Вылезай!

Что только не происходило за эти сорок тысяч дней. Я оказалась во временной петле — не самое приятное явление, особенно, если день не назвать лучшим. Я прожила сто двадцать лет, истязая себя самыми различными способами, пытаясь сбежать, убежать, покинуть, как-то изменить реальность. Но все было тщетно. Каждый день я просыпалась без двадцати восемь, то есть в 8:40. Утром я видела Клема, болтала с Мелиссой, мы готовили гренки, потом собирались гулять, я обязательно теряла сознание, падала и видела отрывки прошлого, после чего Мелисса спрашивала про мои шрамы, мы гуляли, а вечером пили подобие чайного кофе, где я потихоньку сходила с ума. Сколько раз переживала я этот день, сколько раз обманута этой злобной шуткой была? В нескольких часах томился век, но меня повторами теперь не провести. И даже выбора на самом деле, у трагической репризы лишь один конец. ! Дальнейшие сцены читать нужно на свой страх и риск, потому что они могут быть очень неприятны некоторым читателям. Все ситуации являются вымышленными и не имеют никакой связи с реальностью.! День 43 999 (?). Я встала в 8:40. Взглянула на время и словно не ожидав увидеть ничего другого, тяжело вздохнула и отложила телефон. Ноги не понесли меня в кухню, но глаза скользнули по соседней двери, где, наверняка, свой десятый сон видел Демид. И тут в мозгу небольшой ослепительной вспышкой проскользнула безумная и шальная мысль. Что, если не отказывать себе в удовольствии, и посмотреть? Конечно же, просто через дверь. Прильнула к щели и лишь уголочком вижу кровать, на которой спит Демид, растрепав кудряшки по подушке. Сейчас его карие глаза плотно закрыты и рот слегка приоткрыт, как при поцелуе, так что я хочу посмотреть ближе. Сначала я засовываю голову, потом по пояс, а потом, тихо приоткрыв дверь, захожу в комнату полностью. Сначала я не замечала, как тут беспорядочно и как в нос бьет какой-то резкий запах духов и чего-то еще… Может пота. Плюю на это, и подхожу тихими, аккуратными шагами к его кровати. Наверное, так же и его мама подходит к его кровати по утрам, тихо, чтобы разбудить сына. Прохожу мимо стола, где разбросаны учебники за одиннадцатый класс, заглядываю с удовольствием в тетрадки, рисую на полях пару-тройку десятков сердечек, после чего услышав более громкий храп от стороны кровати, вздрагиваю и готовлюсь бежать, но все в порядке. Он спит. Я всегда думала, как произойдет наш первый поцелуй, и смог бы ли он вообще произойти. Смог ли бы он когда-нибудь посмотреть на меня иначе? Смог ли бы он когда-нибудь вообще посмотреть на меня? Посмотреть снова, посмотреть теми же глазами, какими он смотрит на Беатрис, дать мне хоть каплю внимания, каплю любви и каплю того, что я нужна хоть кому-то. Я сажусь на колени и кладу свои руки рядом с ним. Он согревает мои ладони дыханием, и мне щекотно от этого. Я улыбаюсь. Он улыбается во сне. Интересно, что же снится ему? А какой ты на самом деле? Я ведь не общалась с тобой. Я не знаю, какой ты внутри. Я не знаю даже, чем ты интересуешься, я не знаю, что ты любишь, не знаю, чего боишься и о чем мечтаешь. И за что я тебя люблю? Демид, чем ты мне так понравился? У тебя точеный нос, как будто искусный скульптор строгал тебя, строгал с любовью. У тебя совсем узкие губы, всегда сжатые в тонкую полоску. Брови не очень густые, но пустых мест между волосками нет. Кожа не совсем гладкая, есть неровности, немного даже ощетинилась местами, как колючий ежик. Совсем смелею и провожу руками по щекам. А правильно ли любить того, о ком ты ничего не знаешь? Что я знаю про тебя? Назовите мне хоть одну причину тебя любить, и я буду тебя любить с такой силой, как только могу. На тебя падает первый луч, пробившийся через густые деревья за окном. Этот луч мне открывает, какой же у тебя интересный цвет волос, он кажется темным, но как будто такой медный. Теперь я кладу голову совсем близко к твоей и этот момент кажется таким чувственным, таким интимным, как будто ты и не спишь. Настало время нам прощаться. Настало время мне перестать цепляться за тебя, как за спасательный круг. Как же это называется? Кажется, я люблю тебя не здоровой любовью, а самой настоящей одержимостью, синдромом Адели, любовной болезнью, от которой я не стану счастливым, здоровым и любимым кем-то другим человеком. Я приподнимаюсь совсем немного на коленях и прикасаюсь своими губами к твоим, к узкой полоске, которую ты поджимаешь, когда кто-то не смеется над твоей шуткой или когда чувствуешь неловкую паузу в компании. Я боюсь задержать этот поцелуй дольше, чем следовало бы, и понимаю, что если он проснется, то мне несдобровать. Эти две секунды я бы тянула дольше и дольше. Но потом я отстраняюсь. По щекам вновь катятся слезы и теперь они капают на твои. Встаю быстрее, чем хотелось бы и ухожу, быстрее, чем хотелось бы. Сегодня я разлюбила Демида, я отпустила его, чтобы наконец-то он был счастлив, чтобы я была счастлива, и чтобы не обманывать никого больше. Не тешить себя пустыми мечтами. День 32 000(?) — Ну все, девочки… и мальчики, — Мелисса многозначительно посмотрела на Демида, — собираемся гулять! — Йуху-у! — закричали Беатрис и Гвин, убегая собираться. Демид вздохнул и пошел в свою комнату. Мне тоже следовало бы переодеться. Как только все были готовы, мы отправились на прогулку. Сначала мы просто шли до длинной дороге вдоль домиков, магазинов и сугробов. Как и говорила Мелисса, было не очень холодно, на небе светило яркое солнце. На дорогах даже были лужи. — ДЕМИД, твою мать! — вдруг закричала идущая сзади Беатрис и тут же спохватилась, поймав яростный взгляд Мелиссы, — у-упс, простите. Но Демид, хватить совать мне снег за шиворот! Иначе тебе не поздоровится! -пригрозив пальцем закричала та. — П-прости пожалуйста! Я не думал, что тебе будет так неприятно! Тебе сильно холодно? — Нет, мне отлично, — Беатрис поправила свою кожаную куртку, выглядела она явно не по погоде, — только попробуй мне еще что-нибудь засунуть. — Хорошо, хорошо, прости, пожалуйста! Ты не обижаешься? — Не-а, -дёрнув плечами ответила она и пошагала дальше. Что и требовалось ожидать. Беатрис матерится. С неё станет. Мелисса неприемлет мат, и общается с ней только при условии, что в её присутствии, не услышит мата. Но как эта стерва посмела так выразиться насчет Демида?! Какое она вообще имеет право имеет оскорблять это солнышко?! Я с катушек съеду, продам душу, уничтожу кого угодно, но защищу его честь! Я посмотрела на Демида. Он лепил снежок. Вроде не выглядит грустным или расстроенным. Ладно, убийство откладывается. Всю дорогу я молчала, а девочки хохотали как сумасшедшие. Ну что за дуры. Мы дошли до моста. Под ним была некогда текущая быстрым потоком, но сейчас оледеневшая, река. — Пошлите, погуляем по льду! Он сейчас крепкий, — предложил Демид и все с ним согласились. Мы спустились с моста в безопасном месте и ступили на лед. Клем саркастично изъявил желание, чтобы лед проломился и мы утонули. Я была как некогда с ним согласна. Все засмеялись. В одном месте лед был более-менее тонкий, так что если на него наступить, то под ним булькала вода. Мне так понравилось это зрелище, что я наступала на лёд, пока меня с испуганным лицом не отогнала оттуда Мелисса. Может, временная петля прервется и я умру. Мы перешли реку и отправились гулять дальше. Молодежь опять начала валить друг друга в снег. Прямо как и много лет назад. Я помню этот момент. Может, Демид захочет уронить меня, и мы опять встретимся взглядами, но только теперь он влюбится в меня? Но нет. Демид сейчас бегал за Беатрис, пытаясь опрокинуть ее в снег. Беатрис пищала как последняя мышь, ругалась на него и угрожала, что на этот раз точно его уроет. Через пару секунд она треснула Демида по его затылку, крича что-то вроде: — Из-за тебя у меня все волосы мокрые! Я что, должна их сушить, по твоему? Я же сказала прямым текстом: НЕ! ТРОГАЙ! МЕНЯ! Не суй мне свои снежки, не роняй меня в новой куртке в снег, не дергай меня за капюшон! Здесь есть еще Мелисса, Гвин, Клем, Амелия в конце концов! Отстань от меня, прошу! Демид явно выглядел оскорбленным. Он чуть-ли не плакал. Беатрис видимо осознала, что наговорила лишнего. Она махнула рукой и повернулась к Гвин. Гвин выглядела шокированной, наверняка от того, что увидела Демида чуть-ли не плачущим. В его глазах проскользнула боль. Я увидела слезы. Он отвернулся и пошел в другую сторону, мимо меня. Что-то в моем сердце дрогнуло. Дрогнуло от боли и ненависти. Демид плачет. Он плачет из-за Беатрис. — Демид, ты не переживай так сильно…- побежала за ним Мелисса, чтобы утешить. — Отстань. Почему он вообще так переживает из-за неё? Не может же она ему… нравиться? Нет, нет, конечно, не может быть, она же старше и вообще, она некрасивая, да и кто она такая? Нет, я не могу даже думать об этом! Сердце сжимается, как только я нахожу все больше подтверждений моей страшной догадке. Но… Что со мной? Я злюсь? Нет. Это ревность? Скорее всего. Что я чувствую? Хочется кричать. Почему это происходит со мной? Перед глазами всё плывёт. Мелисса что-то кричит. Глаза застилают слезы. Почему? Я никогда не плачу. Беатрис, ты просто отвратительна. Где Демид? Боже, из груди так и рвется истошный крик. Сдерживаю себя, чтобы он не вырвался. Здесь Демид, держись, не кричи. Спокойно. О боже, откуда это чувство? Хоть катайся по полу, от этого чувства. Меня мутит. Мне плохо. Я лежу? Опять, боже. Мелисса, не ори. Просто замолчи. Почему не я? Я встаю, вокруг опять эти люди. Не хочу здесь находиться. А вот и Беатрис. Мелисса и Гвин что-то говорят, машут руками. Дуры. Боже. Боже. Боже. Да пошли вы! — Я д-думаю, нам лучше пойти домой, — робко пролепетала Гвин. — Хоть одна умная мысль за этот день! — хотела подумать я… но выкрикнула. Моя нестабильность сделала из меня монстра. Я не думаю, что говорю. Я глупая. Это услышал Демид. И он сейчас смотрит на меня с недоумевающим лицом. Эм. Как мне это объяснить?.. Я так устала от этой временной петли, что не могу не говорить глупости, ведь завтра все забудут. — Амели… ты что? — лицо Мелиссы медленно приобрело недоумевающее выражение. — Просто, мы все ругаемся, ну…я думаю, не стоит так…. Мелисса не поверила в мою актерскую игру. Мелисса умна. Мелисса умнее, чем я. Да и пошла ты, умница чертова. Меня не интересует твоё мнение. Слишком уж ты разумная, для своих семнадцати. Тебя, скорее всего, дома любят родители? Они тебя не избивают, после каждой мелочи? Они уважают тебя? Ну да, красавица, умница, душа компании. Меня от тебя тошнит. — Ну…тогда ладно, — все же выдавила она и развернулась к Демиду, который уже не плакал, — все в порядке, Демид? Она же просто немножко разозлилась, это не значит, что ты ей не… Мелисса резко обернулась. Она поняла, что я все еще стою здесь. Она слегка понизила голос и начала что-то втолковывать ему на ухо. Он ответил ей, кивнул, и после тяжёлого вздоха мы пошли. Я шла всю дорогу, не проронив ни слова. Мелисса с Беатрис шли немного впереди нас и о чем-то разговаривали. Гвин шла рядом со мной, молча. Позади всех плелся Демид. Он явно был не в духе. Я набралась смелости и спросила у Гвин: — А почему Демид так расстроился из-за Беатрис? — Нуу, я думаю, что во всем виновата любовь. — В смысле, любовь? — думаю мой тон прозвучал немного раздраженным, надо бы смягчить. — Хорошо, я расскажу тебе секрет, только ты никому, -шепотом, наклонившись, а мою сторону, сказала она. — Окей, — от этих секретов у меня уже кружится голова. — Демиду нравится Беатрис, еще с первого класса. Земля уходит из-под ног. Я не ослышалась? Нет, нет, нет. Это не может быть правдой… Но… Я даже не знаю, что делать. Что ответить Гвин, которая даже не очень удивленно смотрит на меня. Я почувствовала, что по моим щекам катятся слезы. Я не понимаю, что со мной. Я никогда не плачу, как бы не было больно. Голова кружится. Все мечты коту под хвост. Все часы, проведенные в мечтах. Все мои заметки. Наша свадьба. Наши дети. Наши кошки. Наши внуки и правнуки. Вся моя любовь уходит в никуда. Почему все так происходит? Почему опять я? Ненавижу эту жизнь. Ненавижу тебя, Гвин. Ненавижу тебя, Беатрис. Ненавижу вас всех. Кроме Демида. Хотя он предал нашу с ним несуществующую любовь. Ненавижу Демида. Мы дошли до этого дома. Ненавижу дом. Ненавижу вас за то, что вы меня позвали. Я сняла куртку и бросила её где-то в коридоре. Ненавижу. Мимо прошел Демид. Что-то затрепетало. Ненавижу за то, как ты красив. Как ты мог? По щекам текли слезы. Я забежала в зал. Никого. Отлично. Я вцепилась ногтями в свою руку. Острая боль. Это вы виноваты. Я содрала кусок кожи. Боль ощущалась слабее, почти незаметно, нужно было приложить больше усилий. Появилась кровь. Если бы не вы, этого бы не случилось. От боли и горя затмило разум. Я размахнулась и со всей силы ударила стену. Мне можно. Я зла. Хотелось переворотить всю эту комнату, вместе с горшком для растений, перевернуть диваны, сорвать белоснежные шторы и разодрать к чертовой матери. Что же мне мешает? Как только я встала, в комнату зашли Мелисса и Гвин. Опять ходят парочкой. Только бы не заметили рану на руке. Глаза у них заплаканные. Да и также был очень перепуганный вид, они смотрели на меня округленными, от удивления глазами и недоумевали. — Ну, что, что-то не так? — Амели, все хорошо? — очень напугано спросила Мелисса, пятясь. — Все отлично, — еле смогла выдавить я и ужаснулась. Мой голос… почему он настолько злой и отвратительный? — Точно? — переспросила Мелисса. — Точно, — я слегка смягчила тон. — Ты так расстроилась из-за Демида и Беатрисс? — робко спросила Гвин. Ну и вид у неё! Как будто зайца в ловушку поймали и сейчас пристрелят. — Н-наверное. — при слове Беатрис мне захотелось крушить снова. Я неловко присела на диван и попыталась искренне улыбнуться. Мелисса села рядом. — Ну-у… Амели… Я конечно все-все понимаю… Демид… тебе нравится… но… кхм… неважно. В общем, постарайся его забыть и жить дальше, самой веселой и позитивной девочкой, окей? Где ты вообще видишь во мне самую веселую и позитивную девочку? Да я каждый день еле борюсь с желанием совершить самоубийство, и если бы не твой брат, я бы уже давно повесилась или наглоталась таблеток, не знаю, что даже лучше. Боже, почему именно я должна страдать от невзаимной любви? Все моё тело начало нервно дергаться, ноги качаться, глаз дергаться, боль за все дни во временной петле начали выходить физически, при чем самым отвратительным образом. Мой мозг уже ничего не осознает. Руки дрожат как бешеные. Я вышла из гостиной. Куда пойти? На кухне что-то готовит тетя Фиби и рисует Аделина. В комнате Мелиссы сидит Беатрис. Я вышла на улицу, подышать свежим воздухом. Морозно. Солнце уже заходит. Это странно, не правда ли? И вот я ненавидела эту жизнь, хотела погибнуть и убить всех, кто мешает нашей любви с Демидом… А сейчас… Я смотрю на заходящее желтое солнце, освещающее мирно лежащий снег, сараи, кушающую свой корм собаку и даже почти улыбаюсь ему. И вроде бы я даже спокойна… Подумать только, как может одна поездка испортить всю жизнь, все надежды и мечты. Я же уже рисовала в своем воображении нашу свадьбу, детей, наше совместное, счастливое будущее. Нет, Беатрис, ты совершенно не виновата, я сама виновата, что не слежу за собой. Да. И… Как бы странно это ни звучало, у меня в рюкзаке лежит немного цианистого калия, на тот случай, если я решу убить себя. Пожалуй, сейчас подходящее время. У меня нет друзей, я безобразная. Демид меня никогда не полюбит, ну и зачем мне жить теперь? Я словно смирилась со своей смертью. Но спешить некуда. Постою еще немного на этом крыльце. Печально, что я никогда больше не увижу свою мать и отца, свой родной дом и школу… Так и не заведу друзей. Но что более печально, я никогда не увижу Демида. Его улыбку. Его слезы. Я не выйду за него, как бы мне не хотелось. Представить только, ведь он будет наверняка плакать. Ладно, этот яд принесет мне мучения. Но я уже испытала сегодня самое страшное мучение. Главное насыпать побольше. Я зашла в дом с абсолютно пустым выражением лица. Я умру. Я разорву временную петлю, наконец-то я стану смелее и разорву этот чертов замкнутый круг, ведь больше не надо мучиться. Учуяв запах ужина, я зашла в кухню… О, неужели картофельное пюре? Да еще и с котлетой? Выглядит интересно. Стоп… Я поняла! Не я должна умереть сегодня! Точно, если её не будет, то все будет легче! Гораздо! Супер! Я такая умная! Все словно играет мне на руку — ужин на столе, в комнате никого! Б е а т р и с точно не устоит от такого яства! Во всех смыслах этого слова! Точно! Ты должна сдохнуть за свою красоту! Обычно она сидит во главе стола… Будет неловко, если там сядет не она! Но пожалуй, я отравлю именно эту порцию! Я дрожащими руками от предвкушения удовольствия и чего-то страшного достала небольший бутылек с белым порошком. Я открыла. Главное, не вдохнуть. Я пока что передумала умирать! Все, готово. Осталось немного перемешать эту кашу из картошки, чтобы никто ничего не заподозрил и ждать… Тело уже тряслось, а мозг лихорадочно прокручивал предстоящие события. Ждать уже нет сил. Я села за стол, но подальше от отравленной порции, чтобы никто ничего не заподозрил. И правда, меня могут и посадить за такое, ведь через неделю мне восемнадцать. Но какое дело, если мир зациклился до бесконечности? На кухню зашли тетя Фиби, дядя Том и Аделина. Все, больше пути обратно нет. Я никак более не исправлю того, что наделала, но еще не случилось. И тут они зашли. Сначала Мелисса, слегка потряхивая очаровательными кудряшками, после неё Гвин, что-то рассказывая, а за ними… та, что сегодня должна умереть. Она красивая. Она безумно красива. В красиво подведенных и глазах читается наглость и надменность Сегодня эти веки с нарощенными ресницами захлопнутся навсегда. У неё гладкие блестящие черные волосы до плеч. На ушах огромные сережки-кольца. На пальцах красивые длинные красные ногти. Что ж, вот я тебя такой и запомнила. Так, они садятся за стол. Дыхание перехватило, когда она уселась именно за то самое место. Все. Теперь точно ничего не исправить. Сейчас будет самое интересное. В комнату заходит Демид. У меня закладывает уши от нетерпения. Он будет все это видеть! Она перемешивает пюре ложкой. Выглядит аппетитно, не так ли? Вкусненькое пюре… Чтобы не вызывать подозрений, я начала есть и свою порцию. Невкусно, очень. Секунды были как часы. И вот, она зачерпнула ложкой немного… Положила в рот… ну же… ешь быстрее… Я ела довольно быстро.И тут… Я услышала кашель. Кашель был громкий, словно кто-то подавился. Я мгновенно подняла голову. Кашляла Беатрис. — все хорошо, Беатрис? — взволнованно спросила Мелисса. — Не-ет, — прохрипела в ответ та и закашлялась еще сильнее. Она сильно покраснела и её глаза словно вылезали из орбит. — Мелисса, быстро звоните в скорую! — закричала тетя Фиби и неодобрительно взглянула на еду. Она что-то заподозрила. О боже. Все уже знают наверняка, что это я. — Беатрис, ты подавилась? Беатрис, с тобой все хорошо? Беатрис, скажи хоть что-нибудь! — орал, что есть мочи Демид. И тут началось самое интересное. Изо рта Беатрис потекла слюна, она попыталась зачем-то встать со стула, но её ноги бессильно подкосились и она шлепнулась с размаху об пол. Вот это представление! Несите мой попкорн, тут происходит настоящее зрелище! Через каких-то двадцать секунд её идеально ровное лицо стало мертвецки бледным, однако её тело еще содрогалось в судорогах. Вопли стали невыносимы. Зажала уши со всей силы и казалось, будто мир закончился. День последний. — Я прожила этот день более сорока тысяч раз. На улице холодно, может быть, даже чуть-чуть морозно. Я сижу на крыльце, и сейчас понимаю, что передо мной пронеслось около сто двадцати лет. И за что? И зачем? А теперь я знаю ответы на эти вопросы. Отворяю ворота и бегу. Бегу по деревенской дороге, бегу быстро, люди вокруг даже не обращают на меня внимания. Бегу в сторону города. Хочу вперед, хочу дальше. Хочу жить дальше. О Бог, как же я хочу жить дальше. Не хочу больше делать ничего плохого, не хочу нарушать правила, не хочу причинять боль людям, хочу увидеть маму. Я ведь не видела маму. Мне было так страшно что-то менять, так долго, так больно. Боялась разлюбить, боялась помириться. Я хочу к маме. Я хочу все поменять. Огромное снежное поле, только жухлая трава и ничего более. Я падаю на колени от усталости прямо в середине поля и смотрю в небо. Не вижу и намека на голубизну, обычно захватывающую небо в летнее время, и вдруг понимаю, что я не видела весны и лета целых сто двадцать долгих лет. Я не видела зеленых деревьев, я не видела жарких дней, не видела приятного дождика, не видела таяния зимнего снега и льда, не видела то, чего не ценила, и сейчас моя душа словно разрывалась от тоски по моей упущенной жизни, разрывалась от того, что я застряла, и похоже, навсегда. — А ты поняла, почему ты попала во временную петлю? Ко мне на встречу выходит девочка, у нее светлые волосы и ясный взгляд. Она слишком похожа на меня, но мой взгляд давно затуманен дымкой всего моего прошлого. — Да, поняла. — Расскажи. — Я должна выбраться из вечного круга лжи к себе. Я лгу себе каждый день, что меня полюбит тот, кто никто не посмотрит на меня, что помирюсь с подругами, с которыми поступила плохо и что я все поменяю, я лгу себе, что не хочу этого, но это не так. — Концепция хорошая. И что тебе с этим делать? — Я больше не люблю Демида. — А точнее? — Я не любила его никогда. Мне было плохо. Он был самым доступным. Я больна. Я одержима. — А подруги? — Я помирюсь с ними, но нужно время. — Что нужно? — Время. Дайте мне время. Я пойду вперед. Я хочу жить дальше. — Да? Ты? Хочешь жить дальше? Дыхание перехватывает на мгновение и я уже не стою в снежном поле. Я стою на крыше, на самом ее краю. И похоже, что я совсем близка к прыжку. — Что ты хочешь сделать? — Я хочу жить! — кричу я, пытаясь перекричать саму себя. — Что же ты делаешь на крыше? — Не знаю! Отпустите меня домой! Я хочу к маме! — Зачем ты тогда пришла на крышу? Становится тише. Все исчезает. Все, что я вижу — коричневую деревянную доску прямо перед собой. Со временем привыкаю к темноте и понимаю, что лежу в некой коробке. Снаружи слышатся слова, словно кто-то пробивает товары, настолько он безжизненный: — Амелия Гайден, дочь и подруга… — Что со мной происходит? — кричу, чуть ли не срывая голос. Снова стою на крыльце дома в деревне. — Это ты мне скажи, — вдруг переходит на истеричный вопль девочка, столь похожая на меня, — Ты зачем меня убила? — Я… убила? — Ты покончила с собой, когда тебе было двадцать лет. Ты не смогла помириться со своими подругами, не смогла найти любовь всей своей жизни, не смогла наладить отношения с мамой… Я все поняла. Обнимаю себя обеими руками и сползаю на пол, на морозные доски и рыдания уже заглушают жалобы той девочки, что обвиняет меня в убийстве. На меня начинают падать лучи закатного солнца и наконец, я открываю глаза и вижу, насколько прекрасно небо. Все, что я хотела, это просто еще немного времени. И в итоге, я отняла его сама у себя. — Но мы можем все исправить. — говорит девочка. — Мы можем. — говорит вторая. — Да, если ты что-то поняла. — говорит третья. — А я целовалась с Демидом! — говорит четвертая. — А меня гладила Мелисса… — говорит пятая. — Ну, а я промолчу… — хитро говорит шестая. — Что мне сделать? — кричу им всем. День следующий. Я открываю глаза. Я снова в кровати под теплым одеялом. Ну и который сейчас час? Может быть, опять 8:40? Тянусь за телефоном. На часах было 11:11. Сначала меня удивляет то, как хорошо я выспалась, потом меня удивляет, что время совпадает, а потом мое сердце проседает и пропускает удар. Я проснулась сама, не по запрограммированному шаблону, я проснулась не в 8:40. Вскакиваю и бегу на кухню, вдруг там опять Клем? Нет же, там сидит Мелисса и перебирает цветы. — Откуда цветы? — выпаливаю, чуть ли не крича я. — Вчера в теплице собрала, после нашей прогулки, — легко улыбается она. — После нашей вчерашней прогулки, да? — улыбаюсь я самой глупой и счастливой улыбкой на свете. — Слушай, Амалия… — начинает она. — Да? — Ты ведь пошутила, что ты застряла во временной петле? И что ты проживаешь какой-то день сорок тысяч раз? — Я… — слова застревают в горле, — Я вчера вам об этом сказала? — Да, вчера. — Я пошутила, конечно. Просто хотела разрядить обстановку, девочки. Я так хочу снова с вами подружиться. — Мне кажется, все впереди, — Мелисса снова улыбается и от этой улыбки мне действительно хорошо. — Да, у нас впереди все время мира, — выдыхаю я и чувствую настоящее тепло на сердце. — Кстати, про время. Ты знаешь, что значит число «12»? — Нет, не задумывалась… — Например, если сложить 8 и 4… То это значит, что человеку не хватает мирового порядка. Я думаю, это про порядок в душе. — А что значит число одна тысяча сто одиннадцать? — Дай подумать, — Мелисса приложила пальчик к губе, — Это значит, что у человека скоро будут значительные изменения. Интересно? — Интересно.