— Добро пожаловать домой, Вэй Усянь.

Зеркальная, ясная гладь озера Лотоса, сияющая блеском закатного солнца, манила к себе. Солнце, заходящее за горизонт, одаривало землю, остывающую после знойного дня, своими последними лучиками света. Из леса, просторно раскинутого вдоль Лотосовой Пристани, звучно трещали цикады, а соловьи синхронно напевали свою мелодию – такую приятную на слух, словно истинный талант в изящных искусствах посетил эти райские земли и сыграл лучшую мелодию, написанную специально для здешних прекрасных мест. Жители Юньмэна – прекрасные в своей простоте и непосредственности неспешно прогуливались по каменным дорогам, ведя довольно праздные разговоры. Легкий ветерок, столь приятный после жаркого дня, поднимающий подолы их ханьфу, делал местных еще более красивыми. Вскрики неумолкающих торговцев, продающих лотосовое вино и закуски из рыбы, делали маленький городок, расположенный близ Ордена Юньмэн Цзян, еще более атмосферным, а сплетни из харчевен, расположенных на каждом уголке – еще более интересным. Адепты Ордена Юньмэн Цзян, заходившие за покупками, гордой походкой и ровным шагом, проходили по маленькому городку. Их ровные спины, дорогие фиолетовые одежды и со вкусом сделанные прически, привлекали к себе внимание каждого встречного, от чего градус сплетен, исходящих с каждого столика харчевен, повышался вместе с градусом напитков, подаваемых отдыхающим жителям. «Вы слышали? Говорят, глава Ордена проводит дни в нескончаемом унынии? Что же заставило его уйти в уединение?» «Это еще что? Вчера я видел его в весьма неотесанном внешнем виде! Покупал дешевое вино и ругался, словно последний простолюдин! Как такое поведение может быть достойно главы Ордена Цзян?!» «Говорят, Вэй Усянь вернулся в этот мир…» «Правду говорят! Полгода назад я торговал в Юньпине. Во всем городе вещают тайну Старейшины Илин. Отдать Золотое Ядро своему шиди! Неслыханное благородство! Он воистину понимает девиз Ордена Юньмэн Цзян». «Да-а-а…Этот Вэй Усянь… и на правильном пути всех превзошел, и на пути Тьмы всех поразил. Думаю, если бы он однажды не предал Орден Юньмэн Цзян, Пристань Лотоса давно бы заняла главенствующее положение!» «Если все это слухи, зачем так спешно им верить? Если все это тайны, откуда они вам стали известны?» С каждой минутой разговоры становились все громче. Официанты, желающие хорошей выручки, то и дело подливали масла в огонь, подкидывая нетрезвым господам новую пищу для обсуждений и размышлений. Если бы адепты Ордена Цзян, скитавшиеся здесь, услышали эту болтовню полгода назад, они бы тотчас вломились в харчевню, вынули бы оружие из ножен, окинув пьяниц презрительным взглядом и тотчас удалились бы. Одного вида духовного оружия с лихвой хватило бы, чтобы заставить чересчур говорливых людей замолчать и принести извинения. Однако, адепты здешнего Ордена никогда не отличались лицемерием – какой толк устраивать нагоняй незадачливым сплетникам, если на сей раз слухи оказались правдой?.. С этими мыслями они спешно отправились в Пристань Лотоса.

****

Ночь над Пристанью Лотоса начинала вступать в свои права. С каждой минутой становилось прохладнее и тише. Луна, сменившая солнце на горизонте, тусклым светом одаривала каждый дом тишиной и умиротворением, все словно замирало с наступлением ночи. Лишь в один павильон ночь не могла принести умиротворенный и крепкий сон, потому что душа человека, проживающего в нем, была в смятении и страдании. Цзян Ваньинь, некогда могучий глава Ордена с взрывным нравом, сидел на своей кровати в позе лотоса, пожирая стену пустым взглядом. На столе стояла выпитая бутылка вина, а нижние одеяния он и вовсе не менял несколько дней. На дверь было прикреплено несколько талисманов, дабы ни один адепт, проходящий мимо, не мог услышать его разговоров, которые он вел с самим собой. «Почему…Почему ты не сказал мне?!» «Ты же говорил, что когда я стану главой Ордена, ты станешь моим подчиненным, будешь всю жизнь поддерживать меня, никогда не предашь орден Юньмэн Цзян…Это были твои слова». Одна мысль сменялась за другой. Слова Цзинь Гуанъяо денно и нощно нещадно преследовали его. Цзян Чэн, считавшийся гордым и самолюбивым, сейчас мысленно и вслух называл себя полным ничтожеством. Немного ранее, вино и успокаивающие травы, вводили его тело в крепкий сон, а днем смятение отгоняли дела ордена и письма А-Лина. Сейчас не помогало уже ничего. Днем старший адепт Лю Вэйдун легонько стучался, а позже оставлял нужные бумаги у двери и уходил. Вечером Цзян Чэн исправно укладывал написанные письма, отчеты и назначения в то же место, и отправлялся в пучину самобичевания в полной мере. Иногда отчаяние доходило до криков и ударов кулаком по деревянному полу, а иногда сознание и вовсе колыхалось между явью и истинным безумством. Он думал о нем, думал и не мог простить себя… Наверное, после смерти его брат стал небожителем. Вознесся на небеса, после всех жизненных страданий, как Божество, олицетворяющее жертвенность и внутреннюю силу. А спустя недолгих, по меркам небожителей, 13 лет, был в наказание неизвергнут с небес в тело несчастного умалишенного, прямо в заботливые руки Нефрита клана Лань, чтобы точно к ним не возвращался, ибо Вэй Усяня никакие небеса стерпеть не смогли. Цзян Чэн всей душой желал бы…поговорить, выпить пару чарок лотосового вина, да пойти прогуляться вдоволь по живописным местам Лотосовой пристани, собрать немного отцветших лотосов и попросить…прощения еще раз. Однако, Цзян Ваньинь не смог бы сделать этого сам, ведь он всего лишь выжженная страница в воспоминаниях, которые никогда не хранятся в голове шисюна, он ходячее прошлое, которое сгорело вместе с Пристанью Лотоса той роковой ночью, и которое не сможет попросить прощения у божества. Утро приходит также болезненно, как и ночь, как и вечер. Как и вся эта бренная жизнь. Будит главу Ордена Цзян вовсе не солнечный луч, проникший в окно, а старший адепт, барабанящий в дверь, словно настала угроза войны. «Глава Ордена Цзян, прошу прощения за излишнее беспокойство. Однако, ситуация требует Вашего внимания. Вэй Усянь прибыл в Пристань Лотоса в одиночестве и просит Вашей аудиенции». Цзян Чэн спешно накидывает на себя верхние одеяния и собирает завсегдатую прическу. Он идет гордой походкой, на встречу открывшемуся шансу. Идет достигать невозможного налаживания отношений с шисюном. Над пристанью Лотоса бушует сильный ветер, заставляя колыхаться флаги и подниматься воды водоёмов. Ветер точно принес с собой Вэй Усянь, который сам, словно ветер — бушующий и неумолкающий. Цзян Чэн смотрит и уже не может оторвать взгляд…Ведь солнечная улыбка Вэй Усяня, который радостно, словно ничего не случилось, машет рукой, и прекращает грести, заставляет камень, лежащий на сердце трескаться. Улыбка. Столь яркая, будто бы и не было последних смятенных жизненных лет, будто им обоим вновь по пятнадцать, словно все было дурным сном, и они сейчас отправятся воровать лотосы у закадычного старика с бамбуковым шестом. И лишь цзыдянь на пальце напоминал, что все происходило на яву. — Слушай, Цзян Чэн…Я сюда с хорошими вестями, извини, что без приглашения — мы с Лань-гэгэ отправились по делам в Цинхэ, однако, мое присутствие там так и не понадобилось, ха-ха-ха! Вот я и решил заскочить. Ты ведь не будешь сильно ругаться, да?  О том, что Вэй Усянь еле-еле выпросил у любимого супруга отправиться в Пристань Лотоса в одиночестве, Вэй Ин решил разумно промолчать. В мире есть гораздо больше приятных вещей, чем витиеватые разговоры с «Незнайкой» из Цинхэ Не, примирение с братом, например. Цзян Ваньинь так и не смог сказать ничего толкового. Хоть унаследованный от матери характер так и требовал выплеснуть яд своего одиночества, высказать, чтобы убирался к своему любимому муженьку, да миловался с ним по всем кустам Нечистой Юдоли. Однако, внезапное тепло, которое ощущалось во всех сокровенных местах изрядно смятенной души, чистая и светлая улыбка Вэй Усяня, что сумел вернуть себе свое юношеское лицо, заставило камень, лежащий на сердце, разбиться в дребезги, и со слезами на глазах, глава Ордена Цзян, смог вымолвить лишь: — Добро пожаловать домой, Вэй Усянь.