A Life, Redux

Войти в покои Эйммы и обнаружить там свою мать было, мягко говоря, поразительно. Деймон удалился даже быстрее, чем обычно - ушел прежде чем Гейль смогла собралась с мыслями для того чтобы попрощаться с ним - оставив ее дрейфовать в море неловкости. Ее мать привела с собой свою стайку дам и септ, и пока они все находились во внешних покоях - королевы с ними не было. Столкнувшись со всеми ними, она постаралась сохранить спокойное выражение лица и лёгкую улыбку. — Доброе утро, дамы, где королева? — Не то чтобы у Гейль были сомнения относительно того, где она находилась, но у нее не было других тем для поддержания вежливой беседы, пока она черепашьим шагом двигалась через комнату к двери спальни. — Королева в спальне, принцесса, с леди Эйммой. Я уверенна, что они ждут тебя. Гейль была уверена, что ей не придется по душе этот визит, особенно после того как Эймма откровенно поделилась с ней своими мыслями о своей бабушке. Гейль не ожидала, что королева появится так скоро и так рано утром, иначе она бы поторопилась, а может - пропустила бы завтрак с мужем. В конце концов, Эймма начинала утреннюю трапезу в тоже самое время, и она никогда не возражала против компании за едой, так что, конечно, она не возражала бы и против появления Гейль. Гейль одарила дам слабой улыбкой и когда она, наконец, добралась до двери и остановилась перед ней - попыталась запечатлеть на лице более убедительную улыбку, собираясь с духом. И прежде чем толкнуть дверь для того чтобы открыть ее - поняла, что сейчас очень сожалеет о том, что вообще заговорила с матерью. Леди Мередит, как всегда сдержанная и ненавязчивая, находилась позади нее. — Матушка, невестка, как приятно видеть вас двоих вместе, да ещё так рано! Если бы я знала, что ты уже здесь, мама, я бы оставила мужа завтракать в одиночестве и присоединилась бы к вам двоим. Лицо Эйммы было напряжённым и она даже не пыталась улыбнуться. Ее рука тайком поглаживала яйцо которые находилось рядом с ней, скрытое от глаз королевы одеялом и ее большим животом. — Ты не много потеряла, невестка. Я ещё не завтракала и сомневаюсь, что захочу есть до полуденной трапезы. Я обнаружила, что у меня пропал аппетит. Бросив взгляд на каменное лицо матери, Гейль посочувствовала Эймме... У нее также пропал бы аппетит, если она оказалась бы в такой ситуации. — А как ты, мама, в это прекрасное утро? Я надеюсь, что твой ранний визит не вызван беспокойным сном. — О нет, милая, совсем нет. Хотя, должна признать, я лучше спала рядом с тобой. Я пришла присоединиться к дорогой Эймме для утренней молитвы. Я подумала, что она оценит компанию, поскольку не может присутствовать в септе. — Слова, произнесенные королевой, были резкими. Эймма переместилась и бросила на нее взгляд, который сказал ей о многом, и Гейль обнаружила, что снова сочувствует ей и надеется, что виноватый румянец не выдаст ее. Она также не посещала утренние молитвы с тех пор, как начались ее приключения с Деймоном - не тогда, когда она была предоставлена ​​сама себе. Но королева была недовольна Эйммой, а не Гейль, и несмотря на то, что она полюбила свою невестку и испытывала к ней большое сострадание, она была благодарна за то, что на данный момент ее мать не обращала свое внимание на дочь. Ее невестка оживилась, должно быть, прочитав что-то на ее лице, и улыбка наконец появилась на ее губах. — О, не волнуйтесь, Ваша Светлость, несмотря на то, что я не могу присутствовать в септе, я не испытываю недостатка в компании для своих молитв. Гейль была столь любезна, что приходила ко мне каждое утро и составляла компанию в чтении утренних молитв. Услышав сказанное - поза королевы расслабилась, и некоторая мягкость проникла в ее глаза. Гейль вздохнула с облегчением и воспользовалась возможностью сесть рядом с Эйммой - подальше от ее матери, и наклонилась вперёд, для того чтобы иметь возможность прошептать ей на ухо тихие извинения и слова благодарности. Когда она откинулась назад, в глазах ее невестки мелькнул озорной огонек, когда она тайком сжала ее руку. — Ну, тогда позвольте мне позвать моих дам, и мы все вместе помолимся. Голова Гейль резко поднялась, а глаза Эйммы расширились в тревоге. — Мама, разве мы не можем...? Думаю, в данных обстоятельствах я бы предпочла помолиться в уединении. Ее мать закатила глаза, но смягчилась. — Хорошо, тогда только мы втроем. Гейль благодарно улыбнулась ей и получила еще одно молчаливое пожатие руки от теперь уже серьезной Эйммы. Когда они послушно опустили головы, тихий, но ясный голос королевы вел их молитву. Во время этого Гейль также добавила свою собственную безмолвную молитву - молясь всем сердцем о том, чтобы все они пережили этот день невредимыми.   К полуденной трапезе Гейль горячо пожалела о своем решении поговорить с матерью и убедить ее посидеть с Эйммой. Ее невестка все утро чувствовала себя неуютно, умирая от желания пошевелиться, но при этом морщась и немедленно успокаиваясь каждый раз, когда ей хотя бы немного удавалось пошевелилась в своей постели, для того чтобы устроиться поудобнее. Большую часть времени она держала одну руку на яйце, а другая тянулась через ее тело, держась за руку Гейль, время от времени сжимая ее. Ее лицо становилось все более и более напряжённым, пока королева говорила - по сути, о том и сем - точнее она поучала. И если бы Гейль раньше не слышала все это множество раз, она была уверена, что ее уши точно уже бы кровоточили. Когда она повернулась к Эймме, чтобы обменяться с ней еще одним сочувственным взглядом, она с тревогой обнаружила, что ее лицо внезапно полностью потеряло цвет, глаза наполнились ужасом, а губы побледнели и дрожали.  Гейль потянулась к руке, которая сама отпустила ее и сжала, внезапно ставшее холодным и липким, запястье. — Эймма. Эймма, что случилось? Ее мать повернулась и посмотрела на них пронзительными голубыми глазами. Эймма, казалось, вообще не обращала на Гейль никакого внимания, сминая руками одеяло и повторяя одно и то же слово снова и снова, которое едва можно было различить среди рыданий, и по ее щекам катились крупные слезы. — Нет, нет, нет, нет, нет. Гейль беспомощно смотрела на нее, полностью растерянная. Она перевела взгляд на мать, чтобы обнаружить ее вставшей со своего места и тянущейся к одеялу, чтобы сбросить его с Эйммы. Ей пришлось спрыгнуть с кровати и убраться с дороги, при этом она так и не приблизилась к пониманию того что сейчас происходит. Ее мать грубо схватила рыдающую Эймму за плечи и заговорила с ней. — Нет никакой крови. Никакой крови, слышишь? Не о чем беспокоиться. Это просто твои воды. Эймма не подавала виду, что слышит о чем говорить королева, и ее отчаянные рыдания не утихали, к ним присоединилась икота, но она все же взяла яйцо в руки, прижала его к груди, положила на него щеку и свернулась в клубочек. Или, по крайней мере, попыталась это сделать. Королева резко встряхнула ее. — Эймма! Тебе нужно прекратить эту чушь! С ребенком все в порядке! Гейль, наконец-то, немного пришла в себя от замешательства. Простыни были мокрыми. Нужно было сменить простыни. Да, это принесет Эймме немного больше комфорта, а вызов служанок благополучно отвлечет ее от всего, что сейчас здесь происходит. Но все же, было мало причин для того чтобы вот так вот трясти бедную девушку. — Мама, будь добра. Я пойду позову служанок, чтобы они сменили постель, и все будет хорошо. Нет нужды из-за этого всего так расстраиваться. Ее мать никогда не смотрела на нее так, как она посмотрела тот момент. Ее взгляд был полон насмешки, жалости и даже веселья. — Позови служанок, да. Но сначала позови мейстера. Ребенок идет. Она вскрикнула от потрясения и уставилась на мать. Нет. Нет, этого не может быть. Это не может происходить сейчас. Гейль не должна была быть рядом в это время. Как ей теперь сбежать? Эймма, казалось, тоже испугалась своих слез, внезапно затихла и посмотрела на королеву, стоящую над ней, почти невозможно широко открытыми глазами, и при этом заговорила тихим, полным надежды голосом. — Правда? Королева раздраженно выдохнула, раньше Гейль считала, что только Деймон мог вызвать у нее такой вздох. — Правда. У тебя отошли воды, так что теперь осталось недолго. Эймма, казалось, выдохнула с облегчением, а затем поморщилась. — О. Я подумала... Ее мать никогда не выглядела такой старой, как в тот момент. — Я знаю, что ты подумала, но ты ошиблась. Она перевела взгляд на Гейль, и в нем в этот момент плескалась ярость. — Почему ты все ещё стоишь здесь? Разве ты не должна была позвать мейстера и служанок? — Да, да, позвольте мне просто… — Она больше не могла вымолвить ни слова, ее ноги будто бы приросли к полу и в этот момент в ней нарастал ужас. Глаза Эйммы снова наполнились слезами, и она умоляюще посмотрела на нее. — Пожалуйста, вернись. Пожалуйста. Я не хочу быть одна. Губы Гейль онемели, все ее тело онемело, и все же она услышала свой глухой ответ. — Конечно, я сделаю это.  Что с ней не так? Она хотела убежать! Но услышав ее ответ - Эймма расслабилась, по ее телу снова пробежала видимая дрожь, и она уже не старалась скрывать как сморщилось ее лицо. И все то что до этого чувствовала Гейль больше не имело значения, она развернулась и вышла с комнаты для того чтобы позвать мейстера. И служанок.  О, Боги, она сейчас увидит все то что никогда не хотела бы видеть.   После того, как Гейль во всеуслышание объявила о начале родов - был большой наплыв людей: служанки, мейстеры и даже дамы матери и септы толпились в спальне, заполняя ее. И как отметила Гейль - Эймма не собиралась оставаться одна, даже несмотря на ее присутствие. Хотя Гейль все ещё была в оцепенении от всего происходящего, но она осталась, потому что Эймма этого хотела, и ей казалось, что ее невестка становилась все меньше и меньше по мере того, как входили люди, как будто ее тело сжималось от дискомфорта при виде всей этой толпы. Гейль сидела рядом с ней на кровати, обнимая ее за плечи, голова Эйммы прижималась к ее груди, когда боль от схваток на время отступала. О, Боги, боль. Руки Гейль сжимались вокруг Эйммы каждый раз, когда она отступала, а когда ее невестка кричала в агонии - ее ужас только рос. Почему никто не сказал ей, как все это ужасно, болезненно и унизительно... до того, как она забеременела? Пока Гейль баюкала Эймму, Эймма баюкала яйцо, сжимая его все сильнее и сильнее с каждой волной постоянно растущей боли. И Гейль была благодарна за драконье яйцо, потому что она была уверена, абсолютно убеждена, в том - если бы невестка сжимала ее руки с такой силой как она это делала с яйцом - кости в них к концу родов превратились бы в пыль. Время шло, и что-то происходило, она была уверена в этом, но постаралась сосредоточить свое внимание только на Эймме, ее глазах- полных боли, на красном и потном лице, спутанных волосах и руках - крепко обхватывающих стоическое драконье яйцо. Гейль не хотелось видеть, слышать или узнавать что-то более, чем то, что она не могла полностью проигнорировать. Когда Эймма, ослабленная часами то накатывающей, то отступающей боли, испустила громкий, очень громкий, казалось бы, нескончаемый крик боли - раздался легкий треск, а затем громкий и несчастный плач наполнил спальню. Чувство удовлетворения росло в ней, поскольку ее глаза оставались упрямо прикованными к яйцу дракона. Да, ее кости обратились бы в пыль, если бы их сжала Эймма, ибо даже яйцо треснуло от той силы с которой ее невестка его сжимала. Яйцо... Эймма плакала у нее на руках, но она отвлеклась на это зрелище, и ее дыхание замерло, когда трещина медленно разрасталась, как будто что-то давило на нее изнутри. Что-то пыталось выбраться. Что-то пыталось выбраться из драконьего яйца. Ее руки резко отпустили невестку, и она вскочила с кровати, возбужденно подпрыгивая. — Он вылупился! Он вылупился! Он вылупился! Раздраженный голос матери проник сквозь ее волнение, лишь слегка его приглушая. — Дети не вылупляются, Гейль, они - рождаются. Она не могла поверить, что ее мать считала ее такой глупой, чтобы сказать это, и едва сдержала закатывание глаз. Воистину, кого волнуют младенцы в такие моменты. — Не ребенок, а дракон. Он вылупился! — Для пущего эффекта она победно указала пальцем на яйцо, ее улыбка стала только шире, когда вокруг нее раздались испуганные вздохи, потому что из яйца уже высунулась крошечная головка. Эймма, уставшая и едва пришедшая в себя, отреагировала первой. — О. О, это, должно быть, хороший знак, не так ли? Что для малыша так скоро вылупилось яйцо? Ну, это был хороший вопрос. Она, конечно, никогда не слышала, чтобы яйцо, которое находилось в колыбели вылупилось так скоро. Ещё до того, как это самое яйцо было помещено в колыбель. Ее мать снова раздраженно фыркнула, и у нее возникло смутное подозрение, что ей хотелось задушить их обоих. Или, по крайней мере, встряхнуть. — Яйцо даже не коснулось младенца. Оно не ее, оно твое. Эймма медленно моргала несколько мгновений, пока, казалось, обдумывала слова. — О. О. Это... Значит - это девочка? — Что? — Гейль не могла остановить вырвавшийся вопрос, ведь откуда им было знать пол дракона? Ее невестка повернула к ней большие растерянные глаза. — Ребенок? Значит - это девочка? Гейль покраснела. Она и вправду не имела об этом ни малейшего понятия. Одна из служанок вышла вперёд с тюком ткани, улыбаясь, и вложила его в руки Эйммы. — Да, моя леди. У Вас - дочь. — Ох, — это было все, что сказала Эймма, и слезы снова потекли по ее щекам, она нерешительно подняла палец, чтобы погладить маленькое красное личико. Освобожденный из своей тюрьмы дракон обнюхивал руку Эйммы и сверток ткани, ползал вокруг и исследовал местность, и это было последнее, что она увидела, прежде чем ее наконец вывели наружу.   Когда Гейль разрешили вернуться в спальню, она туда вошла вместе со своим племянником, братом и отцом и обнаружила, что спальня была гораздо более пустой, чем прежде, и все признаки того, что там что-то произошло, были удалены. Все признаки, кроме младенца и маленького дракона. Она отметила, что лицо Эйммы было вымыто и она была переодета в чистую ночную рубашку, ее волосы были расчесаны и заплетены. Сейчас она казалась ей совершенно другим человеком. У нее было такое ощущение, что исчезла несчастная, одинокая невестка, которую она знала до этого. И пока Эймма казалась полностью очарованной своим ребенком, ее дракон казался полностью очарованным ею, заползая к ней на плечо и сворачиваясь там с видимым удовольствием. Она определенно больше не казалась одинокой и такой несчастной. Лицо Эйммы сияло, когда она приветствовала их. — Подойди, Визерис, познакомься с нашей дочерью. Визерис с большой нерешительностью приблизился к кровати, а когда он опустился на нее и поднял руку к голове младенца - она дрожала. Ее брат тоже подошел к кровати и улыбнулся младенцу и его родителям. Ее собственный отец остался рядом с ней, когда ее мать поднялась со своего места и подошла к нему, обхватив его талию руками. — Как вы ее назовёте? — прорезал благоговейную тишину комнаты голос Бейлона. — Если родиться девочка - мы думали назвать ее Рейнирой. — Ответ Визериса заставил Гейль затаить дыхание, и она вспыхнула от возмущения.  Ее родители подошли поближе к кровати и тоже посмотрели на ребенка, и что-то промелькнуло на лице ее отца. — Нет. Нет, мне не кажется что она похожа на кого-то кого бы звали Рейнирой. — Он повернулся к жене с легкой улыбкой, его глаза были грустными. — Разве она не напоминает тебе кого-то? Руки ее матери крепче сжали мужа, и она кивнула, в ее голосе слышались слезы, когда она заговорила: — Да. Да, она очень похожа. Голос Эйммы прозвучал неуверенно, хотя и с надеждой, в затянувшейся паузе. — Это…? Как думаете, она похожа на Дейллу? Ее мать кивнула, а затем рухнула на грудь отца, плача. Улыбка на лице Эйммы стала шире, и она с любовью погладила крошечную щечку. — Тогда я назову тебя Дейллой. Голос Бейлона перекрыл рыдания королевы: — Добро пожаловать в семью, принцесса Дейлла Таргариен. Гейль ухмыльнулась, чувствуя немалую дозу удовлетворения. Действительно, добро пожаловать в семью, Дейлла.