Любовь, кровь и разрушения

Революция. Ах, как много прекрасного в этом слове. Она навевает мысли о переменах, о светлых лучах новых возможностей, пробивающихся сквозь тёмную пелену привычного порядка. Она влечет за собой силы, изначально объетые косою игрой судеб, и взывает к тем, кто готов ринуться во тьму, чтобы познать свет. О, да, "прекрасная революция"... Это словосочетание словно пленит и прельщает одновременно. Ведь она обещает освобождение, уравнение и возмездие. Она красива в своей идеальности, будто рожденная в мире вечных ценностей. Но за этой красотой скрывается и чуждая нам сторона, зовущая нас внутрь собственных демонов. Это кровь и много крови. Она течет по рукам, пачкая рукава. Ее аромат пропитывает воздух, напоминая о жертвах, о борьбе за новое, о цене, которую приходится заплатить за свободу… Кажется, он все-таки умер. Сабо взял мужчину за волосы, рассматривая бледное, напудренное лицо. Аристократы себя очень любили… Не из-за гордости ли они всегда так погибали? Они хвалились, угрожали, «ты еще не знаешь, с кем связался», чтобы потом торговаться, предлагать все сокровища мира, все, что можно и нельзя, лишь бы ты их не трогал. А когда он делает удар, улыбки слетают с лиц, их жизнь превращается в пустую дыру, а их крики, увы, только начало. Где-то рядом слышатся шаги: женские каблуки мелодично стучат по полу. В этот дом Сабо пришел не один, Коала отошла по-другому делу, поэтому с ним пошла Дороти. Точнее, он сам хотел, чтобы она пошла с ним, но было ли это сейчас так важно? В любом случае он был рад снова видеть ее... может, дело было только в этом, а может, и в чем-то другом. Шаги остановились у двери, но никто ее не открыл. Девушка прочистила горло. — Сабо, я нашла документы. Они в кабинете, в сейфе. — Сейф закрыт? — парень отпустил голову, которая с мелодичным звуком упала на пол. — Да. — Нашла пароль? — Я просто взломала его. Сабо про себя усмехнулся: действительно, было легче просто либо взломать его, либо разбить, а в первом Дороти хорошо разбиралась. — Возьми их, и иди в столовую. Снова послышался звук каблуков, на этот раз отдаляющихся. Он знал Дороти достаточно давно, достаточно, чтобы не считать ее чужим человеком, чтобы брать ее с собой на задания. Они были близки… И оба ненавидели Мировое Правительство, оба искали свободы. Они видели тьму, которой оно обросло, угнетение и лишение свободы, их голоса соединялись в страстном желании изменить этот мир. Сабо опустил взгляд на лежачее рядом безжизненное тело. Труп лежал на полу, его глаза смотрели в ответ тревожным, пустым взглядом. Словно сам воздух был наполнен тяжелой, мрачной атмосферой, почти удушливой. На втором этаже тоже было несколько трупов… Стоило от них избавиться, например, сжечь этот дом. Сабо был это место противно до трясучки, а поживиться он здесь ничем не собирался: хватит лишь тех документов, которые нашли, вот они точно пригодятся. Нет, это не все. Он мог сделать кое-что еще, если у него хватит на это совести. Дороти… Ей могло это понравиться. Ведь она так же, как и Сабо, ненавидела аристократию. Парень положил руку на шею мужчины. Уже в последний раз. Несколько трупов не имели значения.

***

— Что это? Капли крови стекали со стола и медленно падали на пол. Белая скатерть окрасилась в грязный кроваво-красный цвет. — Просто небольшое напоминание о том, что случается с теми, кто забыл, где его место. Это была отрубленная голова. Она лежала на столе, прямо по середине, как звезда так и не случившегося банкета. Дороти подняла на парня глаза, зеленые и бледные, как весенняя трава по утру. — Оу, — ее голос прозвучал слегка сконфужено, но при этом, почему-то, улыбнулась. — Ну знаешь, я головы не ем… Да и лицо у него слишком противное. Сабо рассмеялся, коснувшись лица девушки, оставляя на щеке кроваво-красный цвет от крови, а багровые капли образуют на коже мрачный узор. Он знал, что она не побрезгует. В конце концов, кто они такие, чтобы брезговать от крови? Рыжие волосы обрамляли ее лицо, словно пожар, светящийся в мрачной тьме. Ее щека была теплой, нежной. Настоящей. Живой. Сабо слегка улыбался, проводя пальцами по ее теплому и нежному лицу, вбирая в себя ощущения и вид ее дышащего тела, биения ее сердца. Все было по-настоящему и по-человечески, без притворства и масок, чтобы скрыть темные желания и жестокие страсти, которые питали их жизнь. Дороти не отстранилась даже тогда, когда он провел ладонью по ее лицу, прочертив узор в крови на щеке, и ее глубокий красный цвет стал еще более ярким и манящим в темноте. — Ты прямо, как кот, — она вдруг заговорила, разрушая удушливую тишину. — Принес мне дохлую мышь. — Скорее, крысу, — Сабо отстранился и убрал руку. — Я собирался просто поджечь это место, но хотелось сделать тебе приятно. — Ты сделал, — Дороти снова улыбнулась, на этот раз шире. — Только у меня лицо все в крови. — Она не делает тебя страшной. Ох, это было приятное чувство. Когда тебя любят. Но оно, как и свобода, словно наркотик. Попробовав один раз, уже не можешь остановиться. И когда ощущение любви захлестывает, трудно перестать желать большего, как наркотик, который не можешь перестать принимать и не можешь перестать жаждать. Это мощная, непреодолимая сила, которая затягивает все глубже и глубже в свои захватывающие объятия. Его руки были по локоть в крови, но она все равно улыбалась ему. Одна лишь мысль о том, что девушка любила его и таким будоражила сознание Сабо. Казалось, Дороти не обращала внимания на мрачные и кровавые сцены, окружавшие их, на жуткий вид мертвых тел и отрубленных голов со всех сторон, на разрушения и опустошение. Дороти любила его, и он знал, что она способна справиться с чем угодно, независимо от степени разврата и гнусности. Было странно и тревожно наблюдать за ее реакцией — ее безразличием к жутким сценам вокруг них, — но в то же время это было захватывающе и волнующе. Принятие тьмы и готовность зайти так далеко ради него — это зрелище, которое стоит увидеть. Это другой вид любви, которого Сабо никогда раньше не видел, и это опьяняло. — Пошли обратно? Она встала со своего места. Парень кивнул, поправляя шляпу. — Осталось лишь поджечь все. Дороти снова улыбнулась: — Подержу свечку за тебя. С Дороти в объятиях ничто не могло остановить его, ничто не могло сдержать его. Она была искрой, которая зажгла его пламя, и воздухом, которым он дышал, и именно она поведет его во тьму.