Дочь господина

Яркое солнце заливает город. В саду поют птицы, радостно журчит и плещется вода в фонтане. Лейла старательно поливает многочисленные цветы, а из комнаты Ясмин доносится весёлая музыка, создавая всем обитателям дома хорошее настроение. Так часто бывает, когда господина Кадира нет дома. А вот и она сама. Приходит в сад вместе с Зулейкой, и все цветы меркнут рядом с ее красотой. Самый прекрасный цветок этого дома. Она без платка. Ее волосы, густые, пышные, распущены, свободно струятся по плечам. — Зулейка, ну давай, пожалуйста, — щебечет она сладким голосом, прыгает, вьётся вокруг кормилицы. Наверное, опять уговаривает ее куда-то поехать. Их повезу я. С недавних пор она стала моей подопечной. За ее жизнь отвечаю головой. Зулейка лишь строго посматривает на неё и продолжает идти по своим делам, старательно делая вид, что не слышит. У неё это плохо получается. Пока Зулейка о чем-то разговаривает с главным охранником, внимание Ясмин привлекает пока ещё не раскрывшийся нежно-розовый бутон. Она осторожно изучает его верхние лепестки кончиками пальцев. Но стоит Зулейке освободиться, она теряет к цветку интерес, и всё продолжается. — Зулеечка, ну пожалуйста. А я подарю тебе самый красивый платок! — пламенно обещает Ясмин, и Зулейка останавливается, со вздохом качает головой и тает окончательно. Ясмин тут же подпрыгивает, пища от радости, чмокает ее в морщинистую щеку и празднует победу. Подпевая песне, звучащей из ее комнаты, она начинает танцевать вокруг Зулейки. Лейла, оставив поливальник, принимается хлопать в ладоши в такт и подпевать. Вслед за ней вокруг собираются женщины дома и тоже хлопают в ладоши, задавая ритм. Зулейка не может удержаться и тоже начинает пританцовывать. Ясмин улыбается, она счастлива и беззаботна. Мне остается только смотреть на неё. Любоваться ею издалека. Ее пластикой, грацией, мягкими текучими движениями, плавными изгибами рук. Вот она кокетливо выкинула ножку. Поворот, взмах волосами, и вновь видна ее широкая улыбка. Она довольна собой и абсолютно счастлива. Она растворяется в танце, а вместе с ней и я. Ее радость заразительна. Хочется достать руки из карманов и присоединиться к женщинам, тоже начать хлопать, чтобы поддержать всеобщее хорошее настроение. Чтобы она продолжала танцевать. Но мне нельзя открыто проявлять чувства и эмоции, бесстыдно глазеть на дочь господина. То, как она отбивает бёдрами такт, пробуждает в моём теле естественные для мужчины изменения. Но я отметаю непотребные желания. Я не могу осквернить невинность госпожи даже в мыслях. Я даже отвожу глаза. Я не должен это видеть. Я не должен на это смотреть. Но взгляд все равно непроизвольно тянется к ее изящной красоте, заставляя сердце биться в такт музыке. Хотел бы я, чтобы она так танцевала для меня? Я об этом не думаю. Она — дочь господина. Я — телохранитель. Я должен охранять ее тело, а не посягать на него. Это всё, о чём мне следует думать. Во мне достаточно смирения, чтобы контролировать свои мысли и противостоять желаниям своего тела днём. Но по ночам… Она приходит без спроса в мои сны. Такая красивая, юная, нежная. Но даже во снах я не осмеливаюсь прикоснуться к ней. Она — принцесса. Хоть и с благородным, чистым сердцем, но принцесса. Посмотрит ли она когда-нибудь всерьёз на простого охранника вроде меня? Об этом даже не стоит мечтать. Замечаю своих коллег. Они тоже не сводят глаз с Ясмин, и во мне просыпается острое желание набить им морду и уберечь ее от их сальных оценивающих взглядов. Я часто слышу их разговоры о женщинах и знаю, что не у всех из них помыслы чисты. Вновь обращаю всё внимание на неё, и сам ощущаю, как мой взгляд смягчается. Одна из служанок взмахивает ярким платком на втором этаже и отпускает. Ясмин ловко подхватывает его и тут же кружит с ним в танце вокруг себя. Я не могу ничего с собой поделать: ласкаю взглядом ее манящий гибкий стан. Потому что не могу ласкать руками. О Всевышний, о чём я думаю? Я не должен так думать. Подобные мысли о ней — табу. Но видеть ее каждый день такую нежную, живую, цветущую и не иметь права касаться — пытка. Единственный раз, когда коснулся ее руки — тогда на площади, чтобы насильно увести от мятежника. Но то была вынужденная мера. Как выкинуть ее из головы, когда она всегда перед глазами? Порой будто нарочно дразнит — вот как сейчас. Какая же она нежная… Игриво поводит плечиком. Замечает, что я смотрю на неё. Улыбается, кокетливо отводит глазки и, звонко засмеявшись, убегает, оставляя меня с мечтательной улыбкой на губах. Играет со мной, хитрая лисичка. Если бы она только знала, какой пожар разгорается в моей груди от одного ее взгляда, обращённого ко мне! Но мне нужно держать под контролем эмоции, сохранять хладнокровие, чтобы никто ничего не заподозрил. И я, всё так же держа руки в карманах, неспешно прогуливаюсь вдоль периметра сада.

｡･: *: ･ﾟ’☆｡･: *: ･ﾟ’☆｡･: *: ･ﾟ’☆

Джаффар… Выводит она ручкой с розовой пастой с блёстками в своём дневнике. Он так внимательно смотрел, как я танцевала. Прямо глаз не сводил. Почему он так смотрит? Но его взгляд мне почему-то приятен. Его взгляд добрый, тёплый, а сам он всегда тактичный, вежливый, даже заботливый. Он отличается от других охранников. И он единственный мужчина, с которым отец позволяет мне оставаться наедине. Конечно, отец всецело доверяет ему, иначе не приставил бы его ко мне. Но однажды он позволил себе немыслимую вольность… След от его прикосновения к руке тогда на площади будто до сих пор горит. Ещё ни один мужчина так бесцеремонно не касался меня! Я часто вспоминаю этот момент, когда он, крепко схватив меня, уверенно уводил за собой из центра площади. Отцу я об этом, конечно, не сказала. Не только потому, что в этом есть и моя вина, что я слушала мятежника, нет. Я не хочу, чтобы Джаффару досталось от отца, ведь он выполнял свою работу. А мне хочется вновь натолкнуться на человека в синем, чтобы ему снова пришлось взять меня за руку и увести…