A Life, Redux

Чувствуя себя маленьким потерянным мальчиком, он позволил теплым рукам отца вывести себя из солярия деда. Без протеста. С молчаливой благодарностью. Он не мог... Он не думал, что сможет оставаться там и дальше, но так же боялся идти в свои покои, зная что там будет его ждать Гейль с кучей вопросов; и, как оказалось, больше не было места, куда бы он мог пойти... Его разум был пуст. Пока они шли, его отец обнимал его за плечи, и он изо всех сил старался не повиснуть на нем и не расплакаться как ребенок... Он лишил свою маленькую племянницу дракона и имени. Он лишил ее ее самой. Ее будущее изменилось в тот момент - когда Визерис был смещен в преемственности, в тот момент - когда Деймон очнулся ото сна, но его дедушке этого было недостаточно. Они вошли в солярий отца, и его прижали к сидению, руки оставались на его плечах чуть дольше, чем это было необходимо, слегка сжимая, прежде чем отпустить его. Раздался тихий вздох и звук движения, когда его отец тоже опустился на сиденье, но взгляд Деймона был устремлен на ковер у его ног. — Почему это тебя так взволновало? Услышав это он перевел взгляд на отца. Как он мог вообще спрашивать? — Он украл ее яйцо. Ее дракона. Сиракс должна была принадлежать ей. Как он мог это сделать ? И ее имя… Зачем он лишил ее имени?  Глаза его отца были безмерно печальны, когда он смотрел на него. — Ее яйцо. Ее дракон. Ее имя… У нее еще не было ничего из этого. Она только вчера родилась. Деймон задавался вопросом, насколько ребёнком он выглядел бы, если бы подтянул колени, прижал их к себе и прошептал ответ: — Сиракс должна была принадлежать ей. — Вот почему его отправили на Драконий Камень - так он считал. Уголок губ отца дернулся вверх, но глаза оставались очень серьезными. — Она должна была принадлежать ей. Ты веришь, что нам предначертано стать всадниками для наших драконов? — Конечно. — Ответ пришел к нему немедленно и без раздумий. Караксес всегда был предназначен ему. Возможно, это была ужасающая мысль, учитывая то что его предыдущим всадником был его дядя, и если бы он был жив, Деймон остался бы без дракона. Это была ужасная мысль о том, что дядя Эймон умер, чтобы Караксес и Деймон могли быть вместе. Когда он посмотрел в глаза отца и увидел в них вспышку веселья, он понял, что это ужасная мысль, потому что если Караксес был предназначен для Деймона, то Вхагар была предназначена для Эймонда, а Лейна и его собственный отец - сидящий сейчас перед ним, были просто промежуточными фигурами, которым всегда суждено было умереть раньше времени. Но Эймонда, как он надеялся, теперь даже не будет существовать. Дейрон, несомненно, также не родиться, к тому же его дракон вылупился для кого-то другого. Его отец откинулся на спинку сиденья с легкой улыбкой. — Я полагаю, что из-за нашей связи с нашими драконами мы все стали думать об этом таким образом, не так ли? Неужели ты думаешь, что Висенья для Вхагар стала в меньшей степени дорога, чем я, просто потому, что ее больше нет? Он не мог скрыть вздрагивания, не тогда, когда он только что думал о всадниках Вхагар, и ответ, должно быть, был ясно виден на его лице, потому что его отец тяжело вздохнул и продолжил. — Полагаю, мы можем позволить себе так думать сейчас, когда старые времена и старые обычаи ушли в прошлое, но повелители драконов Старой Валирии были осведомлены лучше в этом вопросе. Думаешь ли ты, что в те времена, когда дуэли между драконами были обычным развлечением, их наездники думали, что только определенные драконы должны быть предназначены им? Думаешь, они считали их незаменимыми? Деймон знал это. Деймон знал, что можно связать другого дракона после того, как его собственный умер, но он не мог заставить себя даже представить, что он живет после Караксеса. Они должны были быть вместе, как бы ужасно ни было с его стороны так думать. Караксес был частью его. Неотделимой, бесконечно драгоценной частью его. Лучшей его частью. — Для них драконы были такими же ездовыми животными, как и все остальные. Дракон предназначен для одного всадника не больше, чем лошадь. Это всего лишь наша собственная привилегия жить в мирное время, когда порабощенные драконы умирают только от старости, и эта истина заставляет тебя так думать. Чистейшая наглость... Рассказывать Деймону о жизни во времена гребаного мира, когда драконы... Он возмущенно вздохнул, чтобы выплеснуть на него желчь, прежде чем понял, что его отец ничего не знает, и покачал головой, внезапно сбитый с толку, тупо моргая. О, какое имеет значение, что подумает его отец? Он подтянул колени, крепко обнял их и заговорил уткнувшись в них. — Она была королевой. — Когда его отец промолчал, он продолжил. — Во сне она была королевой, и была война. Вот почему дедушка забрал у нее дракона и ее имя. Издалека до него донесся голос отца. — Почему Дейлла должна стать королевой? Деймон бросил на отца сердитый взгляд и проговорил сквозь стиснутые зубы. — Ее звали Рейнира. Она… была единственным выжившим ребенком Эйммы, поэтому после того, как она умерла при родах в преклонном возрасте двадцати двух лет, Визерис назвал своего единственного ребенка своим наследником. — Почему король это допустил? Голос отца был откровенно смущен, и, несмотря ни на что, Деймон горько усмехнулся и глухо заговорил. — А самом деле, а зачем ему это? И ты, и дедушка к тому времени уже давно были мертвы. Королем был Визерис. — Понятно. Почему тогда была война? — Потому что этот придурок не захотел оставаться один и женился на цепкой шлюхе, которую его двуликий Десница Хайтауэр подсунул в его постель, и она ему родила троих сыновей. Тем не менее его старший ребенок - дочь, осталась его наследницей. Его отец поперхнулся. — Почему?!  Он беззаботно пожал плечами. — Кто знает? Вина? Стыд? Гордыня? — Какое это вообще имело значение теперь? Между ними надолго повисла тишина.  — Десница Хайтауэр? — Сир Отто Хайтауэр. Он также был Десницей деда. Послышался потрясенный вздох, и его отец испуганно прошептал. — Что?!  Деймон снова пожал плечами. — После смерти Барта - сир Райам некоторое время служил Десницей, а потом ты продержался год, прежде чем умер. После тебя пришел сир Отто. Его отец глубоко вздохнул. — Я начинаю понимать, почему отец мне ничего не сказал. Он угрюмо промычал и положил подбородок на колени. — Он любит хранить секреты. В ответ раздалось фырканье, но в остальном наступила тишина, поэтому он закрыл глаза и прислонился лбом к коленям. — Ты не хочешь пойти в свои покои? — Голос отца был нежным и осторожным, и он задохнулся, когда Деймон решительно покачал головой, уткнувшись в колени.— Почему нет? — Гейль. Наступила пауза. — Я думал, ты вполне счастлив с Гейль. — Так и есть. Но она бы... Я не хочу больше об этом говорить, а она будет давить и давить, пока я не перестану сдерживаться, и тогда она расстроится, и ребенок... — Он захлопнул рот, как только понял, что из него чуть не вылетело. — Что ребенок? — голос его отца был нетерпеливым, но, несмотря на то, что Деймон был идиотом, он не был полным идиотом, поэтому он еще раз решительно покачал головой. — Понятно. — Его отец подмечал слишком многое, если судить по веселью в его голосе. — Не будем говорить о ребенке. А как насчет дракона? Дракона Гейль. Его голова так резко вскинулась, что заболела шея, когда он посмотрел на улыбающегося отца широко открытыми глазами. — Может быть это только мое наблюдение, но мне кажется, что мой отец не единственный в этой семье кто любит хранить секреты. Деймон был полон опасений, когда возразил ему. — Это не секрет. Мы расскажем об этом в конце концов. — Но пока это секрет. Деймон раздраженно закатил глаза на отца. — Да, я так полагаю. — Думаешь, твой дедушка не хотел, чтобы в конце концов ты тоже узнал о яйце? — Но дело не только в яйце. Он отнял у нее имя. — Ее имя и ее дракона. Это было слишком. Его отец поднялся со своего места, и Деймон с тревогой посмотрел на него, когда он присел рядом с ним, положил теплую руку ему на плечо и тихо сказал: — Это был выбор Эйммы. Она хотела назвать свою дочь в честь матери. Это Визерис хотел назвать ее Рейнирой. В глазах и голосе отца была искренность, но он не мог заставить себя поверить в это. Он никогда не слышал, чтобы Эймма хотела назвать ребенка как-то иначе, кроме как Рейнирой. Отец закатил глаза на его молчание. — Я был там. Уверяю тебя, именно это и произошло. Гейль тоже была там. Спроси ее. Однако Гейль задалась бы вопросом - почему. Она уже будет задаваться вопросами, куда он убежал и почему, и сейчас ей тоже будет над чем задуматься. И теперь она могла быть убедительной. И настойчивой тоже. Его плечи поднялись и опустились с глубоким вздохом, и он уныло сказал отцу: — Я создал монстра. Брови отца подпрыгнули, губы дрогнули, глаза засияли весельем. — О? Расскажи. Деймон вздрогнул. — Теперь она может заставить меня что-то сделать. Смех, которым разразился его отец, не был оценён по достоинству, и Деймон яростно на него посмотрел, и чем дольше длился смех, тем яростнее становился его взгляд. Бейлон Храбрый вскоре сгорел бы дотла, если бы он не взял себя в руки, потер рукой губы и торжественно кивнул. — Самым лучшим женам под силу такое сделать. Его губы растянулись в усмешке. Его отец даже не имел малейшего представления.   Несмотря на то, что у Деймона не было желания встречаться с Гейль и рисковать конфронтацией по поводу его исчезновения, он не мог избегать их покоев вечно, и он также не мог оставаться в солярии своего отца бесконечно при этом не раскрыв более того что тот уже знал или подозревал... И он был вне себя от усталости. Это должен был быть его день отдыха и восстановления. Гейль мерила шагами комнату снаружи, когда он вошел, при этом скрестив руки и нахмурив брови. Она бросилась к нему в тот момент, как только дверь за ним закрылась, для того чтобы схватить его за руки и втащить в спальню. Когда дверь спальни тоже закрылась за ними, она повернулась к нему, тревожно вглядываясь в его лицо, ее пальцы нервно сжимали его. — Это малышка? С ней что-то не так? Она собирается…? Его плечи опустились в знак поражения, и он покачал головой. — Нет. Ничего не случилось, она... в порядке. Ее грудь поднялась и опустилась, когда она испустила громкий вздох облегчения. — О. О, хорошо. Я боялась... Когда ты... — Ее брови сошлись в замешательстве. — Почему же ты тогда убежал? Он поежился под ее любопытным взглядом и неловко пожал плечами. Ее взгляд сузился в подозрении, и она медленно отпустила его пальцы, чтобы сложить руки, а затем вопросительно подняла бровь. Он молча смотрел на нее, притворяясь невежественным, и ее глаза медленно расширялись, и когда молчание затягивалось ее челюсть отвисла и руки взлетели в воздух.  — Я не могу в это поверить! Ты действительно не собираешься мне рассказывать?! Он сухо ответил ей. — Нечего рассказывать. — Здесь есть что рассказывать. Я знаю это. Ты знаешь это. Мы оба знаем, что есть что-то. Как насчет того, чтобы сэкономить нам обоим кучу времени, уберечь от разочарований и просто рассказать мне это? Деймон невинно распахнул глаза, глядя на нее, в его голосе скользило очарование. — Не может быть и речи. — Затем он сморщил нос и продолжил как ни в чем не бывало. — А почему они вообще назвали малышку Дейллой? Гейль, казалось, задохнулась от возмущения. — Ты хоть когда-нибудь слушаешь о чем я говорю?! Эймма хотела так назвать свою дочь ещё с того времени как была маленькой девочкой! Он моргнул глядя на нее, его брови сошлись в недоумении. — Она и в правду этого хотела? Гейль тихонько вскрикнула и отвернулась от него с явным отвращением, снова вскинув руки вверх — Невероятно. Просто… невероятно. Я могла бы просто говорить с воздухом, о то о чем стоит говорить с моим мужем. Ха. Он осторожно приблизился к жене и обнял ее сзади, положив подбородок ей на плечо, не давая ей возможности уйти от него, и заговорил умиротворяюще. — Да ладно, ты ведь знаешь, что я не хотел слышать новостей о Визерисе. Вряд ли ты можешь винить меня за то, что я не слушал, когда ты поделилась ими со мной. Она прекратила попытки освободиться и повернула к нему свое хмурое лицо, чтобы заговорить ледяным тоном. — Я не делилась с тобой новостями о Визерисе. Это была Эймма. Я говорила об Эймме. Я хочу, чтобы ты знал, что она существует как личность - совершенно отдельная от своего глупого мужа. Похоже, теперь Деймону придется действовать осторожно. — Однако ребенок принадлежит ему, поэтому любые новости о ребенке — это новости о нем. Взгляд и тон Гейль по прежнему оставались ледяными. — Судя по тому, что я видела вчера, я бы сказала, что с точки зрения усилий эта малышка гораздо больше принадлежит Эймме чем Визерису. Деймон повернул голову, для того чтобы заглушить смех у нее на плече. Он был уверен, что она не ошиблась, но это вряд ли бы помогло его делу. Он не был уверен, сможет ли вообще что-нибудь ему помочь, поэтому перенаправил свои усилия - протрезвел и снова положил подбородок ей на плечо. — А как насчёт тебя? Смятение окрасило ее черты. — А что насчёт меня? — Есть ли какое-то имя, которое ты хотела бы дать своему ребенку с тех пор, как была маленькой девочкой? Кровь, прилившая к ее щекам при этом вопросе, была завораживающей. Когда она отвернулась от него, прежде чем ответить, он был очарован видом ее горящих ушей. — Геймон. Его брови поднялись. Нечего было смущаться. Ему нравился Геймон Славный, поэтому он согласно напевал. — Это хорошее имя. Удивительно, но румянец распространился, и он моргнул, глядя на ее покрасневшую шею, сбитый с толку этой реакцией. — А как насчет девочки? Каждая ее часть, которую он мог видеть, была очень, очень красной. — Дейна. — Хм. Интересно. — Он не знал, что в детстве она так восхищалась Сновидицей. Она не повернула к нему лицо, но прижалась к нему. — Почему ты так говоришь? — Я бы понял если бы ты выбрала имя Дейнис, но не думаю, что ее форма имени Дейна когда-либо использовалась в нашей семье. Наконец она выпрямилась и повернулась к нему лицом, ее глаза были широко раскрыты и полны надежды, румянец медленно исчезал. — То, что этого не было, не значит, что этого не может быть. — Хм. Полагаю, что да. — Есть ли... Как ты хотел назвать своего ребёнка, когда был маленьким мальчиком? — В её голосе слышалась колебание, но Деймону пришлось рассмеяться. — Мальчики не мечтают давать имена детям. Разочарование окрасило ее голос. — Правда? — Полагаю… Я всегда думал, что если у меня будет дочь, я назову ее Алиссой. — А сын? Деймон ухмыльнулся ей. — Я думаю, что Алисса — неподходящее имя для сына. В ответ он получил закатывание глаз. — Не может быть. Пожав плечами без всякого раскаяния, он продолжил. — У меня не столько предпочтения, сколько антипатии. Ни Эйгона, ни Визериса, ни Джейхейриса. Улыбка появилась на ее лице. — Значит, Геймон хорош? А что насчет Бейлона? Бейлон... было довольно сложным именем. — Как я и сказал. Геймон — хорошее имя. Улыбка сменилась ухмылкой, она положила руку ему на щеку и поцеловала его, так что он считал себя прощенным - опасность предотвращена и победа достигнута.