Ода весне.

В этот особенно раскалённый последождевой майский день всё было против него, против их встречи: зеркальные лужи, в которых можно разглядеть собственную физиономию, служили для извечного облачения свои брюки в коричневую глину, а жёлтые транспорты создавали столпотворение; букет белоснежных ландышей, аккуратно свёрнутых в зелёную обёрточную бумагу, коих ярко, не жалея остроты нежных лучей, лелеяло солнце, рисковал быть повреждённым вследствии череды невнимательных спешащих прохожих, случайно касавшихся композиции и хмуро-беглым взглядом отмечая, что их благоверные не соизволили порадовать их цветами без повода. А я несу тебе Цветы, Чтобы скорей Узнала ты О том, что Мне пока известно одному. Но беленькие изящные красавицы всё же были удачно доставлены до пункта назначения — Ростовской набережной. Геннадия совсем не прельщала идея подорвать привлекательно-манящую картину: его любимая, по всей видимости, наслаждалась одиночеством в объятиях весны. И привычно-радостное «Егорова!» было отброшено, а внести свой вклад в дополнение красочной, поистине весенней картине, стало единственно верным решением. Ирине, ловившей последние и увядающие мгновения весны в приветливом журчанье бездонной реки, блестящей на солнцепёке, вдруг в лицо ударил свежий аромат, деликатный и мягкий, как это чувственно-трогательное признание — стократное ли, как десятилетия назад ли — прозвучало в немом знаке внимания сегодняшнего дня. Не было никаких сомнений в том, что эта женщина символизирует нежных и белых, как снег, цветов; они касались её меловых волос, коих весело развевал ветер. Павлова, не успев налюбоваться подарком, решила поскорее разоблачить очевидного похитителя её улыбки, сияющей сейчас поярче дневного светила. Существовало ли вознаграждение — пусть и бескорыстными были намерения Кривицкого — слаще двух прекрасных, выразительных глаз, играющих огоньком женского счастья? Оказавшись в тёплом кольце его рук и встретившись с парой оживлённых карих, как шоколад, глаз, она не упустила возможность выдать присущие ей усмешки: — В честь чего такие пожертвования? В отделении сегодня нет ни одного буйного родственника? — А это было обидно, — пытаясь изобразить напускную обиду, проговорил он, отводя взгляд в сторону, чтобы не выдать едва скрываемый азарт в глазах. — За кого ты меня принимаешь? Я не могу хотеть обрадовать любимую просто так? Заливистый смех жены заставил было обратиться в пучину отчаяния и подумать, что напрасно он преодолевал недоброжелателей — его приношение не поддалось должной оценке. Но Ирина развеяла все мрачные тени, вмиг отбросив вуаль образа «женщины-загадки». — Ладно, поверю вам на слово, Геннадий Ильич. Спасибо. Прелестные цветы, — сердечно сказала она, оставив на щеке любимого беглый отпечаток благодарности. Перед улыбчивыми лицами предстала любопытная сцена: патриотичный старичок проводил послушными пальцами по гармони, создавая сладостную мелодию; возле него — сонмы девушек и юношей, женщин и мужчин, пенсионеров, кружившихся в незамысловатом, импровизированном вальсе. Совсем как в цветущую, заветную весну-святыню далёкого, но не забытого сорок пятого года. Память и преданность ценнейшим датам, желание сотворить этот день по-особенному нежным, лёгким ветерком присоединили их прямиком к гармонисту и его скромным зрителям. — Кривицкий, моя мужественная спина привыкла к ежедневному сидячему образу жизни, но не к такого рода плавным телодвижениям, — возразила Ирина, когда Геннадий любезно положил руку ей на талию, ознаменовав предстоящий танец. — Твоя спина наоборот обрадуется смене позы, — аккуратно заправив её пряди за ухо, он томно шепнул ей: — В противном случае я её непременно помассирую. Отделавшись добрым закатом глаз, Павловой оставалось только уступить: ведь для неё самой это представлялось самым приятным времяпрепровождением в свете чудесного дня. Они кружили в лёгком вальсе, а его скромный подарок уютно покоился в кармане её белого пальто. И неоспорима, и ясна была их светлая, настоящая, подверженная испытаниям любовь, движущая ими сейчас. Неоспорима, как дважды два — четыре, но не столь элементарна; она, запутанная в цепких объятиях клубка, стала незыблемостью. Ясна, как тёплый майский день после гроз. Фигуры, опекаемые добрым палящим солнечным диском, двигались грациозными, изящными и ритмичными движениями. Словно парящие в небе птицы, забывшиеся в полёте и возродившиеся прямо к мечте. И вдруг ангельская соловьиная трель, такая неторопливая, размеренная, удивительно сочетающая со звуками инструмента старика на скамейке, донеслась до танцующих, вселяя самые смелые и большие надежды. Он пел о любви, о вере и других радостях, которые необыкновенно окрыляли. — Это самый лучший признак весны. Соловьи... До чего ж они прекрасны! — воскликнула Ирина, неотрывно смотря на величественное дерево, на котором нашёл временное пристанище соловей. Геннадий давно не наблюдал такого мая, живого, яркого. Жизнь в Израиле наложила на него, на май, непростительные серые краски и оттенки безжизненности. Была ли земля обетованная столь мрачной или ему было удобнее маскировать, что его терзает горечь затянувшейся разлуки? Впрочем, это больше не имело смысла — нынешний статус представлялся гораздо привлекательнее. Наводящий упование птичий ласковый голосок столь же ловко ввёл Кривицкого в забытье, сколько наручные часы — поспешно вывели. — Чуть не забыл! Наш путешественник наверняка уже ждёт в аэропорту! — спохватился мужчина, вытаскивая жену из омута тихого восхищения соло милой птицы. Принося танцующим бесконечное «Извините!» и всё-таки неосторожно отрывая их от блаженства, Геннадий и Ирина преодолели город, как когда-то сделали с препятствиями, некогда присутствовавшими на их чёрно-белом пути. В огромном, шумном помещении, в котором ожидали встречу любящие сердца, а кто-то мрачно сопровождал улетающего, не желая расставаться со спутником, — в нём встретились пары глаз. Стройный силуэт, со свисающими на лоб густыми тёмно-кофейными волосами, с обыденно улыбающимся взглядом, контрастировал с сохранившимся в памяти навязчиво-болезненныи образом сине-голубых, сапфировых глаз. Глаз, безвозвратно обратившихся в зыбучие пески, и нанося Павловой очередные стрелы в сердце. Продолжалось эта встреча взорами мгновение, длиною в вечность — для женщины с лилейной связкой в руках, что уступала несвойственному в имеющихся обстоятельствах выражению угрюмости. Тоски. Печали. Наконец, сотворив сделку с собственными воспоминаниями, на губах появилась характерная для долгожданного события улыбка. Молодой не коренной иностранец принялся приветствовать дорогих друзей более нежным способом, чем мог бы произнести. — Аккуратнее, мой подарок испортишь! — вскричала Ирина, параллельно передавая своё сокровище Геннадию, смеющемуся и торжествующему, что ценное чадо вернулось так же неожиданно, как первый снег. — И это вместо «привет»? — с фальшивой обидой произнёс Алексей, кончив свой порыв. — Прибыл, значит! — усмехнулся Кривицкий, твёрдо намереваясь отговорить от последующей поездки и не желая расставаться с самым преданным другом. Неизменная весёлость и энергия придавала подтверждение его доводам, что покоритель южноамериканских мест вскоре сделает Внезапность и Случайность верными подругами, отправляясь в кругосветное путешествие. — А я уж не надеялся увидеть тебя! Думал: затерялся в Андах отчаянный малый. — Не приходилось ещё! Планировал, но соскучился по Жорику. И долг позвал! Нехорошо оставлять белого милашку, как и его хозяев, — оправдался он, встречаясь с деланным нахмуренным взглядом Павловой при упоминании небрежной клички её любимица. Забавное трио миновало столичные проспекты, пока Лёша горячо вещал о своих заграничных приключениях, в ответ на которые его отец заливался смехом, а белокурая дама с цветами пускала добрую язву. И каждый, несомненно, довольствовался обществом друг друга, сознавая, что дом вовсе не ограничивается узким общепринятым определением. Дом — даруемое человеку богатство, но познать его истинную глубину удаётся наименьшему количеству. Потому как дом — как счастье: столь же мимолётно, неуловимо и необъяснимо. Пробовать его можно долго и каждому, но чувствовать — едва ли. В пахнущем весной парке их остановил фургон с привлекающей вывеской небезызвестной сладости, никогда не устаревающей и не теряющей признание людей. Обмен солнечными улыбками был совершён, а общая мысль перешла в исполнение. В следующее мгновение многообещающее мороженое-искуситель являлось предмет, обсыпанным восторгами и вызывающим беззаботный и оживленный смех, какой пробуждает самая невинная детская забава. Это ли несчастье? Быть в компании любящих и любимых — счастье премного большее, чем россыпи золота. Неподдельное ощущение внутренней свободы, лёгкости на сердце и душевного равновесия — все эти блага окрестились важностью и ценностью, которые не найти в вульгарных драгоценностях. Свобода, солнечность настроения, прелестная весна, милые сердцу люди так рядом. Нужно ли что-то более?