Ангел

      Два дня прошло, а она так и не дождалась ответа. Время тянулось бесконечно долго, томительно, но вместе с тем пролетало как ветер, сносивший все на своем пути. Вместе с ним растворялась ее надежда, уносимая тоскливым порывом куда-то вдаль.       Она любила его. Абсурд, не правда ли? Влюбиться в голос, в речь, в прищур строгих, пронзительных глаз. Влюбиться в едва заметную усмешку на четких тонких губах. Он был знаком ей: его образ являлся к ней во снах, полупрозрачной, легкой тенью шептал ей о чем-то важном, перебирая пальцами послушные девичьи кудри. Он был ей близким и далеким, теплым и холодным, совсем чужим и совсем родным. До его приезда Татьяна любила жить с подобным чувством, теша себя призрачными ночными свиданиями с таинственным незнакомцем, знающим ее всецело и принимающим такой, какая есть она. И того было достаточно.       Но внезапное появление Евгения сломало ее чудесный внутренний мир с ее чудесным гостем. Незнакомец из сна стал проявляться все сильнее и сильнее, пока вдруг не приобрел весьма определенный вид. Образ больше не говорил с ней, не целовал ее тонкую руку, не обнимал под старой осиной, любезно укрывающей их своими упавшими ветвями, а молча стоял и смотрел на нее внимательным и будто даже осуждающим взглядом. Нежные свидания превратились в жестокую пытку, и Татьяна сдалась.       Проснувшись как-то глубокой ночью в холодном поту, девушка поняла, что уже не сможет уснуть. Стараясь не будить няню, она тихонько принялась выплескивать на бумаге то, что давно томилось в груди. Так родилось то самое письмо, написанное, да и отправленное на эмоциях, что было совсем не свойственно всегда осторожной и рассудительной Тане. Но Он менял ее, сам того не зная.       И вот теперь, спустя пару дней, когда внутренняя буря слегка поутихла и снова улеглась на дне души, Татьяна вдруг осознала, что натворила. Писать мужчине первой, так еще и столь откровенное письмо было непростительно пошло. Унизительно. Отсутствие ответа с его стороны лишь подтверждало простую истину. Девушка знала, что сегодня вечером Онегин вместе с Ленским приедет на праздничный ужин, и, если он доложит матушке о ее проделке, старушка не вынесет такого позора. Татьяне стало страшно и мучительно стыдно. Она металась от сожалений до тихой радости, что все же сделала это и, пусть немного, но освободилась. Груз любви душил ее, медленно сжигая изнутри, однако после признания образ больше не приходил во сне. Евгений не приходил.       Она стояла у окна, укутавшись в длинную шаль, желая отогреться. Глупая, разве не знала она, что не от холода дрожали ее худые плечи? Девушка не заметила, как тонкий палец нарисовал изящные «О» и «Е» на запотевшем от ее прерывистого дыхания стекле. Где-то фоном, под шипение вечернего самовара, отдаленно доносились веселые, звонкие и влюбленные голоса Владимира и Ольги. Их счастье радовало Таню, но не могло не мучить изнывающую душу.       Вдруг раздался приближающийся топот, и Ларина, опомнившись, испуганно стерла злополучные инициалы, нервно оглядываясь через плечо. Но она напрасно волновалась: никому не было дела до опечаленной юной дворянки. Ее кровь словно застыла, сердцебиение все учащалось, а перед глазами поплыло. Вселенский ужас окутал ее тело, когда пришло осознание того, что сейчас Он зайдет сюда, знающий о ее чувствах и видящий ее насквозь. Жар окутал ее щеки, и пылающая Татьяна бросилась к себе в спальню, не имея сил держать себя в руках. Она затворила дверь, и задыхаясь, опустилась на пол рядом со своей кроватью, облокотившись на нее. Она не знала, сколько времени провела так. Текли минуты, и, закрыв глаза, Татьяна молча слушала шумное приветствие долгожданных гостей, которое затем сменилось более приглушенной беседой. Теперь она уже не могла выйти к ним ни при каких обстоятельствах и предпочла бы сгорать от стыда в одиночестве, чем за людным столом перед Его взглядом.       А щеки все пылали.       Неожиданно почти незаметно скрипнула дверь, пропуская в комнату того, кто никак не должен был оказаться здесь. Девичьи глаза широко распахнулись от ужаса, ведь мужчина зашел в ее спальню и застал в подобном состоянии.       — Евгений? Что Вы…? Вы не должны быть здесь!       Ее взволнованный голос срывался, выдавая смятение и страх. Онегин же смотрел на нее невозмутимо и выглядел так, словно находился в весьма обыденной ситуации.       — Не должен. Но я здесь. Точно так же, как и Вы не должны были писать мне, но написали.       Пораженная его прямолинейностью, Татьяна стыдливо отвернулась, устремив взгляд в пол и заламывая трясущиеся пальцы. Ей вдруг стало страшно жаль себя и захотелось разрыдаться, спрятавшись в самом дальнем углу сада. Он еще ничего не сказал ей о том, что думает насчет ее признания, но по его строгому голосу и твердому взгляду, она поняла его ответ без слов. Наполнившие глаза слезы покатились по ее щекам, и, насколько могла, она прикрыла лицо ладонями.       — Не говорите ничего, прошу.       Евгений еле слышно затворил дверь и сел рядом с ней на старый скрипучий пол. Прошло несколько напряженных секунд, после которых мужчина устало вздохнул. Он словно собирался с мыслями, размышляя над тем, с чего лучше начать, и наконец заговорил, намеренно мягче и тише.       — Татьяна, милая, поймите, — его глубокий успокаивающий голос раздался совсем рядом, а рука с легкостью коснулась подрагивающего плеча. — я не смогу Вам ничего обещать. Я с теплотой и приятным трепетом прочитал письмо и с благодарностью отнесся к Вашим чувствам. Однако, я не намерен хвалить Вас и ощущаю, что обязан быть честен с Вами. Видите ли, во мне давно погасло то, что раньше звалось любовью. А может, я никогда и не был способен любить? Того не знать мне, но коли б я искал спутницу жизни моей, поверьте, я искренно бы Вас, и только Вас, желал видеть рядом с собою. Но не для этого рожден я.       Евгений остановился на мгновение, словно задумался, стоит ли ему продолжать.       — И, признаться, мне страшно. Страшно, что Ваши ожидания насчет меня слишком велики, и я, неопытный в делах по-настоящему любовных, и уж тем более семейных, просто разочарую и разобью Ваше доброе сердце. Разве такой судьбы Вы достойны? С холодным черствым мужем? Этого Вы хотите?       Слушая его тихий обволакивающий голос так близко, девушка ощутила, как ее кожа покрылась мурашками. Он сидел рядом с ней в ее комнате, говорил с ней, думал о ней, беспокоился о ней. Это напоминало ей те сны, в которых она сбегала к Нему на долгожданные свидания, в которых была дорога и любима.       Кусая губы, Татьяна медленно убрала руки от лица и повернулась к Евгению. Она больше не прятала свои покрасневшие глаза и тут же встретилась с его прямым честным взглядом.       — Выходит, Вы полагаете, я зря открылась Вам, — слова, произнесенные надломленным хриплым голосом, прозвучали больше как утверждение, чем вопрос.       Евгений нахмурился.       — Вы не слышите меня. Я не смогу обещать Вам той любви, которой Вы желаете.       Онегин убрал руку, до этого лежавшую на ее плече. Его тон стал тверже, а взгляд серьезнее, в то время как глаза Лариной отражали немую нарастающую боль.       — Тогда не обещайте. Я не смею просить Вас об этом. Я сама виновна в своих чувствах, и только мне отвечать за них перед Господом. Но Он знает, что любовь моя чиста и бескорыстна, и я лишь хочу, чтобы и Вы знали. Мне так будет легче. И клянусь, мне ничего не нужно взамен.       Татьяна говорила искренне, ее слова рождались и лились из самого сердца, и волнение так захватило ее грудь, что она, теряя возможность свободно дышать, еле закончила речь и поспешила отвести взгляд. Читая неподдельные эмоции в ее словах, глазах, движении рук, Евгений непроизвольно снова смягчился. Эта наивная, детская и настолько честная любовь не могла оставить его сердце равнодушным. Он долго думал над ее признаньем, изводил себя и ломал голову над ответом, но только сейчас, видя ее перед собой, такую робкую и трогательно милую, осознал вдруг, что никогда не встречал подобной любви и вряд ли еще встретит. Она случается одна на тысячи, быть может и реже. Евгений непроизвольно вспомнил всех тех пустых дам, в объятиях которых не раз забывался в попытках заглушить эту томительную скуку и глухое одиночество, не покидавшее его уже много лет. Его губы тронула едва заметная улыбка, но взгляд оставался печальным.       — Я знаю это, знаю. И верю тебе. Не знаю, правда, за что Бог так сильно любит меня, что послал мне такого светлого ангела.       Губы Татьяны непроизвольно задрожали, стоило ей услышать, что он только что сказал. Как он это сказал.       Онегин с нежностью обхватил ее лицо ладонями, желая снова видеть ее глаза.       — Посмотри же на меня, Таня.       Он погладил большим пальцем ее щеку, и продолжил говорить только когда их взгляды вновь встретились.       — Мне хватило смелости признаться в своем страхе, открыть тебе душу, но остальное вручаю в твои руки. Жизнь мою, судьбу мою… себя. Знаешь, я всегда думал, что терять мне особого нечего, но сейчас я отчего-то почувствовал, что потеряю все, если потеряю тебя. И потому спрошу: примешь ли ты меня таким, каков есть я? Разочарованным, опустошенным. Настоящим. Дашь ли шанс нам? В твоих руках мой путь дальнейший, наш путь.       Ей не требовалось много времени на раздумья. Не прошло и пары секунд, как Татьяна робко прошептала, смущаясь своих слов.       — Могла ли я мечтать о большем?       Он промолчал. Его ответ безмолвно лег на ее губы мягким поцелуем.       Все произошло совсем не так, как она себе не раз представляла в самых запретных мыслях. Не в саду, не в грозу и не под проливным дождем. Не чопорно и не жеманно. Просто, открыто, в один миг. Идеально. Гораздо лучше, чем в тех хваленых французских романах. И Ларина позволила себе раствориться в этом моменте, расслабиться в мужских руках, не думая о том, что скажут люди и куда приведет ее завтрашний день.       Потом он молча прижимал ее к своей груди, гладя мягкие волнистые волосы, и размышлял о чем-то своем, прежде чем нарушить приятную тишину, поглотившую пространство вокруг.       — А теперь, сударыня, позвольте помочь Вам припудрить носик, и спустимся в залу. Все заждались нас, не будем тянуть с вестью о помолвке.