Вылезай!

Все началось за неделю до моего восемнадцатилетия. Каким-то невообразимым образом я оказалась в числе людей, приглашенных на ночевку в небольшое село примерно за сорок километров от моего родного города. Я очень долго ломалась, пыталась найти тысячу и одну отговорку, но в итоге даже родная мама вручила мне сумку для походов, куда я побросала нужные вещи и отправилась на первую самую веселую ночевку в жизни. В итоге я поехала как раз таки из-за того, что там был парень, который мне очень нравился. Точнее, я была даже немного влюблена. Точнее, я даже скорее любила его. А если совсем точно, то эта была моя самая большая неразделённая влюбленность, наперемешку с одержимостью, так, что порой я пугала даже саму себя. Я не любила ездить в эту деревню. Там я была, и людей этих хорошо знала. Я не считала их друзьями, и общество мне было их противно. Хотя раньше я с ними дружила. О, как же я не любила вспоминать прошлое. А сейчас я с ним в ладах. День 0. Вечер. Гараж семьи Беккер. — Аккуратнее проходим с сумками из гаража! Сейчас все порвется и я ничего восстанавливать не буду! — голосом уверенного юного командира диктовала указания Мелисса. — Как на меня сыпется снег сквозь крышу? — завопила Гвин, размахивая руками и сумками в руках, доводя Мелиссу до ярости. Все тут же дружно загоготали над этой смешнейшей шуткой, и Мелисса начала отчитывать Гвин, а все гоготали все громче, и громче, и каждый децибел этого гоготания бил мне по голове импульсами боли. Было морозно, снег и правда сыпался сквозь дырявую крышу, так что сейчас я мечтала зайти домой поскорее. Я совершенно точно хотела просто зайти в теплый и уютный домик, погреться у печки и попить теплого чая… А еще, встретиться с ним… Я бы зашла, и мои очки бы сразу запотели. Он подошел бы и сказал «Помочь протереть?». Я бы сказала, слегка смущаясь (румянец легко покрывает мое личико, и так розовое с мороза) «Я бы справилась и сама, но раз уж ты настаиваешь» Он берет мои очки и начинает их протирать, а я стою, и поправляю прическу, а все недоуменно шепчутся «Они что, влюблены?» — А-ме-лия! А-м-е-л-и-я! Отойди с моей ножки, пожалуйста! — прямо в ухо кричит мне Мелисса, прервав мои мечтания. Я кисло отодвинула свою ногу с ее ноги, вздыхая поглубже. Мы уже дошли до крыльца и живот стало приятно крутить от волнения. И вот мы заходим. Тетя Фиби с радостью принимает наш багаж и по ней действительно видно, что нам тут рады. Мои очки, конечно, запотели. Я замотала головой, в поисках спасающей руки того самого… Но его не было, а потом я заехала головой прямо в голову Гвин. — Амелия, чтоб тебя. — она тут же осеклась. Пришлось протереть очки самой. И тут же я услышала смех. Смех, ради которого я живу. Смех, от которого на душе тепло. Демид… И, о чудо! Он задал мне вопрос. — Где Клем и Беатрис? — Они в дворе, — я пыталась соответствовать своим мечтам, но получалось как-то хило, — Привет, кстати, я… Меня уже никто не слушал. Он встречал их, и они то уж были поинтереснее. Я постаралась улыбнуться, прямо как в одной из своих мечт и пошла на кухню, помыть руки и попить чаю. В этом доме царила своя, особая, чарующая атмосфера. Вроде, чего бы такого в этих низких косяках, об которые вечно стукаются головой Беатрис и Клем, в этом приглушенном свете лампочки, которые зажигают ночью, всегда стоящих на столе выпечки и меда, и уютного треска в печи? Однако, для меня больше тут нет ничего уютного и родного. Я всей душой ненавижу это место, и я точно знаю, что мне тут не рады и позвали из извращенной «вежливости». Я мгновенно вызвалась помочь нарезать лимоны к чаю. Пусть Демид видит, какая я хозяйственная. На самом деле, я всей душой ненавидела делать что-то по дому, особенно готовить. Однако мне нравилось держать в руке нож и резать мягкие и податливые фрукты. И из-за того, что приехали мы достаточно поздно, оставалось время только на чай. Я никогда не любила кушать, потому что еда всегда оставалась на моих боках, а вкус я толком не ощущала еще с 13 лет. За столом собралось много ребят — позитивная и невозможно глупая Мелисса, стерва местного розлива Беатрис, долговязый с вечно недовольным лицом Клем, Гвен, прихвостня Беатрис и Мелиссы, которая ничего без них не может, мелкотня Аделина, которая только ноет и раздражает всех своей бесполезностью, дядя Том и тетя Фиби, которые как будто вечно тебя обсуждают, ну и конечно же самый умный и прекрасный на свете человек. Как же я хочу растянуть этот момент и расписать его внешность во всех существующих подробностях! Даже слов нет, чтобы рассказать о том, насколько он на самом деле хорош. Этим всем людям за одним столом с ним должно быть ужасно стыдно, что они сидят рядом с столь чудесным человеком. Он слегка загорелый, вечно ходит умилительно растрепанный, и улыбается самой милой улыбкой на свете. Он никогда не читает книжки и всегда утыкается в свой телефон, когда мы с ним остаемся наедине. У нас совсем нет общих тем, но все мои тетрадки исписаны стихами про его чудеснейшее имя. О, Демид! Как бы была прекрасна жизнь, коль мы бы с тобой были вместе! Вот я и рассказала про всех, кто сидит со мной за одним столом. Хотя, кого-то забыла. Себя. Меня зовут Амелия, но мне больше нравится имя Амалия, однако моя тупая мать не позаботилась о том, чтобы дать мне нормальное имя. У меня короткие коричневые волосы и я девочка. Хаха. Когда-то у меня были очень длинные волосы и очень худая фигура, я была самим совершенством, а к моим ногам штабелями ложились поклонники. Но я ненавижу говорить про прошлое, я больше не такая и больше для меня «прежней» меня не существует. И пусть я больше не занимаюсь спортом, не моя вина в том, какая я стала. После чая и дружного хохота на полчаса, состоящего из самых тупых и бессмысленных шуток на свете, все наконец-то решили отправляться на помывку и спать. И тут я вспомнила одну из причин, почему я ненавижу сюда ездить. Душевая была на улице. Естественно, это было неудобно: было дико холодно, при этом еще и скользко и неприятно стоять на сырых досках. Вода и сама была не очень то и теплая. Я вылила на себя немного и тут же задрожала от ужасного холода. Резко захотелось закутаться в десять пледов и прижаться к теплой батарее. Поэтому я, даже не задумываясь о гигиене, и всем таком, вытерлась своим полотенцем, я ополоснула совсем чуть-чуть лицо, пусто надеясь, что оно не покроется прыщами на следующий день из-за плохого умывания. От холодной воды начало ломить спину. Я быстро накинула на себя всю свою одежду, противно прилипшей к мокрому телу, и побежала в дом со скоростью света. И кто придумался мыться в душевой зимой? Конечно, можно помыться в бане, но это означает, что нужно будет раздеваться перед кучей девочек и париться в жаре. Еще отвратнее. Я зашла в дом, трясясь как осиновый листик, стараясь проскользнуть на свое спальное место как можно быстрее. «Ночевка» в деревне уже не задалась. Да кому я вру, она начинался просто отвратно. Зайдя в гостиную, где на крошечном диване мне постелили спальное место на эту ужаснейшную ночь, я увидела Аделину, ту самую мелочь, которая, как обычно, сидела за столом и рисовала. Ее крошечный блокнот и кучу почти поломанных сточенных карандашей освещала еще горящая желтым светом лампа. Она заметила меня, подняла голову и едва открыла рот, как я поспешила перебить ее: — Ты почему не с ними? Не в бане? — Я не хочу. На секунду в голове возникло то приятное чувство, как будто я сейчас смогла найти свою единомышленницу, того самого редкого человека, который понимает мои чувства. — Да, с ними не интересно, — я сказала это в полголоса, как будто не желая на самом деле, чтобы она услышала. — Нет, у меня в бане голова болит. Вот же мелочь, опять меня разочаровала. Я сжала кулак и бухнулась на кровать, да подемонстративнее, чтобы она понимала всю свою бесполезность. — А ты почему не в бане? — Не хочу. Я уже хочу спать. Тебе того же желаю. — Я порисовать еще хочу. Смотри, это принцесса. Я придумала свою историю… — Мне не интересно, извини, — на душе становилось все спокойнее и спокойнее. Наконец-то вся моя злоба и агрессивность выходила, но вместе с этим меня трясло все сильнее и сильнее. — Никому не интересно. Гвин всегда с Мелиссой и Беатрис, а Демид в телефоне. Я всегда одна. Я же тоже всегда одна! Вот кто меня понимает! — Ну, у тебя наверняка есть подружки в школе… — а вдруг нет? Мне повезло встретить кого-то столь одинокого, как я? — Ну конечно. Мне только тут скучно. Какой бред. Опять потратила время. Я-то одна всегда, и в школе, и дома, и тут. — Демид работает же, да? — перевела я тему. — Да. Молодец, — ее лицо тут же утратило интерес и она уставилась в свои рисунки. — Молодец, это точно… — эхом повторила я. Мне повезло хоть в чем-то, меня уложили на диван, а не на матрас на полу. Последнее, что я сейчас хотела — это спать на сыром полу, по которому еще и стелется сквозняк. Перед сном я немного перебрала свои вещи, в том числе и самодельную «аптечку», состоящую из пары лезвий, бутылечка с цианистым калием и пластырей, на случай, если мое увлечение самобичеванием зайдет слишком далеко. Я улеглась под тяжелое ватное одеяло, и уставилась в потолок. Свет от лампы все еще легко маячил, а за стенкой усердно болтали. — Как же нам будет весело завтра, проведем время нашей легендарной троицей, — похоже, это Гвин, как обычно, подлизывается к девочкам. — Что за троица? — это говорит Демид. — Я, Мелисса и Беатрис. Не хватает Вивиан, кстати, — меня заменили Вивиан, после того, как мы перестали общаться. Лезвия, крепко сжимаемые в моей руке, впиваются в бедра. — Я тоже хочу с вами. — Демид, ты мальчик. Будешь с Клемом, — это уже отвечает язвительная Беатрис. Ей бы тактичности добавить, да по лицу прописать за такие ответы. Решив дальше не слушать их бессмысленные диалоги, я заткнула уши подушкой и достала телефон. Перед тем, как лечь спать и перейти к следующему бессмысленному дню, я немного полистала приложения. Меня все еще трясло от холода. Тут этот гаджет был бесполезен — у меня не было интернета, да и сеть не ловила. Я прискорбно вздохнула и закрыла глаза. За стенкой происходило что-то веселое. Спустя час, сквозь медленно наступающий сон я услышала, как рядом на матрасе укладываются спать Беатрис и Гвин. Пытаются не шуметь. Заботятся о моем сне. День 1. Передо мной длинная комната. В ней ничего нет, стены и пол настолько ослепительно белые, что мои глаза сильно болят. Я иду, нет, даже бегу, задыхаюсь и плачу, легкие горят, горло и нос просто разрываются на мелкие кусочки, все вокруг мокрое, сырое, противное. И вот она, сухая дверь, путь к свободе. Я отворяю, она открывается легко и я с надеждой смотрю вперед. И я вижу за ней еще одну пустую белую комнату. О боже, это был сон. Я присела на своем диване. Как же тихо. Обычно это место полно шума, смеха, болтовни и прочих глупостей, но утром этот дом совершенно иной. Все до боли знакомые мелочи, от шкафа до искусственного цветка в кашпо казались другими, тихими, будто уснувшими вместе со всеми. И одна я не сплю. Рядом под таким же теплым ватным одеялом все еще спят Беатрис и Гвин, закинув руки и ноги друг на друга. Я взглянула в их счастливые, спящие лица, досматривающие последние сны. Они счастливы. Сейчас они без макияжа и они прекрасны. Я взяла в руки телефон. 8:40. Я проснулась довольно поздно по сравнению с тем, как я просыпалась каждый день, но сейчас мне казалось, что я ранняя пташка. С птицей себя сравнила, не слишком самолюбиво? Слово «самолюбиво» больно кольнуло в сердце, и я решила просто тихо посидеть в кухне. Я максимально тихо присела за стол и начала жевать булочку. После этого я открыла свою галерею на телефоне и стала просматривать свои фотографии. Когда-то я очень любила это занятие, но с каждым месяцем, здесь все меньше различных селфи и фотографий с друзьями, или просто природы. Резко я почувствовала чье-то присутствие. Я подняла голову и увидела стоящего в дверном проеме Клема. Он стоял около минуты, а потом с саркастической улыбкой уселся за стол напротив меня и уставился в свой телефон. — Доброе утро? — не то вопросительным, не то утвердительным тоном сказала я ему, чтобы разрядить создавшееся неловкое молчание. Клем проигнорировал меня, но саркастически ухмыльнулся. На секунду мне стало обидно, и я пошла к раковине — умыться. Клем меня настолько раздражал, сколько и словами не опишешь. Он выглядит одиноким, но у него так много друзей. Он такой красивый, но такой злой. Такой грубый. Наверняка, он еще и очень озабоченный. Меня от таких тошнит. Я тщательно умылась мылом, поскольку больше было нечем. Потом я начала расчесываться, печально вспоминая, как раньше в это малюсенькое зеркало в кухне я расчесывала длинные и струящиеся волосы. Неожиданно из жилых комнат, всполошенная, растрепанная, с лицом, как будто она опаздывает на самолет, выбежала Мелисса, крича громким шепотом: — О нет! Я проспала! Мама убьет меня! — видимо, сегодня ее очередь готовить завтрак. Нервно заламывая руки, она бегала возле плитки, хватая то одно, то другое. — Амели, Клем, умоляю, помогите! — она же знает, что мне больше нравится «Амалия». — А что мы готовим? — я не успела даже проснуться и почистить зубы, а с меня уже что-то требуют. Поэтому я невольно выглядела, как будто даже не против. — Гренки, — Мелисса сделала умилительно щенячьи глазки и взглянула на нас, хлопая своими длинными и чёрными ресницами. Я так не умею. Я не умела готовить и не училась. Никогда. И даже не пыталась, просто не было интересно. На возмущенные возгласы бабушек в стиле «Кто тебя такую замуж возьмет?!» я отвечала просто «Я не собираюсь замуж». Хотя, я, конечно же, мечтала выйти замуж за одного брюнета. Кстати, все, что я умела в этой жизни — это жаловаться на неё, писать в заметках на телефоне что-то вроде никому не нужного дневника и потреблять результаты чужого труда. А еще писать высококлассные стихи про Демида, чтобы потом прятать их под ламинатом. Пожалуй, это все, чему я научилась за без неделю пятнадцать лет. Я кое-как разбила яйца, почти не уронив скорлупу в миску, и начала их мешать. В какой-то момент я даже подумала, что я выгляжу как настоящая домохозяйка. И тут я представила, что если Демид увидел бы меня сейчас… «Хозяйка какая» — сказал бы он. «Что верно, то верно» — ответила бы я со скромностью. «А еще что умеешь готовить?» — спросил бы он у меня влюбленными глазами. «Плов» — кратко, но ёмко ответила бы я. «А жарить картошку?!» «И варить, и тушить, и коктейли» У него открылся бы рот от восторга, и он бы сказал, немного улыбаясь: «Ты будешь отличной женой» Я бы смутилась немного, совсем капельку, поправила бы волосы и сказала бы: «Все может быть». — Амели! Горе ты луковое! Ты меня вообще слышишь?! Ты как яйца взбиваешь? Ты уже половину расплескала! Руки-крюки! Ты вообще готовить умеешь?! — К-конечно, и жарить, и тушить, и… Ну что за день такой несчастный. Теперь я очнулась от мечты и увидела, что теперь тут стоят все и хохочут над тем, какая я неумеха. В том числе, и Беатрис, и конечно, Аделина, которой видимо заняться нечем. И тут, конечно, в триумф моего позора в виде расплесканных по всему столу яиц в кухню заходит Демид и все мои мечтания сводятся к его подхихикиванию каким-то глупым комментариям Беатрис. — Я ненавижу Амелию, она утром нас разбудила, — вполне четко я услышала слова последней, после чего мне стало так горько, что лезвия не всегда в моей руке. Все, что я смогла сделать, это сжать кулаки покрепче. Все девочки начали болтать, создавая самые тошнотворные звуки на планете, хохоча как дуры и перебивая друг друга, каждая все быстрее и быстрее. Вечно они обсуждают самые бесполезные темы. Какие сейчас сережки в моде, с каким топингом лучше пить кофе, с чем носить юбки-карандаш, и какие самые модные сочетания цветов в этом сезоне. Слушая их ничего не приносящие в мир беседы, хотелось сплюнуть от души. Я еле подавливала в себе это желание. И тут Гвин спросила у Мелиссы, дожаривающей гренки: — Что делать сегодня будем? — Посидим дома, — ответил за неё Клем-домосед. — Погуляем, — предложила Беатрис. — Я за, — поддержал Демид. — Я бы и посидела дома, и погуляла бы, — выразила свое мнение Мелисса, — а что ты, Амели, хочешь? А что я хотела? Я хотела сейчас только две вещи — смотреть на Демида и спать. А еще лучше смотреть на Демида во сне. Хотя в жизни он гораздо лучше. Демид хочет гулять. Не значит ли это, что я должна… — Я не против погулять, — мило пролепетала я и глупо улыбнулась. Демид должен оценить мою поддержку. — Значит решено! К двенадцати идем гулять! На речку! Не замерзнем — сегодня не так уж холодно сегодня, да и мы можем одеться потеплее. Все согласны? — Даа! — Ну, вот и решили. Кстати, завтрак готов.