Мгновение

      Сану уже видел это во сне.       В странном, похожем на лихорадочный, забытом почти сразу же после пробуждения. Приснилась эта муть несколько месяцев назад, где-то в четвертом часу утра, после смутного сна о том, как он сдает экзамен под дулом пистолета и понимает, что не знает ответа на последний вопрос. Как раз накануне он узнал, что разорился. Сану вспоминает тот сон, когда стоит, переводя дыхание, за финишной чертой, сбоку от Ёнхи — огромная кукольная копия девочки из старых учебников, которую регулярно видели ученики и ученицы начальных классов, а потом забыли. По лбу стекает капля пота, выступившего то ли после бега, то ли из-за жестоко палящего солнца.       Сон начался с момента, когда за спинами игроков захлопнулись двери, ведущие на поле. К нему подбегает Кихун, громко его окликнув, и ударяет по плечу — это сон, но жест чувствуется так же реально, как жар от солнца, а Сану почему-то отчаянно хочется провалиться сквозь землю или стать невидимым по щелчку пальцев.       Слабый порыв ветра приносит свежий запах… чего? Моря? Сану неоткуда знать, как пахнет море, а от окружающего мира их отделяют высокие стены с фотообоями. В небе кричат чайки, перекрикивая человеческое перешептывание. Если кто-то из «игроков» ранее не понимал, что, кажется, ввязался во что-то странное, то, должно быть, понял сейчас, когда закрылись двери.       Следующее, что он помнит — дикий страх; он, испуганный до тошноты, замирает на месте, а вокруг слышится шепот: «Это что? Выстрел?». Человек, который бежал первым, лежит на земле; Сану не видит его, обзор застилают чужие спины — одинаковые спортивные куртки, подобранные как на заказ — каждому впору, только номера разные. Легко опознать человека со спины. Повисшую тишину разрывает резкий звук, напоминающий кашель, от которого становится дурно — или это от жары закружилась голова? Второй выстрел открывает всеобщую панику. Бах. Бах. Бах.       «Стой на месте», — просит, умоляет он сам себя. Глупо. Он проиграет, люди толпой бегут ломиться в запертые двери, сейчас кто-то толкнет его и…       Задевают плечом. Он не удерживается на месте и делает шаг назад. Только и всего, но этого достаточно, не так ли? Уходит меньше секунды, чтобы осознать, что случилось, и теперь он ждет. Ждет неподвижно, хотя понимает, что смысла в этом больше нет. Незачем играть, когда ты уже выбыл. Может, предназначенная для него пуля уже в полете, а этот шумный, душный и ужасный отрывок времени лишь кажется долгим, а на деле это лишь мгновение, картина, очень похожая на сон. Это, наверное, и есть сон. Может, игра в «ддактжи» еще была взаправду (хотя синяк на щеке прошел и Сану не может сказать точно), но это — уже нет. Абсурдное видение обещания выхода из ситуации. Если не проиграешь.       Но, каким-то образом, мгновение не кончается. Выстрелы слышны со всех сторон — слева и справа, за спиной, куда он не мог посмотреть, и прямо перед ним тоже кто-то падает с дырой во лбу. Гигантская Ёнхи отворачивается, а он все еще жив.       Детектор движения, наверное, находится в кукле. Его не засекли, потому что в начавшемся безумии даже машина может не засечь чье-то мимолетное движение. Его мгновение продолжается, и сердце колотится так, что он ощущает пульсацию в груди. Бах. Бах. Бах. Но найденное объяснение и факт, что он все еще жив, помогают не обращать внимания.       Он чувствует себя спортсменом на соревнованиях, бегущим к финишу; бегущим, чтобы в конце ему за это заплатили; чтобы что-то доказать (себе или кому-то); и, в его случае, чтобы выжить и иметь возможность дальше что-то себе доказывать… и этому не видно конца, как не видно финишной полосы, когда стоишь в самом начале игрового поля.

***

      Сану нагибается, обливаясь пóтом, и упирается руками в колени. За розовой чертой сразу чувствуешь себя в безопасности. И кукла, эта машина-убийца — вот она, ближе, чем была все это время, но уже не вызывает животного страха… не у него.       Он помог Кихуну, чем мог, когда заговорил с ним на поле. Тот лежал, придавленный ужасом, поваленный на землю чьим-то упавшим телом — голова какого-то мужчины неподвижно лежала прямо у него на животе. Теперь Сану поднимает голову, чувствуя на себе его взгляд, который замерший Кихун вскоре переводит на куклу. Он еще на что-то надеется, но Сану, признаться, почти нет. Он умеет «сделать все, что в его силах», но не особо умеет надеяться.       Оторвать взгляд все-таки не может. Нет, он заставит себя смотреть. Какая-то часть его хочет выбраться из «Игры», как минуту назад хотела выбраться из-под прицелов, но другая вспоминает «ддактжи» с незнакомцем в солидном костюме. После игры им покажут денежный приз, и тогда Сану передумает.       Та часть, которая понимает это, заставляет его смотреть на смерть, слушать выстрелы и вдыхать запах крови; смотреть, как друг детства спотыкается о чью-то ногу, так неудачно растянувшуюся на пути. На мгновение Сану видит движение руки человека с номером 199, который потянулся было к чужому воротнику, чтобы ухватить, — возможно, рука дернулась «на автомате», и так же «на автомате» она сжимается в кулак, прежде чем застыть под прицелами. Номер 199 пока выигрывает. Номер 456 уже проиграл.       На пару секунд — всего на пару секунд — ему кажется, что его сейчас вырвет. Он наклоняется, уперев руки в колени, теперь уже не только от усталости, но ничего не происходит — комок тошноты встает в горле, шевелится там, а потом исчезает.

***

      Проводят голосование, и Сану, первым заговоривший об этом, голосует «за». Когда последний голос остается за игроком 001, никто уже не смотрит на табло так напряженно. «За» перевесит, даже если старик нажмет «против».       Уже сегодня ночью Сану почти перестанет волноваться. На самом деле, он думает, что справится, даже если ему придется увидеть, как умрут все эти незнакомые люди (он твердо решил, что они останутся незнакомцами — не собирается он привязываться ни к кому; только не здесь). Если нельзя привыкнуть к звуку выстрела, то ему, во всяком случае, будет легче его забыть.

***

      Все они играют в игру, снова и снова заставляющую показать, на что они пойдут, чтобы не проиграть. Готовы ли вы бежать вперед, не оглядываясь на тех, кто лежит на земле и пытается уцепиться за ваши ноги, и кого вы все равно не спасете, потому что ни за что не успеете добраться до финиша вдвоем?       Готовы ли вы, защищаясь, ударить человека металлической палкой, когда однажды ночью до всех дойдет, что насилие здесь ненаказуемо?       Готовы ли вы убить кого-нибудь?       Сану узнает ответы на эти вопросы, один за другим.       В конце сна он видит то же поле, что было в начале, только правила игры теперь объясняет не голос из громкоговорителя, похожий на тот, что объявляет станции в метро; правила озвучивает человек в маске с квадратом, провожающий их, потому что в громких объявлениях больше нет смысла — сейчас игроков всего двое. Они друг с другом не знакомы, но при коротком пересечении взглядов в глазах мелькает искра неуверенности.

***

      Все это проносится в голове за одно мгновение, подобное заряду электрического тока. Нелепый сон, который уже частично сбылся; нелепый сон, который продолжает сбываться. Кихун смотрит на него, замерев под прицелом, и оторвать взгляд Сану все-таки не может. Сану набирает в рот воздуха, намереваясь, вероятно, предупредить, крикнуть, чтобы смотрел под ноги, но не успевает, крик застревает в горле и тухнет, как искра от зажигалки, которая не сработала, когда ей щелкнули.       Номер 199 протягивает руку вперед, руку, которая должна была бессмысленно сжаться в кулак… и хватает ворот куртки «456». Оба замирают в ненадежных позах, как цирковые артисты на сцене, и Сану смотрит, думая — упадут. А если и нет — не допрыгнут. Время…       Кукла отворачивается, и оба прыгают с разбегу в последней отчаянной попытке успеть. Они валятся на землю за финишной чертой, можно сказать, у его ног. Через долю секунды       (мгновение)       раздается мерзкий писк, и таймер показывает 00:00.       Жар от солнца, мокрая от пота футболка с нецензурно-смешным номером и слабо колющая боль в боку намекают — это не сон.       Когда небо закрывается с глухим стуком, мир, в котором они сейчас живут, ненадолго погружается в полную темноту. Прежде, чем включили электрический свет, кто-то успел вскрикнуть.       Он смотрит на двоих, что поднялись с земли и тут же снова опустились от бессилия, судорожно переводя дух, и, кажется, это намек, что в реальности все может пойти по-другому.