Часть 1
29 февраля 2024 г. в 19:43
Примечания:
Буду благодарна публичной бете.
— А кто воюет-то?
— Явь и Навь, — Яга ведёт тонкой чёрной бровью с жёсткими, как ус китовий, волосками, — ты, Василиса, не реви. Вернётся еще.
В избушке на курьих ножках по стенам смолой ядовитой ползет горечь людская — материнские слезы, кипящая от пули лихой кровь и пот такой холодный, что вода в волосах русалки.
Я смотрю на Василису Прекрасную — колосок косы изорван, и рвёт она его сама тонкими нервными пальцами. Белокожая как перо на крыле голубки, а вены синие беспокойные (потому что сердце уже как три лета не бьётся, а трепещет вместе с неровными выдохами).Слезинки как фианиты по полу скачут, и она их не собирает — касаться их ещё больнее, чем обронять.
Яга щедро наложила полбы с мхом, но мне кусок в горло не лезет, словно скорбь бабой ненавидящей в глотку вцепилась.
Василиса разворачивается ко мне в свете очей горящих черепов и тяжело вздыхает. Глаза у неё умные, тёмные — я такие видела, когда мы с Невой разговаривали. Смотрит меня пронзительно и молвит еле слышным шёпотом:
— Он вернётся, обязательно, я знаю, — прикладывает тонкую длань к устам высохшим, точно земля на малой моей родине, — немножечко осталось. А то, что руки в крови, так это ничего! Я его отмою, у нас воды ключевой видимо-невидимо, да, Яга?
Яга глаз от меня не отрывает, и во рту у меня становится солоно, вязко. Звучат колокола православные — надрывно, страшно, по чью-то душу, и лёгкие мои наполняются торфом с тех самых топких мест.
Василиса задевает короб с небрежно закрученными клубками шерстяной пряжи, и один из них покидает дом свой точно босоногий мальчишка на яркой заре. Беззаботно, легко — тянет ниточку серую за собой.
Горлица за окном тянет глухо:"бутылкуууу».
Ниточка тянется, покуда катится клубочек.
Останавливается в гулкой и сухой как корка бородинского темноте — вглядываюсь, а там хвоя.
Устлано ласковыми еловыми лапами деревко пола от стены до стены на весь красный угол избушки — в той колыбели вижу доброго молодца.
Ланиты жизни лишены, свинцовой бледностью покрыты.
Длани у него белые, чистые, лежат кротко на льняной расстёгнутой рубахе, и широкая крепкая словно алатырь-камень грудь не вздымается. Кудри точно колосья пшеничные вьются, глаза закрыты — покоен молодец.
Оборачиваюсь.
— Руки у него чистые, Василиса, — нет смелости у меня в глаза ей взглянуть, — пусть спит.
Слеза горячая-горячая катится, и грудь стальными обручами сдавило.
Горлица за окном не тянет глухо:"бутылкуууу».
Клубочек умостился рядом с горсточкой медняков,что у алых сапожек Царевича покойного лежат.
Стихли колокола.
И в доме тихо-тихо. Только слезы женские кап-кап.
— Ты колыбельную какую знаешь, Катюша?
Треснул голос рядом веткой берёзовой.
— Нет, Яга Виевна, не знаю. Страшно очень колыбельные петь.
Вздыхает женщина страшно со свистом. Уставшая, горькая, гневная, болезненная.
— А кто кроме нас их, соколиков бедовых, убаюкает?
И образ этот страшный перед глазами у меня картинкой яркой встаёт — люлька высоко повешена, вместо одеялка подстилка хвойная, а я в неё тёплого, мягкого сыночка своего кладу. Сама кладу! Руками своими!
Голубка сизая в окошко бьётся.
— Короб Ве́лесе открой.
Набираю воздуха в холодную свою грудь. Взвыла Василиса. На колени рухнула.
— Сну даруеца́ покой…
Примечания:
Потерпи ещё немного
Будут сосны танцевать
И еловая дорога
К дому выведет опять
WaveWind "Ещё немного"