый день подвергая опасности тех, кто осмелился на них подняться.***
Я открыла дверь машины и подтолкнула Чонгука к ней. Он все также, будто марионетка, сел внутрь. Но вместо того, чтобы отпустить мою руку, сильнее вцепился в нее и поднял глаза. Круглые, большие, воспаленные. Он молчал, сжимая пальцы. Я подумала про забронированный номер. Что на дворе – полночь. И села внутрь, заставив Чонгука продвинуться на другую половину сиденья. В темноте контуры гор стремились слиться с небом, создавая единое полотно опасности. Машина ехала быстро, смазывая и без того нечеткую картинку. Фары выхватывали летящий в лобовое снег. Казалось, что на расстоянии пары шагов впереди ничего нет. Но вот мы делали полный оборот колеса, а дорога все продолжалась, не заканчиваясь и уводя нас на безопасную низину. Горячая ладонь Чонгука сжимала мою, опаляя и поднимая температуру. Он смотрел в боковое окно. Лица видно не было, даже в отражении – тьма поглотила его. Мы ехали дольше, чем мне бы хотелось – я не доверяла снежной ночной дороге. Не сегодня. К счастью, в этом мире нет ничего вечного. Водитель высадил нас на центральной площади. Адрес Чонгука я не знала, а он все так же молчал. Здесь, внизу, было значительно теплее, чем в горах. И даже снег ощущался по-другому. Словно что-то светлое, мягкое, нежное. Он пушистыми хлопьями оседал на взлохмаченную голову парня, его плечи, ресницы. Видеть свое отражение в почти черных глазах становится слишком привычным. Если пойти налево, прямо или назад – нырнешь в череду городских улиц и домов. Направо – будешь несколько кварталов идти по открытому пространству. Сначала центральная площадь. После нее целый квартал под сквер из низких кустарников и клумб, с лавками, качелями и уличными лежаками. Завершает это все пространство перед главным театром города с пешеходным фонтаном, выключенным на зиму. Мы молча пошли направо. Моя ладонь лежала в горячей чонгуковой руке. Его пальцы кольцом обхватили мои – никуда не деться. Я чуть сжала руку – и получила ответное пожимание, но парень даже не обернулся. Он шел вперед, рассеянно глядя перед собой в одну точку, будто там было что-то интересное, кроме темно-серых зданий по правую руку и площади по левую. В такой поздний час людей не было, а мы, наверное, напоминали загулявшую влюбленную парочку. Вряд ли кто-то бы подумал, что мы – коллеги, только что потерявшие одного из своих. Хотелось отвлечься. Я увидела работающую кофейню и потянула Чонгука за собой. Но у самого входа он расцепил наши руки и встал лицом в сторону улицы, запрокинув голову вверх и позволив снежинкам оседать на лице, тая и соскальзывая мокрыми дорожками вниз. Руке стало холодно. Холод проник под кожу. Добрался до сердца. И осел на нем трескучим инеем. Контраст кафе и улицы развалил меня на атомы. Яркий, острый свет, иголками впивающийся в глаза. Жужжащие звуки кофемашины. Равномерный бит ручки по столешнице. И по виду студент за кассой в окружении книг и тетрадей. Проморгавшись, я пробежалась взглядом по меню. Аппарат закончил наливать очередную порцию бодрости для обучающегося и принялся за мой заказ. Только поэтому я простила ему излишнюю громкость, вгрызающуюся в уши, заставляющую барабанные перепонки напрягаться и натягиваться внутри головы. Я приложила карту к терминалу. Раздался характерный писк. Бариста отдал мне два стакана кофе. И я вернулась в тишину и размеренность улицы. Чонгук стоял на том же месте, но уже не пытался спрятаться в падающем снеге. Он смотрел на носок своего ботинка, которым выводил бессмысленные узоры на свежем покрывале дороги. Стакан с кофе парень принял молча. Так же молча взял мою руку обратно в свою. Мы двинулись в сторону сквера. Фонари в нем горели, но тускло, чтобы не создавать слишком яркий фон, который мог бы помешать жителям соседних домов. Чонгук сделал первый глоток кофе и невесело хмыкнул, заговорив впервые за вечер: – Как ты догадалась, что я пью мокко? – Так, что ты пьешь сладкое розовое шампанское. – Дай угадаю. Американо? – Ага. Мы подошли к одной из лавок, с трех сторон окруженной изгородью из кустарника высотой по грудь. Чонгук, не выпуская руку, сел. Мне пришлось встать так близко, что его колени уперлись в мои. Он поставил свой мокко на лавку и с силой, всей ладонью свободной руки, потер глаза. Я разместила американо рядом с мокко. Сжала руку, стараясь передать ею поддержку. Провела большим пальцем по щеке, стирая сбежавшую слезу. Затем – вторую. Чонгук запрокинул голову и часто заморгал. Слезы сбегали все чаще. Быстрее. Он снова с усилием провел по глазам, но только размазал слезы вперемешку со снежинками по лицу. Я высвободила руку и взяла в ладони его щеки. Его нос раскраснелся, а губы превратились в две тонкие, обветренные полоски. Он зажмурился. Тяжело, скуляще выдохнул. И снова посмотрел на меня. Слов утешения не было. Сердце разрывалось в желании облегчить его боль и непонимании, как можно это сделать. Я стирала большими пальцами каждую слезу, что сбегала по щекам. Гладила лицо. Смотрела в черные с болезненным блеском глаза. Он судорожно подался вперед и впился холодными, искусанными губами в мои. Сжал в объятиях так сильно, что сбилось дыхание. Меня колотило крупной дрожью. Поцелуй становился все более жадным, беспорядочным. Его губы постепенно согрелись и начали гореть. А, может, горели мои? Пальцами впилась в затылок. Почувствовала покалывание коротких, жестких волос. Холодные руки забрались мне под куртку, под свитер, и легли поверх тонкой майки. Я зашипела и укусила мягкую нижнюю губу. Глаза Чонгука резко распахнулись. Брови сошлись к переносице. Он грубо притянул меня к себе, вжимая в свою грудь. Колени подкосились. И я бы рухнула, если бы он не развернулся так, чтобы усадить себе на бедро. Дышать становилось все труднее, казалось – захлебнусь. Потеряюсь в поцелуе. Не отличала верх и низ. Не чувствовала границ наших тел. Голова кружилась. Его руки блуждали по спине. Я притягивала его за затылок все ближе и ближе к себе. Поцелуй яростный, голодный. Его губы обхватывали мои. Язык ласкал мой. Он проникал в меня все глубже. Дышать было нечем. Я оторвалась от него, дыхание было рваным, хриплым. Захлебнулась воздухом. Он уткнулся носом в мою щеку, лбом – мне в висок. Его глаза были закрыты, а красные, воспаленные губы – разомкнуты, ловя воздух так же жадно, как целовал меня мгновением назад. Я облизнулась. И почувствовала прикосновение-дуновение. Он невесомо поцеловал уголок моих губ. Раз. Другой. Третий. На четвертый потянулся снова с той же жадностью. Я разорвала нашу близость. Подалась назад. Увеличила расстояние. Он посмотрел расфокусированно. Постепенно, мгновение за мгновением, взгляд становился все более осмысленным, осознающим. Я все еще сидела на его бедре между его ног. Его руки все еще были под моей курткой. Они скользнули вниз по талии. Дошли до края куртки. И наступил холод. – Я вызову тебе такси. – Я сама могу. Встала с его колен и взяла свой американо. Он не успел полностью остыть, но уже был не такой горячий, чтобы остаться вкусным. – Пожалуйста, хотя бы сейчас не надо, – в его голосе притаилась усталость. Он заказал мне такси – машина подъехала к той самой кофейне. Мы дошли до места поодаль друг от друга, не касаясь. Снег все так же падал, оседая на всём и всех, на моих волосах и на его губах. Я села в машину. В зеркало заднего вида заметила, как Чонгук стоит, задрав голову вверх. Завтра будет тяжелый день.