Простой поцелуй

      — Не желаете ли выпить, дорогуша?              Безмятежная сосредоточенность Эммы на Генри нарушилась, когда Голд осмелился поставить кружку горячего шоколада на столешницу прямо перед ней. Она была переполнена пенистыми белыми сливками, капельки которых стекали по бокам кружки и просили, чтобы их слизали.              Юноша объяснял, что механик на самом деле мышь из «Золушки», Гас-Гас. Лично она всегда помнила Гаса как пухлого мышонка в милой шапочке, который постоянно попадал в неприятности со злым котом Люцифером. Далее Генри должен был сообщить ей, что голуби тоже прокляты и способны разговаривать с Белоснежкой.              А теперь еще и предложение горячего какао от волшебного человечка, который, похоже, отчаянно пытался завоевать ее расположение сегодня вечером.              Она смотрела сквозь дырочку в сливках на пенистый шоколад и думала, не придется ли ей сунуть голову под кухонный кран. Или в него подмешали что-то другое?              — Нет, спасибо, — твердо отказалась она, отодвигая кружку кончиком пальца. Генри пожал плечами, обмакнул палец во взбитые сливки и слизал их. Она считала секунды. Может быть, в нем все-таки не было острого соуса. — Все еще пытаетесь произвести на меня впечатление?              Голд провел рукой по безупречному костюму, привлекая к себе ее внимание.              — На кухне вы выглядели весьма впечатленной, — напомнил он ей.              Жар опалил ее шею и щеки. Проклятье, теперь ее глаза предательски забегали по всем местам, где ее пальцы касались его тела. Дольше всего они задержались над его поясом. И он позволил ей смотреть.              Генри, однако, на время забыл о какао. В его глазах появился тот яркий блеск, который всегда возникал, когда его что-то интересовало.              — Что он имеет в виду? Вы были одни на кухне? — Его брови взлетели к волосам, а потом быстро опустились вниз, на лице было видно отвращение, когда он представил, что у его мамы романтические отношения с кем-то, тем более с самым влиятельным жителем города. По крайней мере, мы никогда не будем бедными. Думай позитивно, Эмма.              Голд невозмутимо барабанил пальцами по своей трости и, казалось, был весьма горд собой.              — Ах, да. Твоя мама очень любит мой…              — Рецепт шоколадного печенья, — поспешила перехватить Голда Эмма. Это было первое, что пришло ей в голову. Что бы он ни собирался сказать, это было явно не то. Его рот так и остался неловко приоткрытым, а Генри с сомнением изучал ее. — Мы с Мэри Маргарет хотели испечь печенье, и мистер Голд впечатлил меня своим советом добавить в два раза больше шоколадной стружки.              Эмма поняла одну вещь о Голде: Он был человеком, который знал, как разыграть свои карты.              — Я обязательно сделаю следующую партию очень сладкой для вас, Эмма. Возможно, я смогу предложить вам дегустацию. — Его тело плавно переместилось, а манеры стали напоминать «если бы вы понимаете, что я имею в виду».              — Думаю, я могу использовать свое воображение, — пробормотала она, пытаясь отвести взгляд от Голда. Это не очень-то получилось — он требовал быть в центре внимания, даже не повышая голоса. По ее коже пробежал холодок, когда он заметно оживился и издал взволнованное «ооо», его губы скривились в улыбке.              — Дам монетку за ваши мысли, Шериф. — Ни за что. Меньше всего ей хотелось выплескивать свои сокровенные мысли в присутствии Генри.              Она думала о том, что Голд то и дело оказывается непредсказуемым. Она думала о том, что велика вероятность того, что он пытается соблазнить ее, а поцелуй в полночь станет зажженной спичкой к бензину. Она думала о том, что он лучше всех одет в этой закусочной, и что ее стена, возможно, истончилась за тот час или около того, что она была здесь.              Но она не собиралась говорить ему об этом.              — Вам что-нибудь нужно? «Кроме моих губ, » — мысленно добавила она.              Голд сделал вид, что раздумывает, но Эмма сомневалась, что его желания еще не были внесены в его небольшой список дел. У Голда были планы от «А» до «Я», черт побери.              — Я дам вам знать, — шелковисто заверил он ее. Это прозвучало как мрачное обещание. Заметка для себя: не попадаться Голду на кухне.              Он повернулся, чтобы уйти, и чуть не врезался в кого-то. Это был лжеотец Пейдж — нет, Грейс. По словам Генри, он был одним из Трех поросят, которые избегали Руби как чумы. Судя по всему, он и его братья также держали мясную лавку. Какой бы дьявольской ни была Реджина, в этой картине было что-то не так.              Мужчина узнал человека, которого чуть не завалил, и побледнел.              — Простите меня, пожалуйста! Я не смотрел, куда иду! — Голд стряхнул пыль со своего костюма и попятился от полноватого мужчины. Отлично, — досадно подумала Эмма. Теперь он, наверное, спрячется в своем доме и будет ждать, когда Голд придет его разнести.              — Ясное дело, — ледяным тоном сказал Голд. Грейс робко улыбнулась Голду, высунув голову из-за спины отца. Однако ее взгляд был устремлен именно на Генри. Она помахала рукой, и щеки ее окрасились в светло-розовый цвет.              — Привет Генри, — ласково поздоровалась она с ним. Он приветливо улыбнулся в ответ. — Хочешь потом поиграть в прятки? Я уговорила других детей присоединиться.              — Конечно, — с энтузиазмом согласился Генри. Его взгляд переключился на Эмму, которая внимательно наблюдала за ним. — Я имею в виду… если мама не против.              Под столом его нога задела ее ногу. Она закатила глаза. Дети будут детьми.              — Почему бы и нет? Нет ничего плохого в том, чтобы появляться там, где взрослые меньше всего этого ожидают, я думаю. — Если только это место не включает кухню. И Грейс, и Генри засияли при мысли о задуманной ими игре. Грейс всегда была лучшей искательницей.              — Эй, Грейс, — окликнул Генри, когда она и ее лжеотец стали поспешно удаляться. Обернувшись, она заметила чашку какао. Генри протягивал ее с предложением. — Вот. Ты можешь взять его. Там даже есть зефир.        Генри подвинулся на край своего стула и протянул ей чашку. Голд наблюдал за их милым моментом с растущей тревогой. Когда Грейс торопливо приняла напиток, на ее пути случайно оказалась его трость, и она упала, налетев на Генри. Кружка с какао, словно взорвавшись, разлетелась шоколадными брызгами. Он забрызгал платье Грейс. Чудо, что лишь пара брызг попала на пальто Генри, и еще большее чудо, что Грейс не получила ожогов от горячего напитка. Руби тут же бросилась к ней с полотенцем, а ее отец опустился на колени, чтобы осмотреть Грейс. Он провел рукой по пятнам, но это было бесполезно. Ее платье было в запущенном состоянии. — Грейс? Ты в порядке? — Девочка развела руки в стороны, и ее лицо недовольно исказилось при виде испорченного платья. Храбро улыбнувшись, она кивнула. — Я в порядке, правда, — настаивала она. Ее отец продолжал безуспешно пытаться оттереть шоколад полотенцем. Он нахмурился. — Это был просто несчастный случай. Она не осмеливалась встретиться с Голдом взглядом. Генри извинился перед ней, но Грейс отмахнулась от него. Случайность, — повторила она дрожащими губами. Подозрительный взгляд Эммы переключился на Голда, который осматривал конец своей трости. Он встретил ее взгляд и пожал плечами. — Должно быть, я сегодня рассеян. Возможно, я слишком много выпил, — небрежно сказал он. Он повернулся и скрылся в толпе, не обращая внимания на ворчание отца Грейс о том, что им пора идти домой переодеваться. Эмма смотрела вслед удаляющейся спине Голда, пока он не исчез из виду. Это не было случайностью. С Голдом никогда не бывает случайностей.       …              — Она кажется милой, — намекнула Эмма Генри через несколько минут после того, как Грейс ушла переодеваться. Генри был явно удручен этой катастрофой. В ответ он лишь угрюмо поднял плечи.              — Она в моем классе, — объяснил он, как будто этим все исчерпывалось. Детская логика. — Надеюсь, она не злится из-за какао.              Он пожевал внутреннюю сторону щеки, разволновавшись. Эмма перегнулась через стол и похлопала его по руке.              — Уверена, она это переживет. Думаю, ты ей нравишься.              По ее поддразнивающему тону Генри понял, что она говорит не просто о стандартном «нравится», которое подходит для друзей. Она имела в виду как парень/девушка. Надеюсь, не в том смысле, в каком Реджине нравится Грэм. Может быть, это больше похоже на то, как Белоснежка любит Прекрасного Принца.              Генри бросил на нее взгляд, полный недоумения.              — Она должна быть выглядит на… — Генри сделал паузу, размышляя об этом, и даже использовал пальцы для счета. Затем он сделал лицо, которое выражало «фу». — Тридцать восемь. Это уже старость.              Последствия этого проклятия, длившегося двадцать восемь лет, не переставали ее шокировать. Не каждый день можно оказаться в том же возрасте, что и твои родители. Эмма опустила голову на руки. Было удивительно, что Генри вообще перестал обращать внимание на такие мелочи.              — Кроме того, — продолжил он. — Все, что она сделала — это попросила меня поиграть в прятки. Она не просила меня стать ее будущим мужем. — Эмма подняла руку, чтобы остановить его.              — Во-первых, 38 лет могут показаться тебе старостью, но для меня это не так. По крайней мере, не совсем. Во-вторых, предложить мальчику поиграть в прятки — это почти то же самое, что попросить его стать твоим Валентином. Поверь мне, я это проходила.              Губы Генри удивленно приоткрылись.              — То есть ты просила мальчика поиграть в прятки? Или просила его быть твоим Валентином?»              Эмма с неохотой вспомнила свое детство. Подобные развлечения прекратились, когда ей было около девяти лет и она начала понимать, как устроен мир.              — И то, и другое, — призналась она. — Я просто надеюсь, что ты уже прошел стадию предсказаний в MASH, когда думаешь, что можешь угадать размер своего дома, супругу и количество детей по листу бумаги. Когда я это делала, я якобы собиралась выйти замуж за Джорджа Клуни, стать миллионершей, жить в особняке и иметь десять детей. Я оставила надежду на это в тринадцать лет.              Генри задумчиво кивнул. Если ей повезет, он познакомит ее с Грейс.              — Значит ли это, что ты запретишь, если я захочу отправить письмо Анджелине Джоли и попросить ее поиграть со мной в прятки? Она может взять с собой десятерых детей.              Эмма вздохнула и удрученно покачала головой. Мне еще рано проходить уроки материнства, чтобы разбираться с драмой в отношениях.              …              С того момента, как Грейс вернулась в чистом лавандовом платье, девочка практически прилипла к Генри, как липучка. Было очевидно, что она неравнодушна к мальчику… а Генри, казалось, не стеснялся отвечать на ее улыбки и смех.              Неужели все к этому и шло? Проиграть это испытание детям? Как же это будет позорно! Красная Шапочка, скорее всего, со смехом выгнала бы его из закусочной, а сама бы расплакалась в полотенце.              Но это были всего лишь дети. А дети обычно не интересуются поцелуями, не так ли?              Даже Бей не проявлял интереса к девушкам, хотя ему нравилась та немая служанка. И всегда была та девочка… как же ее звали? Ах да. Моррейн. Маленькая девочка, которая с упоением рассказывала о том, как он остановил войну с людоедами. Визжала, практически как девчонка-фанатка.              Если подумать, Грейс и Генри смотрели друг на друга так же, как Бей и Моррейн. Где-то на задворках сознания он услышал музыкальный звон свадебных колокольчиков.              Он любил детей… но он предпочел бы сломать свою единственную здоровую ногу, чем проглотить свою гордость и проиграть это испытание двум возлюбленным детям.              Но как отвлечь их от общества друг друга? Что любят дети? Конфеты. Дети любят конфеты, особенно кондитерский шоколад, который продается по праздникам.              А от конфет у детей болит живот. Если у Грейс заболит живот, отцу придется отвести ее домой. Опять.              Все было идеально. Или, по крайней мере, достаточно идеально для такого случая.              Конечно, сначала ему нужно было найти конфеты. Магазин мистера Кларка находился всего в паре магазинов от закусочной. Конечно, гном-аллергик не оставил бы несколько полок без батончиков «Apollo».              Когда он подошел к двери закусочной, Руби подняла голову, чтобы раздать порции, и эта ужасная ухмылка вспыхнула, как неоновая вывеска.              — Так скоро уезжаете? — Неужели она всерьез полагала, что он сдастся так рано? Он знал, что в ближайшее время она планирует что-то предпринять против него. Повернувшись к ней, он бросил на нее покровительственный взгляд.              — Лучше вам свой виляющий хвост, поджать. Я вернусь раньше, чем вы начнете по мне скучать, — пообещал он. Красная Шапочка не выглядела довольной, услышав это. Она пытливо наклонила голову.              — Куда именно вы направляетесь? — Освежить дыхание для Эммы, — подумал он. Возможно, ему стоит прихватить несколько «Тик-Таков» на всякий случай. И новый одеколон.              — Найти незанятый туалет. — Руби застыла на месте, зажав кружку в пальцах. Обернувшись, она заметила, что Белоснежка угрюмо и одиноко сидит за барной стойкой, а дверь в туалет остается закрытой. Я сказала ей, что Прекрасный задержится.              Когда он переступил порог закусочной, раздался звонок. На мгновение он оглянулся через плечо, и его глаза встретились с зелеными глазами Эммы. Она не могла понять, испытывает ли она облегчение или разочарование, глядя, как он выходит. Не волнуйся, дорогая Эмма. Я еще далеко не закончил впечатлять тебя сегодня.              И как только за ним закрылась дверь, по закусочной разнесся истошный крик. Он принадлежал Реджине. Малыш-паучок полз по блузке Реджины…              Надеюсь, Руби засняла это на пленку.              …              Попасть в магазин мистера Кларка в темное время суток было довольно просто. Гном-идиот оставил запасной ключ под камнем величиной с кулак, прямо возле двери. Неудивительно, что Гензель и Гретель так и не попались на воровстве до появления в городе Эммы.              К тому времени, когда он вернулся в закусочную, на его руке покачивался пластиковый пакет, набитый батончиками «Apollo». Вечеринка была в самом разгаре — одна из зон закусочной была отведена исключительно для танцев. Руби облокотилась на барную стойку и показывала видео Белоснежке и Золушке.              — Нет, подождите! Продолжайте смотреть! Видите, вот Простачок опускает паука вниз и… вот она танцует! Посмотрите, как она извивается! Люди подумали, что она подражает рэперу MC Hammer, когда зазвучала его песня «U Can’t Touch This»!              Девушки покраснели и разразились хохотом. Истерические слезы текли по щекам Белоснежки, пока Руби снова воспроизводила эту сцену. Внезапно он поставил пластиковый пакет на табуретку, привлекая их внимание.              Улыбки исчезли, сменившись явным недовольством. Золушка пробормотала что-то о том, что у нее болят ноги и она хочет, чтобы принц Томас их помассировал, хотя он держит на руках их ребенка. Белоснежка отвела взгляд и медленно отошла от барной стойки, направляясь к Эмме.              — Забавно, как это всегда происходит, — пробормотал он. Руби не стала спорить — никто не мог расчистить комнату быстрее, чем Румпельштильцхен. Она заглянула в пакет и окинула его недоверчивым взглядом.              — Вы вышли… за батончиками? — Руби моргнула, глядя на ассортимент шоколадных конфет, как будто ожидая, что это мираж. Либо она думала, что у него впечатляющая тяга к сладкому. И глупо надеялась, что он поделится. Он пододвинул пластиковый пакет поближе к себе. — Я думала, вы пошли в туалет!              — Может и так, — ответил он. — Разница между тобой и мной в том, что мне не нужно ждать общественного туалета. Я могу облегчиться там, где захочу. Говоря вашим языком, я помечаю свою территорию.              Руби недовольно сморщила нос.              — Со мной такое тоже случается раз в месяц, — пробурчала она. Затем ее лицо покраснело. — И я сказала это вслух. Это последнее, что я ожидала найти с вами общего.              Все, что он знал, это то, что ей лучше держаться подальше от его дома в полнолуние. Не хватало еще слушать, как Понго терроризирует соседний двор мисс Джинджер.              — Что это? — Руби снова наклонилась и заметила в сумке что-то еще. Ах, да. Другое его приобретение.              Осторожно он вытащил предмет, чтобы Руби могла его рассмотреть. Это была детская игрушка, но по какой-то странной причине она его завораживала. Это была пластиковая клешня виде руки робота, и если потянуть за рычаг внизу, клешня раскрывалась. С тех пор он постоянно хватал ею шоколадные батончики с полки.              Но Руби смотрела на него так, будто он сошел с ума.              — Вы бредите больше, чем я думала, — сказала она с усмешкой.              Он щелкнул клешней, открывая и закрывая ее. Он попытался подцепить ею чипсы, но чипсы разлетелись на кусочки. Ладно, возможно, его нужно было немного доработать.              — Вас всегда радуют такие обыденные вещи?              Он вспомнил, как провел время в их мире и как радовался. Конечно, по большей части это было безумие, но в том мире были лакомства, которые вызывали улыбку на его лице и заставляли двигаться энергичнее. Клубничные пирожные, взрывающиеся феи, прыжки с тарзанки с крыши замка, когда ему было скучно… Он сам придумал этот вид спорта. Вините в этом безумие.              — Вы удивитесь, если узнаете, какие занятия меня радуют, дорогуша. — Судя по выражению лица Руби, она не хотела знать. Хорошо, потому что список был довольно длинным.              Как раз в это время мимо проходили Чихун и Простачок. Чихун притормозил, разглядывая пластиковый пакет с шоколадными батончиками и клешню робота в руке Голда.              — Эй! Это из моего магазина? — Голд перестал щелкать клешней.              Если он попытается соврать или ловко уклониться, то почувствует, что Руби бросит его под автобус. Поэтому он напустил на себя свирепое выражение, заставившии Чихун сглотнул и сделал шаг назад, наткнувшись на Просточка.              — Я компенсирую расходы, — отмахнулся он от обвинения.              — Но… — Он бросил взгляд на сопящего гнома, чтобы тот замолчал. Он что, оспаривал его слова? Его лицо просветлело, когда его осенила восхитительная идея.              — Эй, гном. Как тебе нравится… эскарго¹?              Теперь оба гнома едва не дрожали в своих колпаках. Голд намеренно щелкнул клешней по морде Чихуна. То же самое он сделал и перед лицом Просточка, размахивая игрушкой, как палочкой. Гномы обменялись испуганными взглядами и бросились бежать.              — Вам нужно перестать угрожать каждому, кто задает вам вопросы, — невесело сказала Руби. Он направил на нее игрушку, но она отвела ее от своего лица.              — Я ведь не угрожаю вам, правда? — Уголки губ Руби слегка приподнялись. По правде говоря, она была одной из немногих, кто не казался ему ужасно запуганной. Если бы он не знал ничего лучше, то решил бы, что ей нравится его общество.              Наверное, дело в шампанском.              — Вы все лучше держите язык за зубами, — заметила она. Она постучала ногтем по клешне робота. — Итак, что именно вы собираетесь делать со всеми этими шоколадками? Вы планируете заставить всех завидовать, поедая их один за другим?              — Как бы забавно это ни было… нет, — сказал он. Он порылся в сумке и осмотрел толпу в поисках Генри и Грейс. Ага! Вот они, на краю танцующей толпы. Красная Шапочка проследила за его взглядом, и выражение ее лица стало настороженным, когда она заметила детей. — Дети любят конфеты.              Красная Шапочка расширила глаза в недоумении, когда он соскользнул с табурета.              — У вас паранойя, что двое невинных детей украдут ваш поцелуй, и вы подкупаете их шоколадом? — Похоже, она прекрасно понимала его дилемму. Он сунул ей в руки клешню робота.              — Присмотрите за моей игрушкой.              …              — Генри. — Он поднял глаза от Грейс и увидел, что к их столику приближается мистер Голд — нет, Румпельштильцхен. Он задумчиво нахмурился. Он начал ладить с Грейс, и она ему действительно понравилась.              Что могло понадобиться такому человеку, как Румпельштильцхену? Что-то связанное с Эммой? Если его мама когда-нибудь сделает с Румпельштильцхеном то, что, по словам Белоснежки и Прекрасного, они делали наедине в квартире, готовя тако, то он больше никогда не будет смотреть на этого дельца в прежнем свете. Эмма даже не любила тако.              Затем он увидел пластиковый пакет в его руке и постарался, чтобы его глаза не загорелись и не выдали его любопытства. Грейс неловко пошевелилась на своем месте, когда Голд остановился у края их столика.              — Здравствуйте, мистер… э-э-э… Румпельштильцхен, — вежливо поприветствовал Генри. От этого печально известного имени глаза Грейс стали еще шире, но Генри никогда не боялся мистера Голда. Он никогда не делал ему ничего плохого и даже, кажется, немного любил его. Генри просто не знал, стоит ли ему доверять. — Что у вас в пакете?              Мистера Голда, видимо, позабавил этот вопрос, потому что он усмехнулся.              — Ты больше похож на свою мать, чем думаешь, Генри. Всегда любопытен, — сказал он. Генри воспринял это как комплимент. — У меня в магазине было несколько лишних батончиков «Apollo». Боюсь, для такого старика, как я, их слишком много, чтобы съесть их самостоятельно. Возможно, вам двоим они придутся по вкусу.              Развернув пакет, он высыпал содержимое на стол. Из пакета высыпалась гора шоколадных плиток, некоторые упали на сиденья. Никогда еще они не видели столько конфет.              И все же… никто из них не протянул руку, чтобы взять одну. Секунды шли, а они лишь смотрели на эту кучу. Почему они не едят их? Неужели их так заворожили эти конфеты, что в их мозгах произошло короткое замыкание?              — Ну, давайте. Берите. Они все ваши, — настаивал он, подталкивая кучу в центр стола. Генри держал руки на коленях. Что случилось с этими детьми? — Вы же наверняка любите шоколад?              Губы Генри подергивались. Он выглядел искушенным, но все же обратил свой пристальный взгляд на Голда.              — Какова ваша цена? — Какова мать, таков и сын.              Он никогда не делал угрожающих движений в сторону ребенка. Он никогда не просил его ни о чем, но с детьми он редко заключал сделки. Он притворился обиженным, прижав руку к груди.              — Неужели ты думаешь, что я попрошу что-то взамен? — Генри посмотрел на него серьезным взглядом, отчего тот показался ему гораздо мудрее своих десяти лет. Он расценил это как «да». — Все, чего я хочу — это чтобы ты наслаждался этими конфетами. Мой желудок в последнее время не может выдержать столько.              Могу поспорить, что если бы бабушка вывалила на их стол целый мешок конфет, они бы исчезли в считанные минуты. В чем разница между мной и ею? Она отнюдь не милая старушка.              Словно прочитав его мысли, Грейс доброжелательно покачала головой.              — Нет, спасибо. Оба моих отца предупреждали меня, что нельзя брать конфеты у незнакомцев, — тихо сказала она. Он нахмурился. Уверен, Джефферсон имел в виду засахаренные яблоки Реджины. От того, что их покроют карамелью, они не станут менее ядовитыми.              — О, я не незнакомец. Я долгое время дружил с твоим биологическим отцом. Практически всю его жизнь. Насколько ты знаешь, я твой крестный отец.              Грейс вздрогнула от этой мысли. Он надеялся, что она подумала не о Крестном отце. Наверное, о трости.              — Он говорил совсем другое, — ответила она. Теперь уже ему стало любопытно. Мельница слухов не переставала удивлять его. Это должно быть хорошо, — подумал он с легким интересом.              — И что же он говорил? — На юном лице Грейс отразилась нерешительность, и она прикусила губу. Ожидание и напор убедили ее в том, что ее губы складываются в слова. Он наклонил голову, чтобы прислушаться к ее мягкому голосу.              — Он говорил… что вы странный маленький человек с проблемой кожи. Что вы живете один в темном замке, одеваетесь в кожаные штаны… и однажды вы умоляли его достать вам рубиновые туфельки.              Джефферсон мог быть таким болтуном. После всего, что он для него сделал, и всех тех случаев, когда он устроил его в своем Темном замке. И, стоп! Проблема с кожей?              — Могли бы вы когда-нибудь представить меня в… — Он понизил голос, опасаясь подслушивающих. Не нужно, чтобы это разнеслось по городу. —… рубиновых туфельках?              Оба ребенка наклонились, чтобы взглянуть на его дорогие, начищенные до блеска туфли. На их губах заиграл смех. О, они думали, что это смешно, да?              — Генри, пора бы этой ужасной женщине… то есть мисс Свон, оставить тебя в покое, — прервал их резкий голос Реджины. Она подошла, неся в руках тарелку со своей фирменной лазаньей. Тарелка была почти пуста — эти люди не притронулись бы к ее яблокам, но они были любителями ее лазаньи.              Мэр замерла, заметив его присутствие и кучу конфет. Он спокойно улыбнулся, но она бросила на него угрожающий взгляд и наклонилась до Генри. Отлично — теперь он будет пялиться на ее задницу. Чем он заслужил это?              — Генри, что я тебе говорила о том, что нельзя брать еду у сомнительных людей? — В глазах Генри вспыхнул мятежный блеск. Если она не будет осторожна, мальчик возьмет один из этих батончиков, просто чтобы позлить ее.              — У сомнительных — это у вас с вашими яблоками? — Голд не мог удержаться от того, чтобы не надавить на Реджину. Это всегда было его любимым увлечением. Медленно выпрямившись, она повернулась к нему лицом, закрывая Генри своим телом.              — Ты на что-то намекаешь… Голд?              — Я не уверен. Вы на что-то намекаете, называя меня и мои батончики сомнительными, Ваше Величество? — Реджина предупреждающе сузила глаза. Ей никогда не нравилось, когда над ней насмехались.              Он облокотился на ее плечо и взял один из шоколадных батончиков. Отделив обертку, он откусил кусочек шоколада. Обезьяна видит — обезьяна делает.              — Вы двое наслаждайтесь шоколадом, — сказал он Генри и Грейс. Он наслаждался возмущением Регины, когда дети, обменявшись восхищенными взглядами, набросились на конфеты. Вернувшись к бару, он захихикал. Очевидно, Руби тоже.              — Вот ваша клешня, — сказала она, протягивая его. Хорошо, что он не сломан. И почему она смотрела на него так самодовольно? Она что, налила клей его стул? — Так… рубиновые туфельки, да? Не возражаете, если я их как-нибудь одолжу?              Черт бы побрал этот чуткий волчий слух.              — Тише или я заставлю вас танцевать в железных башмаках.              Вот уж не удержал язык за зубами. Неожиданно Арчи подскочил к Руби и нежно поцеловал её в щеку. Эти двое выглядели такими же счастливыми, как Белоснежка и Прекрасный. Если, конечно, Прекрасный не дежурил в туалете.              — О, здравствуйте, Румпельштильцхен, — приветливо поздоровался Арчи, наклонив голову. Он заметил клешню робота, и его глаза за очками расширились. — Эй, я её помню! Я любил такое в детстве!              Не успел Голд опомниться, как Арчи выхватил у него из рук клешню-робота, с помощью которой взял из вазы цветок и протянул его Руби. Она покраснела, взяв его, а Голд стал бороться за то, чтобы вернуть себе клешню.              Дети будут детьми.              …              Гудок… гудок… гудок… О, возьми трубку, ты, никчемный шляпник!              Голд мысленно ворчал и проклинал имя Джефферсона, стоя у входа в закусочную и прижимая телефон к уху. Он потирал руки, чтобы согреться, пока гудел телефон.              — Приветствую. Вы дозвонились до поместье, который больше вашего штата Мэн. Чем я могу вам помочь? — высокомерный голос Джефферсона звучал в его ухе. Странно, что он ответил на звонок в такой грубой манере. Погодите…              — Вы теперь оракул? — В трубке послышалось грубое хихиканье.              — Видите ли, этот мир сильно продвинулся по сравнению с нашим. У них есть такая штука, как определитель номера. По нему я могу узнать, кто именно звонит. С ума сойти, да? — Раздраженный, он отмахнулся от слов Джефферсона о современных чудесах этого мира и перешел к причине своего звонка.              — Вы сказали своей дочери, что я попросил рубиновые туфельки?              На другом конце провода было тихо. Конечно, Джефферсон не забыл? Нет, его память была почти такой же впечатляющей, как и его собственная. Он либо умирал от смеха, либо трясся от чувства вины. Или разрывался между ними.              — Вы разговаривали с моей дочерью? — О, нет. Шляпник не мог разбрасываться обвинениями. Не тогда, когда он распустил столько слухов. — А что еще вы собирались с ними делать? Был только один способ их использовать — надеть и щелкнуть каблуками. Это преследует мои сны уже много лет.              — А ещё я странный маленький человечек, да? — Теперь в голосе снова слышался смех. Если бы он мог дотянуться до через телефона и свернуть ему шею…              — Я никогда этого не говорил, — открыто отрицал он. Голд открыл было рот, чтобы назвать его лжецом, поскольку сейчас он почти назвал так свою дочь лгуньей, но Шляпник опередил его словами. — Грейс неправильно меня поняла. Я не говорил, что вы странный маленький человечек. Я сказал, что вы — странный меланхоличный человек. — Пальцы Голда сжались вокруг телефона. — Посмотрите правде в глаза: вы провели почти 300 лет в одиночестве, хихикаете, как овечка на гелии, и не очень-то подходите на роль Джека и бобового стебля, когда речь идет о росте.              — А что не так с моими кожаными штанами? — Он тоже был первым, кто ввел эту тенденцию. В тавернах по нему падала в обморок целая горстка дам.              — Ничего. У вас отличный вкус. В Зачарованном лесу все носят кожу, но здесь ее обычно никто не носит. Разве что старые рок-звезды.              — А мои проблемы с кожей? — Джефферсон насмешливо хмыкнул ему в ответ.              — Вы хоть раз смотрелись в зеркало за эти 300 лет? — Ладно, может кожа у него и была другой, но разве это можно считать проблемой? —В этом мире есть лекарство от этого. Это волшебное вещество под названием Neutrogena.              Это становилось смешным. Все эти оскорбления сводили его с ума.              — Еще вопросы? — Джефферсон захлопал в ладоши. Похоже, он был слишком доволен этим семинаром вопросов и ответов.              — Первый. Почему вы не участвуете в празднике? — Казалось, в закусочной были все жители Сторибрука, кроме Джефферсона. Он полагал, что Шляпник не прочь провести время с Грейс. Если только он все еще не боялся этого воссоединения.              — Потому что единственное, что волнует людей на новогодней вечеринке… это то, какая счастливая пара первой поцелуется в полночь.              Слова Джефферсона задели за живое. Он знал. Осторожно подняв голову, Голд посмотрел на дом на холме и представил, как Джефферсон наблюдает за ним в телескоп.              — Удивительно, насколько мощным может быть мой телескоп. Иногда он меня поражает. Вы сейчас не видите, но я машу вам из своего окна. Не помашете ли вы мне в ответ, старый друг? — Последнее, что он собирался сделать — это быть пойманным за маханием рукой кому-то конкретному.              Вместо этого он сбросил вызов. Через секунду телефон зажужжал. На нём пришло сообщение. Подсветка высветила слова в темноте.              Как грубо! — гласило крошечное сердитое лицо с дьявольскими рожками. Как забавно. Затем телефон зажужжал во второй раз. Кстати, это называется СМС. И он был информативным.              — Дайте угадаю: ваша прялка зовет вас домой?              Голос раздался прямо у него за спиной, едва не напугав его. Так вот каково это, когда кто-то подкрадывается к тебе. К счастью, это была всего лишь Эмма. И она ела один из его шоколадных батончиков.              — У Генри на столе лежало подозрительное количество сладостей. И вы заплатили ему, чтобы он передал все это Грейс?              Она достала пачку двадцаток, которую он сунул Генри. Шагнув вперед, она засунула пачку в карман его костюма. В уголке ее губ осталось крошечное пятнышко шоколада, которое привлекло его внимание. Что она сделает, если он наклонит голову и слижет его?              — Может, теперь станцуем? Обещаю, что не буду снимать шляпу в знак почтительности. — Лицо Эммы вспыхнуло, и она в изумлении отпрянула от него. Когда она обернулась, краска перетекла на ее шею. — Он выглядел голодным. Я решил поделиться с ним.              Эмма медленно ела батончик, ее рот был слишком полон, чтобы ответить. Может быть, с помощью батончика она отвлекалась от приятных мыслей, крутящихся у нее в голове.              — Я думала, вы никогда не делитесь тем, что вам принадлежит, — ответила она, хотя и не слишком холодно. Это была просто констатация факта.              — Единственное, чем я никогда не поделюсь — это мороженым, — заявил он. И еще его кожаными штанами. И его шкафом. И его расческой. И его шампунем. О, возможно, Эмма была права. Он может быть немного собственником.              — Никогда?              Он уставился на нее в легком шоке. Это был вызов? Осмелев, он придвинулся к ней ближе, но она не отстранилась. Правда, она перестала жевать. Он указал на полусъеденный батончик в ее руке.              — Это предназначалось не вам, Эмма. Я уже готов заявить цену.              Она наклонила белокурую голову, ее волосы ярко блестели в лунном свете. Она пытливо смотрела на него. Вероятно, пытаясь решить, на какой цене он остановится. В конце концов, она набросилась на крючок.              — Какая цена?              Будучи весьма наблюдательным человеком, он сразу обратил внимание на множество деталей. Ему было известно, как близко друг к другу находились их тела, даже если она этого не осознавала. Ему было известно, как дернулся ее нос, как у Саманты в сериале «Моя жена меня приворожила», когда его дыхание коснулось ее кожи. И прежде всего, ему было известно о соблазнительном шоколадном пятнышке, которое становилось проклятием его существования.              — Поверьте мне, Эмма. Если бы я назначил свою цену, вряд ли вы смогли бы себе это позволить. Для вас я буду делать это по частям. Как насчет прогулки при лунном свете? — Она неуверенно оглянулась на закусочную и вечеринку внутри. — Они протянут пять минут без вас. Вашему мальчику хватит сладостей, чтобы насытиться, а ваша мама топит свои печали в третьей чашке пунша с шипучкой.              Эмма снова переключила внимание на Голда и внимательно осмотрела его. Она собиралась снова обыскать его? Легкомысленно кивнув, она согласилась.              — Пять минут. — Она вытерла рот о рукав кожаной куртки, избавляясь от шоколадного пятна. Телефон завибрировал у него в руке. Эмма и Румпель сидели на дереве и Ц-Е-Л-О-В-А-Л-И-С-Ь.              Однажды он собирается навестить этот дом на холме и засунуть Джефферсона в его волшебную шляпу. А потом поджечь ее.              …              — Какая ваша любимая сказка? — Этот вопрос прозвучал неожиданно, когда они шли по тускло освещенной улице. Он окинул Эмму внимательным взглядом. — Кроме вашей собственной, — уточнила она.              По правде говоря, его собственная сказка не слишком его интересовала. Гримм перепутал столько деталей. Ему уже доводилось видеть, как людей делят надвое, и это было отнюдь не красиво. И уж точно он никогда не был так разгневан. А танцы вокруг костра с пением о своем имени? Обычно такое случалось только тогда, когда он был сильно пьян.              — Я бы сказал… Белоснежка, — признался он. Эмма засунула руки в карманы, обертка захрустела внутри.              — Вы просто так это сказали, — упрекнула она. Он бросил на нее изумленный взгляд.              — Нет, это правда. Все восхваляют красоту и силу поцелуя настоящей любви. В оригинальной сказке такого поцелуя не было, — сказал он. Эмма отреагировала так, словно это было для нее новостью, поэтому он продолжил. — Собственно говоря, ее жизнь была спасена благодаря минутной неловкости. Видите ли, стеклянный гроб уронили, и отравленный кусочек яблока, который застрял у нее в горле, выскочил наружу. И Белоснежке снова было дано жить. Без волшебного поцелуя, без… и они жили долго и счастливо.              Эмма притихла рядом с ним, глядя на свои сапоги. Он подумал, не потревожил ли он ее, разбив вдребезги любимую диснеевскую иллюзию. Нет нужды говорить, что никто и никогда не бросал камень в Королеву.              Когда она подняла голову, то выглядела… впечатленной.              — Я никогда этого не знала, — честно призналась она. Грустно было думать, что всю жизнь ее держали в неведении относительно ее судьбы. — А что случилось с вашей настоящей любовью? Если, конечно, она у вас есть.              Он замедлил темп ходьбы вдоль тротуара. Он гадал, когда эта тема всплывет, если вообще всплывет. В его сердце зародилась старая боль. Осмелится ли он сказать ей правду? Вызвать старые воспоминания и боль?              — У каждого человека есть настоящая любовь. Она умерла… давным-давно, — прошептал он. И теперь Эмма спросит, как это случилось, не так ли? Жажда ответов не останется неутоленной. Он ждал этого, но вопрос так и не пришел.              — Мне очень жаль, — сказала она вместо этого. Похоже, она говорила серьезно. Когда он встретился с ее глазами, то увидел в них сочувствие. Прошли годы с тех пор, как кто-то так смотрел на него. Это ошеломило его, как ошеломил свет, когда Белль сорвала шторы.              Внезапно она вздрогнула. На мгновение он подумал, не просыпается ли в ней здравый смысл, запоздало вспомнив о его характере, но она просто замерзла. Вытащив руки, она поднесла их ко рту и дыхнула на них.              — Хотите дам мои перчатки? — Эмма пристально посмотрела на его оголенные руки. Ее брови нахмурились от скептицизма.              — Но у вас же нет… — Он взмахнул рукой, и в его руках появилась пара черных кожаных перчаток. Эмма нахмурилась, увидев, что он использует магию, но все равно приняла перчатки. Они пришлись ей впору. — Впечатляет.              — Спасибо, — с радостью ответил он на комплимент, даже если он и не подразумевался. Он просто не мог удержаться от того, чтобы не выжать из этого момента максимум. Еще один взмах — и на свет появился букет цветов.              — Теперь вы тренируетесь, чтобы стать фокусником? В следующий раз вы попросите меня выбрать карту, любую карту, — пошутила она. На его телефон пришло еще одно сообщение от самого большого в мире подглядывателя. Джефферсон, скорее всего, сидел у окна и ел попкорн. Перестаньте выпендриваться. Оставь это мне. Высокомерному безумецу. — Вы уже подарили мне цветок, помните?              Его мысли отвлеклись от телефона, и он переключил свое внимание на Эмму. Ах, да. Брошенная роза. Этой женщине так трудно угодить. Или она специально все усложняла?              Убрав цветы обратно, он стал искать им замену. Пони? Нет, Эмма не была склонна к изящным лошадкам. Платье? Нет, это может быть немного жутковато. О, у него как раз есть такой подарок.              — Да, это так. Однако я не подарил вам… — Цветы исчезли взамен на книгу. Точнее, книгу сказок братьев Гримм. — …вот это. — Эмма протянула руку и погладила золотые спирали на обложке. Медленно она взяла ее в руки. — Так вы будете знать, что я говорю правду о сказке Белоснежки. Однако я должен предупредить вас. В сказках очень легко потерять себя.              Эмма вздохнула и жестом указала на улицу, на которой они стояли.              — Без шуток. Просто посмотрите на меня сейчас. Я прогуливаюсь под лунным светом с Румпельштильцхеном.              Тем не менее, она осторожно взяла в руки обложку книги. Открыв ее, она пролистала страницы с золотым тиснением. Это даст ей возможность вспомнить некоторые детские впечатления, которые она потеряла. Возможно, она даже сможет подарить ее своему сыну.              — Знаете, какая у меня была любимая сказка? — Он молча ждал, не желая прерывать ее рассказ. — Рапунцель. Когда я была маленькой девочкой, мне всегда хотелось, чтобы у меня росли такие длинные волосы.              Он специально сделал шаг за её спину, чтобы рассмотреть волны ее светлых волос, спадающих до середины спины. Ему всегда нравились женщины с дикой гривой волос, в которую он мог бы перебирать пальцами.              — Я бы сказал, что вы прошли четверть пути, — сказал он, возвращаясь к ней. Она недоверчиво посмотрела на него.              — Неужели я должна поверить, что вы действительно проверяли мои волосы? — О, сегодня она была полна всяких вздорных идей. Ему это нравилось. Если бы только он мог привести ее домой.              Прочистив горло, он указал в ту сторону, откуда они пришли.              — Нам нужно вернуться. Холод не идет на пользу моей ноге, — пробормотал он, потирая рукой бедро. Завтра она будет болеть. Боль, которую он терпел ради Эммы.              Когда они повернулись, он опустил взгляд на ее спину. По правде говоря, он и раньше рассматривал ее волосы. На этот раз он просто любовался видом.              …              Сказка о Белоснежке не выходила у него из головы после того, как он и его спутница по ночным прогулкам вернулись в закусочную. Он не знал, почему это так беспокоит его… пока не увидел Арчи. Не то чтобы ему хотелось будить этого человека от проклятия вечного сна.              — Извините, — пробормотал он Эмме, прежде чем направиться в сторону Сверчка. Он сидел в кабинке с Руби и рассказывал ей какую-то веселую историю о своей жизни в качестве сверчка.              — И это самый прекрасный звук в мире! Все эти сверчки собираются вместе и стрекочут! А какое чувство я испытывал, когда терся о лапки, издавая этот звук. Сейчас я бы так не смог, потому что выглядел бы нелепо. Но я бы хотел сыграть песню специально для тебя.              Руби восхищалась миловидностью Арчи до того момента, когда Голд ударил своей тростью по столу между ними. От этого она подскочила и бросила на него испепеляющий взгляд. О, прекрати, Руби. А то я начну плакать рекой.              — Извините, что нарушаю ваш прекрасный момент… но мне нужно обсудить серьезное дело с нашим дорогим доктором Сверчком, — объявил он.              Руби скрестила руки и не двинулась с места. Арчи нахмурился и, кажется, немного забеспокоился, но Руби подняла руку на Голда.              — Запишитесь на приём. У нас тут разговор в самом разгаре. В действительности, это первый момент, когда я осталась наедине с Джим-Джимом за весь вечер, — простонала она, указывая глазами на Арчи. Джим-Джим? Сцена с прозвищами, да? Арчи протянул руку и сжал ее ладонь.              — И я бы не хотел провести этот момент с кем-то другим, Шапулечка², — ответил он. Голд был готовым, чтобы выпустить рвотный позыв. Это было хуже, чем если бы Прекрасный встал посреди дороги и провозгласил: «Я найду тебя!»              Но эти вопросы были слишком серьезными, чтобы их игнорировать.              — В таком случае я просто подожду, — сказал он.              Возле одного из столиков был свободный стул, и он придвинул его, чтобы сесть за их столик. Он терпеливо покачивал тростью между коленями, но они просто смотрели на него. Искаженное лицо Руби требовало, чтобы он ушел.              — Не обращайте на меня внимания. Продолжайте заниматься своими делами, которые были важнее моих. Притворитесь, что меня не замечаете.              Этот совет, похоже, ничуть их не успокоил.              Красная Шапочка надула губы, играя с солонкой и перечницей, звеня ими друг о друга. Арчи кашлянул в ладонь и постарался не замечать испепеляющего взгляда Голда.              — Итак… Руби, каково это — быть оборотнем в Сторибруке? — Руби немного расслабилась и открыла рот, чтобы ответить с улыбкой.              — О, это…              — Осторожнее, мистер Хоппер, — посоветовал Голд. — Она любит метить свою территорию в это время месяца. Ваша машина, ваш дом, ваша кровать… ничего святого.              Лицо Арчи окрасилось в багровый оттенок — казалось, он смутился из-за Руби. А Руби… Руби кипела от гнева. Арчи осторожно положил свою руку на ее, чтобы успокоить.              — Как я и говорила, — прорычала она сквозь зубы, бросив яростный взгляд на Голда. Он был счастлив играть в невинность. — Теперь, когда я могу контролировать волчью сущность, все не так уж плохо. И я люблю бегать на многие километры…              — Может быть, вы купите ей игрушку для жевания на вашу первую годовщину. И подстилку для щенков. Понадобится шесть штук за раз, без сомнения, — снова перебил Голд. Руби ударила кулаком по столу. Она повернулась на своем месте и уставилась на него.              — Вы не возражаете? — Он легонько постучал тростью по полу и небрежно откинулся на спинку кресла.              — Нет, мне вполне комфортно здесь, — сказал он.              Смутившись, Руби поспешно выскользнула из столика, к ужасу Арчи. Голд же победно ухмыльнулся, хотя и знал, что сегодня она отомстит. Нет страшнее ярости оборотня, чем презрение.              — Наслаждайтесь свиданием, — огрызнулась она. Перекинув волосы через плечо, она вихрем умчалась прочь.              Арчи с тоской смотрел ей вслед, как будто его сердце замирало на его глазах. Голд подумал, есть ли у него шанс стать шафером на их свадьбе. Поправив очки, он повернулся в сторону Голда. Ничего, кроме бизнеса.              — О чем вы… хотели поговорить?              О, нет. Он использовал этот тон. Тон, который был излишне открытым и ободряющим, тот, который побуждал людей выплескивать душу на стол вместе с горстью салфеток. Сверчок предположил, что он пришел за советом.              — Я здесь не для терапии… Джим-Джим, — передразнил он. Арчи опустил глаза на столешницу. — Мне нужно попросить вас об одолжении. Вы — психотерапевт, владеете гипнозом. Я хочу, чтобы вы загипнотизировали Генри и Грейс. Так сказать, усыпить их.              Арчи изучал его, явно догадываясь о его намерениях. В его голове закрутились шестерёнки, пытаясь собрать головоломку воедино. Его рот открывался и закрывался, как у рыбы, но из него не вырывалось ни звука.              — Зачем?              Неужели Сверчок должен был задавать столько вопросов? Разве он не мог просто… сделать это? О да, он был совестью города. Хорошие люди могут быть такими раздражающе… хорошими.              — Меня беспокоит их режим сна. Только посмотрите на их круги под глазами. Они явно измотаны и лишены полноценного сна. Сделайте им одолжение, хорошо?              Он нашел Генри и Грейс в толпе — они танцевали на своих местах с фантиками от сладостей у ног.              — По-моему, они очень оживленные, — заметил Арчи. — Это как-то связано с пари, которое вы заключили с Руби? — Голд повертел головой по сторонам. Руби рассказала Арчи об их соревновании? Или она не посвятила его в подробности?              — Как много вы знаете? — Арчи нервно сложил руки.              — Что вы с Руби заключили пари. Она сказала, что я узнаю подробности в полночь. Вот и все. — Голд вздохнул с облегчением. Это было в духе Руби — использовать Арчи в своих интересах. Нет, манипулирование было его главной фишкой, но если он был на это способен, то и она тоже.              — Я заключу с вами сделку. Ничего вредного. Вы усыпите этих двоих, а я куплю вам десять новых свитеров, — пообещал он. Арчи вытер лоб рукавом. Он разрывался между тем, чтобы пожать ему руку и отказаться от предложения.              — Мистер Голд, я…              — Двадцать, — предложил он. Арчи покачал кудрявой головой.              — У меня достаточно свитеров, мистер Голд. Я не думаю, что это будет правильно… — Упрямый сверчок. Он должен был назначить цену. Он наклонился вперед в своем стуле, готовый пустить в ход большие силы.              — Сложный клиент. Если вы сделаете это для меня, то я…              Внезапно он вспомнил, что в этой закусочной есть люди с необыкновенным слухом. Схватив салфетку, он достал из костюма авторучку и нацарапал записку. Он протянул ее Арчи. Сверчок едва не перестал дышать, пока молча читал ее.              — Но… но… мистер Голд, вы, должно быть, шутите! — У него было ощущение, что этот человек близок к тому, чтобы наброситься на него и обнять. Он отодвинул свое стул.              — Я серьезно отношусь к каждому слову, — осторожно сказал он. Он протянул руку. — Мы договорились? — Арчи достаточно было бросить взгляд на Руби, чтобы набраться сил и пожать руку Голду.              — Договорились, — радостно согласился он. Быстро встав, он направился в сторону Генри и Грейс.              Как только он ушел, Голд протянул руку и подхватил салфетку. Он разорвал ее в клочья, стерев мелко напечатанную записку. Если вы с Руби когда-нибудь надумаете пожениться, я возьму на себя организацию свадьбы.              Это при условии, что Арчи вообще наберется смелости сделать предложение. Он знал, что в последнее время эти двое не расставались, хотя им и нравилось считать, что их отношения находятся на начале стадии. Бабушка определенно гордилась ими. Но жениться? Скорее уж метеор свалится с неба.              За спиной раздался щелчок каблуков, и внезапно волосы Руби рассыпались по его плечам.              — Кстати, надеюсь, вам понравилась прогулка с Эммой. Потому что на том стуле, который вы заняли, есть суперклей.              Ухватившись за ручки стула, он попытался подняться с сиденья, но это не получалось. Стул заскрипел по полу, пока он боролся с ним, а его брюки уже приклеились. Руби надеялась, что он их порвет. Она разразилась хохотом.              На твоем месте я бы не смеялся раньше времени, Шапулячка. Было только одно возможное решение. Он щелкнул пальцами. Руби замерла, ожидая, что он вот-вот поднимется с места или стул взорвется, освободив его.              — Похоже, на этот раз магия вас подвела, — хмыкнула она.              Не обращая на нее внимания, он расстегнул пряжку и расстегнул молнию. Красная в ужасе уставилась на него, когда он, извиваясь, начал выбираться из штанов. Он перелез через ручки стула и грациозно приземлился на ноги. Повернувшись кругом, он полюбовался брюками от костюма, которые, судя по всему, находились прямо под его второй парой.              Кто теперь смеется?              — Это заклинание «Вечные штаны». Как, по-твоему, я всегда так быстро переодевался на вечеринках в нашем мире, когда кто-то решал появиться в таких же кожаных штанах, как у меня?              Он специально посмотрел на Регину через всю комнату. Руби вернула себе самообладание и достала список правил. Под последним правилом большими буквами было написано: Никакой магии!              Он должен был догадаться, что рано или поздно это всплывет в их игре. И это было хорошо, до этого момента. Однако он все же надулся.              …              Гипноз всегда интересовал Арчи. Сначала он втайне хотел стать фокусником. Он даже умел распиливать людей пополам. Но быть психотерапевтом было гораздо логичнее, так говорили ему его ложные воспоминания.              И он хотел бы жениться на Руби. Она была его единственной, он знал это.              — Генри, Грейс, — тепло поприветствовал он, подходя к их столику, ставшим танцевальной площадкой. Они выжидающе улыбнулись ему. — Послушайте, как вы двое смотрите на то, чтобы вас… загипнотизировать? — Какой ребенок не хотел бы быть загипнотизированным?              Он достал карманные часы и покрутил их перед ними, как маятник. Это сработает, только если он получит их разрешение. Глаза Грейс загорелись, как мерцающие звезды на ночном небе.              — Круто! — восхищенно вздохнула она, протягивая руку, чтобы потрогать карманные часы. Генри не выглядел столь уверенным.              — Это безопасно? — Арчи никогда не применял к Генри гипноз во время их сеансов; в основном они просто разговаривали. Опустившись на колени, Арчи покачал часы туда-сюда. Он ободряюще похлопал Генри по плечу.              — Конечно. Я подумал, что это будет интересный фокус. Я ведь хотел стать фокусником, — сказал он. Он говорил серьезно. Он не стал бы этого делать, если бы не думал, что Генри или Грейс будут в целости и сохранности. Или если бы он не хотел, чтобы Руби была счастлива в будущем.              Генри задумался, а потом кивнул.              — Хорошо. Давайте попробуем, — воскликнул он, его веселое настроение резко возросло. Арчи медленно вздохнул и велел им следить за часами. Он старался говорить ровным, успокаивающим голосом.              — Все, что мне нужно от вас двоих, — это не отвлекаться и делать медленные, глубокие вдохи. Просто расслабьтесь. — Все было очень просто. Все, что он делал — это призывал их заснуть. Их дыхание участилось, глаза закрылись, а головы опустились на грудь.              Внезапно чья-то рука схватила его за плечо. Он вскрикнул и вскочил на ноги, хватаясь за грудь. Это была Эмма, прижимающая к себе книгу. Она заглянула через его плечо на спящих детей.              — Видимо, их энергия иссякла, да? — Она разочарованно нахмурилась. — А я-то ставила на то, что Грейс выиграет в прятки.              …              — Итак, мой ребенок заснул в кабинке, — объявила Эмма, усаживаясь на стул рядом с ним. Она положила книгу сказок на стойку и забарабанила по ней пальцами.              — Это вы так хотите сказать, что дети уже спят и что пришло время развлечения для взрослых?              Голд хищно посмотрел на шерифа, вскинув бровь. Эмма насмешливо хмыкнула и закатила глаза к потолку. В ее зеленых глазах пылала страсть, которая требовала ответов.              — Что вы на самом деле задумали, Голд? — Он притворился невинным, но она на это не купилась. — Вы угощаете меня напитком, дарите цветы и очаровываете сказками. Вы заманили меня, чтобы я вас обыскала. Вы говорите, что поцелуй — это все, что вам нужно?              Его губы расширились в улыбке, обнажив зубы. Он наклонился вперед, так, что она оказалась на расстоянии дыхания, но она не моргнула. Подняв руку, он провел кончиками пальцев по ее щеке.              — Поцелуй — это все, что мне нужно, Эмма. Если только вы не предложите большего, — тихо прошептал он. О, как бы ему хотелось узнать, что творится в ее хорошенькой головке. Воображала ли она себя поддавшейся его чарам? Представляла ли она себя целующей его, извивающейся в его объятиях?              Ради ее же блага он вернулся на прежнюю дистанцию.              — Это ваш выбор, — сказал он ей. Ее губы мягко разошлись, и он увидел, как она провела языком по зубам.              Громкий шум помешал Эмме сказать то, что она собиралась.              Это была бабушка в светящихся зеленых неоновых очках, яростно марширующая сквозь толпу. А в кулаке у нее была пара брюк. Он мысленно застонал. О, нет. Он сразу же пожалел, что оставил штаны. Он полагал, что Руби избавится от них должным образом. Сожжет их на парковке.              — Кому они принадлежат?              Бабушка говорила своим голосом, не терпящим возражений. Таким же она говорила, когда держала в руках арбалет. Шум в закусочной затих, за исключением музыки. Он никак не мог поднять руку, да еще с Эммой рядом.              Как оказалось, ему и не нужно было этого делать. Завсегдатаи этой забегаловки и так бы все поняли — в конце концов, это были дорогие брюки от костюма. Но Руби подошла к нему сзади и показала пальцем прямо над его головой.              — Ему, — заявила она.              С таким же успехом она могла бы прикрепить неоновую стрелку над его головой, если бы все внимание было приковано к нему. Даже Эмма смотрела на него со смесью неверия и отвращения. Бабушка сунула ему под нос брюки.              — Мне все равно, насколько вы пьяны или богаты. В моей закусочной нет стриптиза! За это я буду брать вдвое больше за ваши соленые огурцы.              Она оставила его с помятыми брюками и излишним вниманием. Руби казалась гордой собой. А Эмма все еще таращилась.              — У меня очень сложные отношения с этой женщиной.