A Life, Redux

Леди Стокворт все еще сияла, глядя на нее, и Алисанна знала, что ей следует ответить, но как она могла это сделать, когда должно быть, она так ужасно ослышалась? Улыбка дамы начала меркнуть, поскольку молчание ее королевы затягивалось, и поэтому она вновь заставила себя заговорить с отточенной улыбкой, которая появилась на ее лице. — Прошу прощения, миледи, я на мгновение отвлеклась и, должно быть, совершенно не поняла о чем именно шла речь. Улыбка дамы снова засияла в полную силу, и что-то тяжелое поселилось в животе Алисанны. — Никаких извинений не требуется, Ваша Светлость. Неудивительно, что сейчас Ваши мысли заняты, ведь это такое большое благословение! Я просто поздравляла Вашу Светлость с тем, что принцесса Гейль находится в интересном положении. Я только что прошла мимо нее в коридоре и не поверила своим глазам! Я не понимаю, как что-то могло оставаться в тайне в Красном замке так долго! — Ох? — Алисанна вопросительно подняла бровь, едва дыша и уж точно, в этот самый момент, она не была способна поддерживать вежливый обмен любезностями. Она чувствовала слабость. У нее не было обмороков уже несколько десятилетий, но сейчас голова стала очень, очень легкой и ей казалось что она потеряет сознание. — Поистине! Принцесса выглядит такой сияющей, даже несмотря на то, что она на протяжении всего этого времени оставалась в своих покоях! — Я уверена, что дело всего лишь в ее хрупком телосложении, — ее голос звучал так далеко для ее собственных ушей, слова были предназначены, прежде всего, для того, чтобы успокоить ее саму. Гейль могла быть беременна, такова природа супружеской жизни. Ее бедная, милая малышка могла быть беременна, могла вынашивать собственного ребенка. Она могла быть беременна, но, конечно, если бы беременность зашла так далеко, Алисанна бы об этом знала. Ее Гейль не стала бы скрывать от нее ничего подобного. Так что да, Гейль могла быть беременна, но она не могла быть на таком позднем сроке, как подразумевала леди Стокворт. Это было просто невозможно. И все же, несмотря на то, что это было невозможно, неуверенность грызла ее изнутри и не позволяла сосредоточиться на потоке поздравлений от ее дам, которые тут же последовали за этой новостью, или на возбужденной болтовне вокруг нее после этого. Гейль сказала бы ей, пыталась убедить она саму себя. Но Алисанна тоже когда-то была молода, замужем за мужчиной, которого любила, и была в восторге от проявления этой любви. Она хранила надежду близко к сердцу, доверяя ее только Джейхейрису, мейстер узнал о ее положении гораздо позже. Но она была королевой и, когда ее состояние начало проявляться, ей даже не приходила в голову мысль оставить такую радостную новость при себе. Ей хотелось, чтобы все, у кого были глаза, увидели и разделили ее радость. О, какой же наивной дурой она была. Она прижала руку к своему животу и задумалась. Если бы она поступила так, как Гейль... Если бы она сохранила все в тайне, если бы она осталась дома, выжил бы ее ребенок? Если бы не было того жестокого нападения... Если бы известие о мерзости в ее животе не распространилось повсюду, выжил бы ее сын? Ткань ее платья казалась размытой, когда Алисанна смотрела на нее, и она судорожно вздохнула, разглаживая ее руками, пытаясь этим жестом скрыть дрожь в них. Внезапно она не смогла больше сидеть и резко встала, привлекая любопытные взгляды, когда ее дамы бросились вставать. — Что-то случилось, Ваша Светлость? Улыбка на ее лице отсутствовала, глаза оставались прикованными к платью, а руки пытались привести его в порядок. — Конечно, нет, я просто хочу немного размять ноги, — она на мгновение замолчала, делая вид, что эта мысль только что пришла ей в голову. — Леди Стокворт, куда, Вы сказали, направлялась Гейль? Я могла бы размять их с какой-то целью. Дама моргнула, явно поражённая неожиданным вопросом. — Ох, я не говорила об этом, Ваша Светлость. Хотя я думаю, что она направлялась в покои леди Эйммы. Алисанна рассмеялась. Конечно. До того, как она спряталась, Гейль постоянно присутствовала в покоях ее внучки. Конечно, если она решилась покинуть свое добровольное заточение, она пойдет туда в первую очередь. Она кивнула своим дамам и без промедления двинулась к двери, и ее вездесущие тени последовали за ней. Она не позволила себе ни минуты колебания, не позволила себе чувства потери, чувства предательства. Это был ее выбор. Ее собственный. Гейль просила о пространстве снова и снова, и когда она перестала навещать Эймму, Алисанна наконец послушала свою дочь. Она предоставила ей слишком много этого самого пространства. Она все ждала и ждала, но ее дочь упрямо оставалась запертой в своих покоях. Это был выбор Алисанны — позволить это, позволить ей провести время наедине с мужем и не вызывать у дочери еще больше обиды за то, что она лишила ее собственного маленького уголка рая. Она помнила те блаженные дни молодой любви, которой наконец-то позволили расцвести и которые все ещё не были омрачены трагедиями. Она бы осталась в их покоях навсегда, если бы Джейхейрис не был королем, а она — королевой, и оба не слишком осознавали свой долг. Если бы она знала, какая боль в дальнейшем за этим последует, она бы так и сделала. Это было испытанием — идти медленно и ровно, не делать большие шаги и не спешить к дочери, чтобы увидеть правду о ее состоянии собственными глазами. Это было испытанием — не развернуться и не последовать к солярию своего мужа и не потребовать ответов. Джейхейрис должен был знать. Джейхейрис должен был знать и скрывать это от нее. Не было никаких секретов, которые эта крепость могла бы скрыть от нее. Никаких секретов, кроме тех, которые Джейхейрис хотел бы скрыть от нее. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы не выказать никаких колебаний и сохранить невозмутимое выражение лица, даже когда она открыла дверь в покои Эйммы. Вид лица Гейль, охваченного ужасом, и широких, испуганных глаз Эйммы, когда Визерис стоял над ними со сжатыми кулаками, чуть не выбил почву из под ее ног, ужас сжал ее сердце в тисках, когда ее голос вырвался наружу. Ужас сменился холодной яростью, когда он осмелился — он осмелился! — переложить вину с себя на Гейль. Из всех людей. И она знала что была права только потому, что ее дочь, ее очень, очень явно ожидающая дочь, если ее пытливые глаза не обманывали, сидя в этом ужасном платье, выкрикивала обвинения в сторону ее внука и, о Боги, какие обвинение. Она никогда бы не подумала, что кто-то в ее семье — один из ее внуков! — будет среди тех, кто... Не после Мейгора, не когда они все познали боль... Она хотела закрыть глаза. Ей хотелось снова оплакивать свою сестру и ту боль, которую той пришлось пережить. Но Алисанна была не просто женщиной. Она была не просто матерью и бабушкой. Нет, она была королевой. Она должна была сохранить лицо, напомнила она себе, она не могла позволить своей маске треснуть. Не сейчас. Не после стольких лет. Она была королевой, повторяла она себе. Королевой, которая боролась за улучшение положения женщин. Королевой, которая положила конец ритуальному принуждению женщин и называла это благословением. Королева, чей собственный внук... Ох, и все это время ее собственная внучка так страдала и называла это долгом. О, Боги, она не могла этого вынести. Ох, бедный ягненок. Было очевидно, что ее образование было... недостаточным во многих областях супружеской жизни, но узнать, что она не знала ничего, кроме страданий в течение многих лет... Это затмило ее собственные разочарования и ранние потери. Она познала любовь, познала блаженство, у нее был муж, который утешал ее, заботился о ней и боготворил ее. Холодная ярость вернулась с удвоенной силой, и она крепко схватила запястье своего звериного внука, когда тащила его из покоев к солярию мужа, не обращая внимания на его протесты. Ее хватка крепла, даже когда она думала об этом слове. Протесты. — Алисанна, к чему... — Я хочу, чтобы он ушел! Я хочу, чтобы он отправился на Стену! Ее муж, который начал было вставать со своего места, рухнул обратно, разинув рот, и она уставилась на него, пока он пытался собраться с мыслями, решительно покачав головой. Она проигнорировала Визериса, бормочущего рядом с ней. Джейхейрис продолжал смотреть на нее, даже с закрытым ртом, и она властно подняла подбородок и повторила то что говорила до этого. — Отправьте его в Ночной Дозор. Джейхейрис закашлялся, и сбоку раздался звук удушья, но она даже не потрудилась повернуть голову, для того чтобы поприветствовать Барта. Он не был важен для этого разговора. Никто, кроме Джейхейриса, сейчас не имел значения. Ее муж закрыл глаза и потер лицо. — Барт, сходи за моим сыном, ладно? Десница извинился и поспешно вышел из солярия, вероятно, проклиная свою скверную судьбу за то, что его отослали, а дурак рядом с ней подумал, что стоит воспользоваться возможностью и попытаться заговорить. Но Алисанна не собиралась ему позволить это сделать, впрочем как и Джейхейрис, их двойные ядовитые взгляды эффективно лишали его голоса. Они ждали Бейлона в воинственном молчании, ее взгляд был устремлен на мужа, а в его глазах все больше разгоралась искорка веселья. Веселья. Когда Бейлон наконец вошел, его взгляд осторожно метнулся между родителями, прежде чем остановиться на сыне, на его лице ясно читалось смирение. — Что на этот раз? Она бы рассмеялась, если бы ситуация не была столь ужасной. На этот раз. До недавнего времени именно Деймон вызвал бы такую реакцию у Бейлона. Ее хватка стала еще крепче, и она почувствовала, как кости запястья Визериса соединяются друг с другом. — Он причинил боль Эймме. Заставил ее. — Я не делал этого! Я ни разу не заставлял ее! Ты... — Мама... — Алисанна... Голоса раздались почти в унисон, но она прервала их. — Ты причинил боль своей жене. Она сама в этом призналась. Ты лжешь, нам или себе, впрочем для меня это не так уж важно, но тебе не позволят и дальше причинять ей боль. Визерис, чье лицо до этого было красным, резко побледнел, его лицо внезапно стало болезненным, а дыхание - затрудненным. — Мама, я... Конечно, это просто недоразумение. Я ни на секунду не верю, что Визерис... Визерис снова обрел голос. — Я этого не делал! Клянусь, я этого не делал. Отец, ты должен мне поверить! Они делают из меня подлеца, когда я всего лишь исполнял свой долг, а Эймма исполняла свой! — В глазах мальчика стояли слезы. — Они отняли у меня все, а теперь хотят сделать из меня насильника! Отец, ты не можешь этого допустить! Бейлон перевел дух, но Алисанна снова оказалась быстрее. — Никто не делает... Ее муж перебил ее. — Тихо. Мне нужны факты по этому вопросу, а не дикие обвинения. От вас обоих, — его губы сжались, когда он строго на них посмотрел. — Визерис. Объяснись. Четко. Визерис покраснел. — Мало что можно объяснить. Они говорят, что я… Гейль говорит, что я причиняю боль Эймме, и все ей верят. Она даже заставила Эймму встать на ее сторону. Даже бабушку. Все потому, что она не… Все потому, что я не отношусь к ней как к шлюхе. Челюсти Алисанны сжались от ярости, а губы едва шевелились, когда она снова его отругала. — Не заботиться о страданиях жены — это не значит не обращаться с ней как со шлюхой. Это полная противоположность! Бейлон тяжело сел, закрыв лицо руками, и она увидела, как брови ее мужа поднялись, а его губы беззвучно сложились в одно слово. Она твердо повторила: — Я хочу, чтобы он ушел. На Стену. Ее сын убрал руки от лица и зарылся ими в волосы. — Был запрос сделать его частью нашего посольства в Лисе. Я думаю, что это было бы лучшим решением на данный момент. Разделить их на некоторое время, дать им остыть и немного... Может быть, дать немного времени набраться опыта. У нее вырвался недоверчивый смех. — Лис? Ты, конечно, шутишь! Это не наказание! Стена, я сказала. — Алисанна, будь благоразумна, мы не можем отправить принца крови на Стену! Нет, не за это! Она повернулась к мужу, чувствуя себя преданной, и открыла рот, чтобы возразить, но ее сын заговорил первым. — А как насчет Иббена? Он мог бы присоединиться к посольству на Иббене. Реакция ее мужа была немедленной, несмотря на то, что его рука потирала ноющий висок. — У нас нет посольства на Иббене. — На Иббене можно создать посольство. И Визерис может быть его частью. Иббен совсем не соответствовал ее потребностям, но предоставил ей идею. — Как насчет посольства на Стене? Джейхейрис пронзил ее взглядом. — У нас нет посольства на Стене. Нет нужды в посольстве на Стене. Она мило улыбнулась ему, не соглашаясь с ним, воодушевленная своей идеей. — В нем есть необходимость. Мы отдали земли в распоряжение Ночного Дозора, и все же у нас нет настоящего отчета об их содержании. Нам нужно посольство, и кого лучше послать, чтобы следить за всем, если не принца крови? — Кого угодно. Буквально кого угодно, мама. Она посмотрела на Бейлона и пожала плечами, как ей казалось, безразлично. — Тогда кастрируйте его. Внук издал испуганный писк, муж закашлялся, а сын вскочил на ноги в тревоге. — Мама, ты же это не серьезно! Она подошла к нему, волоча за собой Визериса. — Я очень серьезно. Такие люди, как он, имеют выбор: Стена или кастрация. Выбирайте. Мне все равно, что именно, но он больше никогда не прикоснется к Эймме. Бейлон положил руки ей на плечи и заговорил умиротворяющим тоном, от которого у нее заныли зубы. — Мама, ты слишком бурно реагируешь. Я уверен… Визерис говорит, что это всего лишь… При должном образовании, я уверен, отношения между Эйммой и Визерисом улучшатся. Она никогда раньше не хотела задушить своего ребенка. Никогда. Тон, которым она говорила, был холоднее самой Стены. — Мне все равно, какое образование он получит или нет! Он годами причинял своей жене только страдания. Нельзя ожидать, что она когда-либо снова вынесет его прикосновения. Не после той боли, которую она уже перенесла! Неужели я действительно воспитала тебя настолько жестоким? В глазах Бейлона появилась неуверенность, а за ними шла война - это было ясно видно, и его руки опустились, когда в солярии воцарилась тишина. В конце концов точку в споре поставил Джейхейрис. — Значит, посольство на Стене. По крайней мере, пока. — Дедушка! Ты... Он поднял руку в воздух, и голос ее внука тут же оборвался. — Прояви себя достаточно хорошо на Стене, и тебя могут отозвать обратно, но не ожидай, что это произойдет в ближайшее время, и уж точно не в течение нескольких лет. Ты слишком многое принимал как должное и слишком долго не думал ни о ком, кроме себя. Я этого не потерплю. Усвой урок, или ты можешь просто остаться там! — Это несправедливо! Ты не можешь сделать... Джейхейрис поднялся на ноги, отчего его стул с грохотом упал на пол, глаза его сверкнули, а Визерис поспешно отступил назад. — Я король, мальчик! Ты будешь мне подчиняться, и ты сделаешь это без возражений! А теперь убирайся с глаз моих, пока я не передумал и не отдал приказ о кастрации! Визерис всхлипнул и поспешно покинул солярий. Джейхейрис направился к двери вслед за ним и приказал королевской гвардии проследить, чтобы принц добрался до своих покоев и он оставался там без посетителей. Захлопнув дверь, он повернулся к ним с измученным выражением лица. — Чёрт возьми, где мы так ошиблись с этим парнем? Алисанна сама не имела об этом ни малейшего представления. Она не питала особой любви к мальчику, не одобряя его легкого пренебрежения Рейнис и ее правами, но она всегда считала что именно в Деймоне кроется большая угроза. И он, безусловно, доказал это, но его любовь к своей семье не могла быть подвергнута сомнению, особенно когда он наблюдал, как его брат садился на корабль, направлявшийся в Восточный Дозор у Моря. Он был бледен, с широко раскрытыми глазами, полными слез, с разбитой губой и синяком на подбородке, но не смотря на все это крепко прижимал к себе жену. Его забота о своей семье стала еще более очевидной всего несколько недель спустя., когда ей пришлось лично выгонять его из родильной комнаты, буквально толкая его всю дорогу.