Один верблюд, два черномага и ткачиха

Сегодняшний день, по скромному убеждению, Нейт, выдался на редкость шумным и беспокойным. И это при том, что его середина только-только миновала, а значит стоило ожидать новых сюрпризов. Приятных, или нет — одному Незримому известно. Оправив складки на повседневном бело-зелёном платье, женщина тяжело вздохнула и с хмурым видом окинула взглядом лежавшие у её ног тщательно упакованные тюки с тканями, которые требовалось в самое ближайшее время доставить покупателю в другой конец Фив. «Ну почему, почему всякий раз, когда происходит что-то подобное, решать проблему поручают мне? Я что, хозяйка мастерской? Или главная распорядительница? Или слишком похожа на человека, способного делать десяток дел разом? О, Тот, пошли мне мудрости и сил, они мне сейчас так нужны…» По крайней мере, ей разрешили забрать себе два тюка, когда покупатель всё оплатит. Хоть что-то. А ткани хорошие, дорогие. Из таких только платья знатным горожанам шить, да за приличные деньги продавать. Глядишь, и заказчики новые появятся. — Нейт! Эй, Нейт! Я принёс последний! — прервал размышления женщины звонкий голос Рэймсса. Запыхавшийся, с покрасневшими щеками и ушами, мальчик с упорством, заслуживающим наилучшего применения, путаясь в подолах собственной одежды, тащил тюк, размером едва ли не в половину собственного роста. — К остальным положить? — Да, — утвердительно кивнула ткачиха, и торопливо двинулась Рэймссу навстречу. — Осторожнее, сейчас помогу… — Я сам, — перебил её мальчик решительным, не терпящим возражений голосом. Опустив ношу поверх уже ранее принесённого и сложенного, он тщетно попытался сдуть прилипшую ко лбу и щеке прядь чёрных волос, взмокших от пота. — Если Рем узнает, что ты вместо меня тяжёлое таскаешь, то много чего хорошего скажет. И будет прав. Выражение лица Рэймсса при этом выглядело таким убийственно-серьёзным, что Нейт не смогла сдержаться от улыбки. — Ну хва-а-а-т-и-т, — заворчал мальчик, когда ткачиха в порыве нежности ласково потрепала того по спутавшимся волосам. Казалось, его щёки запылали ещё сильнее: не то от смущения, не то от радости. — Лучше скажи, на чём мы это всё повезём? Я не вижу поблизости ни одной свободной телеги. Нейт небрежно повела плечами, и поправила наброшенную на голову ткань: — Хозяйка уговорилась с местным торговцем, и он согласился выделить нам одного из своих верблюдов. За весьма умеренную оплату. И, вроде как, он уже должен был быть здесь…а-а-а, вот, собственно, и он! Рэймсс незамедлительно повернулся всем телом в ту сторону, куда указала ткачиха. Прямиком к ним навстречу, ловко маневрируя среди сновавших туда-сюда по городской площади людских толп, неторопливым размеренным шагом двигался почтенного вида мужчина, в ярких цветастых тканях. Плотный и коренастый, он без какого-либо труда вёл за собой внушительных размеров верблюда. Здоровое, крепкое, с красновато-рыжей шерстью и лоснящимися боками, животное внешне казалось спокойным, даже флегматичным, и лишь изредка недовольно пофыркивало, когда хозяин аккуратно дёргал за привязь, вынуждая зверя поворачивать голову куда следует и не покушаться на волосы, одежду и еду в руках окружающих. Нейт широко улыбнулась и двинулась навстречу торговцу, разведя руки в приветственном жесте: — Орфис, старый плут, давно не виделись! — женщина невесомо коснулась руками чужих плеч, обозначая дружеское объятие, и тут же отстранилась прочь. — А мы уж заволновались и собирались было отправиться на твои поиски. Решили, что тебя по дороге съел один из твоих верблюдов. Торговец добродушно засмеялся: — Ох, Нейт, ты по-прежнему так же остра на язык, как иголка, и прекрасна, словно пустынный лотос! И куда только смотрят почтенные горожане? Такая роскошная женщина — и прозябает в одиночестве! Нехорошо это, ай как нехорошо… Рэймсс, до этого момента занятый тем, что аккуратно ходил кругами вокруг улёгшегося прямо на песок верблюда и рассматривал зверя с нескрываемым любопытством и интересом, услышав речи торговца, неправдоподобно замер, навострив уши. Тёмные брови мальчика сдвинулись к переносице, а уголки губ плотно сжались и едва заметно скривились, что на пару мгновений сделало его лицо миниатюрной копией лица старшего брата. Ткачиха с нарочитым возмущением всплеснула руками: — Ты неисправим, Орфис! Как был хитрым змеем, так и остался — женщина улыбнулась ещё шире, но вместе с тем будто невзначай погрозила мужчине пальцем. — А красивые пылкие речи для покупателей своих прибереги. И беспокоиться за меня более нет никакой нужды. Затем — украдкой подмигнула Рэймссу, словно речь шла о только им двоим известном секрете. Тёмные непроницаемые глаза мальчика, встретившись взглядом с зелёными, немедленно потеплели. Торговец неловко кашлянул: — Что ж, тогда, может, поговорим о деле? Э́бе сказала, вам нужен верблюд. — Да, — в голосе Нейт зазвучали привычные деловые непринуждённые нотки, — На несколько часов. Надо довезти товар одному особо важному и щепетильному покупателю, а все возничие с телегами, кто нам обычно с этим помогал, сейчас заняты. Орфис понимающе кивнул: — Никаких проблем. Всего две сотни кедетов — как мы и уславливались с Эбе — и И́фе в вашем полном распоряжении на весь день. Рэймсс, которому бессмысленное хождение вокруг верблюда успело наскучить, и он уселся прямо напротив животного, чтобы попытаться его погладить, услышав торговца, одёрнул руку и недоумевающе заморгал: — Это что, его имя? Странное какое… Мужчина усмехнулся, а затем пояснил с гордостью: — Её. Это девочка. Самая смирная и покладистая из всего моего последнего выводка. С ней любой управится: даже тот, кто прежде на верблюде не сидел. А уж если просто навьючить и вести за собой, то тем более. Однако, спиной к ней я бы всё же поворачиваться не рисковал, — Орфис торопливо одёрнул привязь, когда цепкие верблюжьи челюсти уже готовы были сомкнуться на чёрных волосах потерявшего бдительность мальчика. — А-а-а-й! Громко пискнув, Рэймсс с проворностью мангуста отскочил в сторону. Худые руки судорожно дёрнулись назад, проверяя сохранность наспех собранной, доходящей примерно до середины лопаток косицы: — Смирная и покладистая, говорите? Она чуть меня не укусила! Верблюд, словно понимая, что говорят о нём, вновь приподнял голову и тихо фыркнул. Мальчик был готов поспорить на целую лепёшку, что каждый издаваемый животным звук был насквозь пропитан насмешкой и сарказмом. Не говоря уже о взгляде. — Меньше будешь крутиться под носом, — отчитала младшего спутника Нейт и жестом велела Рэймссу вернуться и присмотреть за уложенными вещами. Мальчик недовольно скривил губу, но спорить не стал. — Но, видишь ли, Орфис, кое-что меня очень сильно смущает. А именно цена. Я более чем уверена, что хозяйка говорила про одну сотню кедетов, но никак не две. И помощь этого прекрасного величественного животного нам необходима всего на несколько часов, понимаешь? — ткачиха скрестила руки на груди, не сводя с собеседника внимательного взгляда. Лицо мужчины горестно вытянулось: — Не-е-е-йт, побойся богов! Сезон нынче непростой, сама знаешь. Да и налоги поднялись. А мне, между прочим, шестерых детей кормить надо! Женщина громко фыркнула: — Ты кого, старый упрямец, обмануть пытаешься? Думаешь, я не помню твои придумки да уловки? И что большинство из этих так называемых детей — верблюды? Орфис поморщился и досадливо сплюнул: — Да чтоб тебя! Хитрая паучиха, никогда с тобой сладу не было никакого… Ладно, уговорились. Одна, так одна. Но при условии: ещё до того, как темнеть начнёт, Ифе должна быть у меня. Женщина довольно потёрла руки: — Вот и славненько. А больше у меня всё равно нет. Ткачиха без лишних церемоний протянула торговцу плотный мешочек, набитый монетами, и насмешливо поинтересовалась: — Пересчитаешь, или поверишь мне на слово? — Иди ты знаешь куда, Нейт… — Только после тебя, мой дорогой друг. Получив деньги — правда, далеко не ту сумму, на которую рассчитывал изначально — Орфис покинул торговую площадь не в самом благодушном расположении духа. Ткачиха же напротив, загадочно улыбалась. Правда, раскрывать причину своей радости она не спешила. Справа, будто из-под земли, выросла фигура Рэймсса. Чуть помедлив, мальчик нашёл своей ладонью ладонь Нейт, и аккуратно сжал чужие пальцы: — Нейт…? — М-м-м? — У тебя с собой была не сотня кедетов, а именно две. Я точно помню, — констатировал Рэймсс, сохраняя выражение полнейшей невозмутимости на лице. В глазах его при этом блестели искорки веселья. — Ты его обманула? Женщина улыбнулась ещё шире: — Внимательный какой. Нет, Рэйм, не обманула. Это называется «торговаться». Так делают, когда считают цену завышенной и пытаются изменить её в свою пользу. — Я запомню, — мальчик прищурился и смешно скосил глаза. — А даже если бы и обманула, то не жалко. Он мне не понравился. Слишком много о себе воображает. Суетится и говорит бестолковое. Изворотливый и скользкий, как…змея. От подобного сравнения, обоим стало невыносимо смешно. Ткачиха не удержалась и вновь потрепала Рэймсса по волосам. С такой нежностью и искренностью, и так по-матерински трепетно, что у мальчика больно заныло где-то под рёбрами. Пришлось потрудиться, чтобы незаметно закусить губу и не заплакать. Нейт же сделала вид, что ничего этого не увидела. Повисла неловкая пауза. — А знаешь, как мы с ними поступим? — заговорщицким тоном поинтересовалась ткачиха, решив прервать молчание первой. — Мы пойдём, и купим лепёшек с мёдом. Много. И воды возьмём. Нам с тобой ещё ткани к этому бедному животному привязывать. А сейчас самая жара будет. Оголодаем быстро, и жажда замучает. На оставшиеся монеты наберём фруктов к ужину, как дело закончим. Что ты об этом скажешь? У Рэймсса не было ни малейшего желания возражать. Скорее наоборот. *** Как выяснилось позднее, идея запастись едой и питьём оказалась абсолютно верным и правильным решением. Оба — и Нейт, и, тем более, Рэймсс — имели только самое общее представление о том, как правильно вьючить верблюдов, поэтому из сил они выбивались довольно быстро. На одну успешную попытку погрузить и привязать хотя бы один тюк с тканями, приходилось несколько неудачных. Ситуацию усугублял тот факт, что Ифе, вопреки заверениям торговца, оказалась зверем крайне своенравным и упрямым, и почтения к временным хозяевам не питала совершенно никакого. За прошедшие почти два часа, она несколько раз больно боднула ткачиху в плечо, укусила Рэймсса за руку, пытаясь выхватить остатки лепёшки, отказывалась то вставать, когда это требовалось, то ложиться обратно, вынуждая незадачливых владельцев поднимать и подолгу держать тяжёлый груз на весу. Очередной час подходил к концу. Нейт критически осмотрела сперва то немногое, что удалось сделать, а затем — что ещё только предстояло, и устало прикрыла глаза. Было и смешно, и грустно. «Такими темпами, в сроки мы точно не уложимся. Придётся двойную цену платить. Каков хитрец! Специально ведь выбрал самое строптивое и дурное по характеру животное. Ох, змей, ну придёшь ты ещё хоть раз ко мне одежду чинить — собственными руками задушу…» Солнечный жар становился всё сильнее и неумолимее, но даже он не был способен прогнать с городских площадей и улиц Фив несчётное количество людей. Жизнь и торговля били ключом. Шум толпы мешался с запахами еды, благовоний и пряностей. Кличи торговцев чередовались с криками птиц и гомоном многочисленной живности. Обыденные беседы сменялись возмущёнными криками, руганью и смехом. Яркие и пёстрые краски уступали место более невзрачным и привычным, и наоборот. И от всего этого многообразия ощущений, приправленного невыносимо палящим солнцем, у Нейт разболелась голова. В висках противно пульсировало, а мышцы спины отзывались болью при каждом движении. Даже ноги стали казаться менее послушными, чем обычно. Кто-то взял её за руку и настойчиво дёрнул. Вздрогнув от неожиданности всем телом, женщина открыла глаза. Рэймсс. Всего лишь Рэймсс. Ничего страшного. — Пойдём. Надо от солнца спрятаться и переждать хоть немного, — тихо произнёс мальчик, продолжая аккуратно тянуть Нейт за собой. — Иначе, совсем плохо станет. На тебе и без того лица нет. На отдых устроились под стареньким навесом, прямо поверх лежащих на земле мешков, набитых зерном. Буквально плюхнувшись на один из них, ткачиха тут же отпила воды из поданной Рэймссом глиняной кружки. Жидкость оказалась настолько ледяной, что с непривычки заныли зубы. Потирая виски кончиками пальцев, Нейт закрыла глаза, в тщетной попытке заставить себя ни о чём не думать хотя бы пару минут и тем самым притупить ощущение боли. Собственная голова вдруг стала казаться неимоверно тяжёлой. «Ага, ты ещё чувств лишись прямо здесь. Посреди площади. У всех на виду. Стыд, да и только! Возьми себя в руки, поручение само собой не выполнится». Рэймсс же, молча и сосредоточенно дожёвывавший третью по счёту лепёшку, буквально буравил злым непроницаемым взглядом морду злосчастного верблюда. Мальчик имел к зверю вполне конкретные личные счёты — покушение Ифе на себя и свою шевелюру он забывать не планировал — и, спустя несколько минут этого яростного, но молчаливого противостояния, верблюд опустил голову поверх сложенных передних лап, признавая битву проигранной. Рэймсс едва удержался, чтобы не издать радостный победоносный клич, однако голос разума тут же вмешался, заявив, что это явно не самая лучшая идея, а вдобавок ещё и съязвил: «Отлично, Рэйм, просто отлично. Переглядел верблюда, молодец какой. Чудесное достижение. Не забудь вечером брату сообщить, он будет в восторге. И, прежде чем наказать, напомнит, зачем тебя посылали с Нейт, и что ты должен был делать…» От нахлынувшего волной чувства стыда, щёки и уши мальчика стали едва ли не пунцовыми. Под гнётом схожих, не самых весёлых мыслей, оба — и Нейт, и Рэймсс — не сговариваясь, поднялись со своих мест одновременно, едва не столкнувшись. Последний открыл было рот, собираясь решительно возразить против того, чтобы женщина снова работала под палящим солнцем, но не успел проронить даже слова. — Во имя Ра и Осириса, что тут происходит? Услышав знакомый голос, Рэймсс немедленно вскинул голову, а затем красно-чёрным ураганом ринулся навстречу брату, каждым шагом зачерпывая худыми сандалиями порцию песка. Его тёмные глаза светились восторгом и обожанием: — Ре-е-е-е-е-ем ! Ты здесь! Реммао выглядел крайне утомлённым — так бывало всегда, когда он выходил работать после бессонной ночи, проведённой на заказе. Длинное тяжёлое схенти, из-за осевшей на нём грязи и пыли, казалось почти серым. Привычные неброские наручные и наплечные украшения отсутствовали, а расчёсанные на прямой пробор и закреплённые ободом волосы были стянуты в тугой хвост на затылке. На ладонях, спрятанных под длинными тёмно-синими рукавами, красовались наспех наложенные повязки со следами засохшей крови. Но Нейт, торопливо двинувшаяся к Реммао следом за Рэймссом, замечает. И увиденное заставляет её сердце болезненно сжаться. На какое-то время мужчина оказывается буквально в плену чужих рук. Такого бурного приветствия он явно не ожидал, что отразилось на его лице растерянностью и замешательством. И если младший брат в проявлении эмоций не стеснялся никогда вообще, цепляясь за брата по-всякому и не прекращая радостно о чём-то галдеть, как и полагалось любому ребёнку, то Нейт позволила себе проявить чувства лишь в момент объятий. Не держать на расстоянии. Не вздрагивать от того, что тебе неприятно. Не быть готовой в любой момент оттолкнуть. Наоборот — притягивать к себе и тянуться самой. Ощутить под подушечками пальцев тепло чужой кожи. Чувствовать и понимать: он здесь, действительно здесь. Живой и здоровый. Ну почти. Если забыть про руки. Но Реммао не был бы собой, если б не умел быстро брать всё под контроль. И свои эмоции в том числе. Что вовсе не помешало ему одной рукой прижать к себе брата, а второй — ткачиху. Больших проявлений чувств Нейт и не требовалось. Не здесь и не сейчас. Видит Незримый, она уже давно поняла и приняла то, что их с Ремом связывало, но стоило оказаться за пределами стен дома — их маленького, уютного безопасного мирка, ставшего оазисом спокойствия в песчаном море хаоса жизни. — как в разум и сердце губительными ядовитыми клыками впивался страх. Косые взгляды. Разговоры. Осуждение. Страх однажды проснуться — и понять, что рядом никого нет. Ни Реммао, ни Рэймсса. Отняли, забрали в наказание, дав всего одним глотком распробовать, что значит по-настоящему жить. Оставили в одиночестве, наедине с тенями прошлого и мучительным осознанием собственной беспомощности и вины. «Ты не заслуживаешь ничего хорошего, мерзкая дрянная девчонка!» Женщина едва сдержалась, чтобы не прикусить губу до крови: «Отлично, ещё расплачься здесь! Нашла, чьи слова вспомнить, чтоб его Амт трижды сожрала и выплюнула… Рем, вон, всегда спокойствие и хладнокровие сохраняет, хотя перетерпел по жизни не меньше твоего. Смотри и учись». Дождавшись, когда его наконец отпустят, Реммао произнёс в привычной для себя манере: — Я-то здесь. А вот что тут, посреди площади, в самую жару, делаете вы оба, мне непонятно… Выслушав краткий рассказ Нейт о произошедшем — то и дело дополняемый важными и ценными, по мнению Рэймсса, подробностями, — и по очереди одарив брата и ткачиху взглядом, полным недовольства, мужчина бегло осмотрелся вокруг, подмечая и разбросанные вещи, и случайно опрокинутый мальчиком кувшин, и притихшую Ифе, которая сумела дотянуться до остатков лепёшки и теперь с довольным видом их поедала: — Единственное, что мне неясно — при чём тут бедное животное? — Это верблюд, — непонятно зачем пояснил Рэймсс, словно у кого-то могли возникнуть иные предположения. — И он…ой, то есть она, ни разу не бедная! Ифе совершенно не умеет себя вести, не слушается, а ещё очень-очень больно кусается. Правая бровь Реммао поползла вверх: — В самом деле? Мы сейчас точно о верблюде говорим? Подобные колкости и беззлобные насмешки в свой адрес мальчика никогда особо не задевали — он прекрасно умел считывать настроение брата, и знал, когда тот становится по-настоящему серьёзным. Но для вида всё же обиженно надулся, демонстративно скрестив руки на груди. Реммао же молча, не вдаваясь в какие-либо пояснения, направился в сторону животного, плавным, текучим, как вода, шагом. Опустившись на колени, мужчина взял в одну руку привязь и слегка потянул — так, чтобы глаза верблюда оказались вровень с его собственными — а второй чуть коснулся шеи. Затем, медленно и аккуратно прошелся пальцами вверх, ближе к морде. И всё это время не переставая шептал что-то неразборчивое, едва шевеля губами и периодически цокая языком. Ифе же, очевидно решив продемонстрировать характер, громко фыркнула и попробовала было боднуть незнакомца в плечо, но Реммао увернулся, ловко перехватив голову животного обеими руками: — Ну-ну, не злись. Ты же славная, умная девочка, — мягкий и вкрадчивый голос убаюкивал каждым произнесённым словом. — Что тебя беспокоит? Расскажи мне. Верблюд разразился возмущённым рёвом, таким громким, что стоявшие и наблюдавшие за происходящим Нейт и Рэймсс зажали уши. Реммао же тяжело вздохнул и с преисполненным сочувствия видом принялся гладить зверя по макушке: — И то верно. Настоящий кошмар. С таким чудесным созданием нельзя обращаться подобным образом. Ифе фыркнула, будто соглашаясь. Однако, сбрасывать чужую ладонь с морды не спешила. Губы мужчины дёрнулись, обозначая улыбку: — Ничего-ничего, мы исправим это досадное недоразумение. А потом, ты поможешь нам, договорились? Убедившись, что верблюд окончательно успокоился, Реммао поднялся на ноги и принялся отряхивать одежду от песка. К нему тут же подскочил Рэймсс, изумлённые глаза которого были похожи на две огромные плошки: — Р-е-е-е-е-м, что это только что такое было? — Основы общения с животными, — последовал лаконичный ответ. Увидев, что младший остался неудовлетворён услышанным и уже готовился задать очередной вопрос, мужчина терпеливо пояснил. — Научился, когда с караванами меж городов путешествовать приходилось. Ненамного старше тебя тогда был. Расскажу как-нибудь, если захочешь. Рэймсс мысленно пообещал себе непременно узнать эту историю целиком. Тем временем, Реммао подошёл к встревоженной и обеспокоенной Нейт. Внешне, он оставался спокойным, однако чуть изменившийся прищур бровей выдавал его раздражение: — Не знаю, кто владелец этого верблюда, но он либо глупец, каких поискать, и не знает, как с ними обращаться, либо сделал это намеренно, — голос мужчины едва ли не звенел от сдерживаемых эмоций. — Оставить животное голодным, и отдать, пусть и на время, совсем несведущим людям…гм. Могло случиться что-то плохое. — Ты действительно так считаешь? — Я это знаю, Нейт, — в золотисто-янтарных глазах блеснул злой огонёк. — Не расскажешь, кто оказал вам такую услугу? Думаю, может наведаться? — мужчина небрежно повёл плечом и язвительно добавил: — Так…поговорить немного. За кружкой пива. Мягкий и спокойный голос усыплял бдительность, и лишь едва уловимые уху интонации на отдельных словах выдавали истинное настроение и замысел его обладателя. Услышав подобное предложение, ткачиха громко фыркнула: — Ага, конечно. И о чём же говорить будете? Явно не о грядущем празднике и повышении налогов! На лице Реммао появилась широкая ухмылка: — О верблюдах, разумеется. Х-м-м…или ты о чём другом подумала? Поделись, мне любопытно. Женщина выразительно закатила глаза. Реммао тихо засмеялся, а затем обхватил руками чужую ладонь и поднёс к губам: — Ох, Нейт, видит Незримый, ты слишком плохого обо мне мнения. Всего один безобидный, невинный жест заставил сердце биться сильнее, а желудок стянуться узлом и упасть куда-то вниз. В ответ, она перехватила свободной рукой ладонь Реммао, развернув так, чтоб была видна её наспех перевязанная тылкая сторона: — Всё-то тебе расскажи, шакалья морда… Где руки поранить успел? Лицо мужчины тут же помрачнело, и он бросил скупо, будто невзначай: — Ерунда. Сам виноват: был невнимателен. Не о чем беспокоиться. Зелёные глаза Нейт чуть потемнели, как небо перед приближающейся бурей: — Вот как? Эта «ерунда» очень скверно выглядит. Промыть и перевязать нормально надо. И если будешь продолжать…не спать ночами, то так однажды точно останешься без пальцев. Или что похуже. Реммао хотел было зло пошутить о том, что есть с десяток других ситуаций, способных лишить его пальцев, но увидев выражение лица ткачихи, лишь тяжело вздохнул: — Всё и правда в порядке, Нейт. Но с некоторыми вещами мне необходимо разобраться самому. А заботу твою и беспокойство я ценю, поверь. Женщина кивнула, соглашаясь и принимая его решение. А затем — очертила кончиками пальцев линию лица напротив, от скулы к подбородку: — Хорошо. Но тогда, прими тот факт, что есть…проблемы, которые я также должна решить сама. Ответная улыбка — неподдельная и искренняя — одновременно и завораживала, и пугала: — Х-м-м… Тогда, заранее сочувствую этому несчастному. Потому что нет судьбы хуже, чем стать твоим врагом, душа моя, — в золотисто-янтарных глазах заплясали искры злого веселья. — Даже…разговоры о верблюдах кажутся более милосердной участью. — Ах, ты ж… Нейт шутливо толкнула мужчину в плечо. Тот лишь засмеялся в ответ, даже не попытавшись увернуться: — Убедилась в моей правоте? Ладно, а теперь о деле поговорим, — на лице Реммао вновь появилась маска холодной невозмутимости. — Я отлучусь ненадолго, а вы с Рэймссом — снимите все тюки, которые успели повесить. Верблюд и десятка шагов не сделает, как они свалятся. Начнём с начала… *** За то время, пока Реммао отсутствовал, Нейт с Рэймссом успели не только снять с верблюда вещи, но и правильно их уложить, тем самым избавившись от царившего кругом беспорядка. Недопитой водой из кувшина ткачиха умыла Рэймсса, вычистила, как смогла, его — и свою заодно — запылившуюся одежду и заново причесала. Мальчик же, в свою очередь, скормил Ифе оставшуюся еду и вызвался помочь Нейт собрать и заплести её волосы. Мужчина вернулся спустя полчаса. Выглядел он немного лучше: усталость и измождённость выдавали разве что залёгшие под глазами тени. Следы грязи и копоти с лица и шеи исчезли. Мокрые волосы свободно ниспадали на плечи и спину, и в них то и дело поблёскивали на солнце капельки воды. Новая одежда, оголявшая лишь левое плечо и руки, имела настолько насыщенно-синий цвет, что казалась почти чёрной. Ладони были заново перевязаны кусками белой чистой ткани, пахнущей травами и какими-то лечебными маслами. Сбоку на поясе крепилась рукоять кинжала, а также небольшой туго набитый мешочек. С собой Реммао притащил две огромных охапки сухих трав и веток. Рэймсс, немедленно бросившийся ему помогать, буквально исчез за одной из них, ненадолго превратившись в большой веник на ножках. Верблюд же, при виде предназначавшегося для него угощения, привстал на передние лапы и потянулся мордой к заветному лакомству. — Вот так, сюда положи, — руководил действиями младшего Реммао. — Главное — не мешай. Пусть ест. А мы со всем остальным пока разберёмся. Мальчик почесал затылок и вопросительно посмотрел на брата: — Зачем мы вообще её кормим? Мужчина ненадолго задумался, прежде чем ответить: — Люди, Рэйм, всегда запоминают, как с ними поступают другие. Хорошо или дурно. Словами или делом. Помогают, или молча проходят мимо. Почему животные — такие же создания богов, как и мы с тобой — должны поступать иначе? Мальчик выслушал брата молча. И всё последующее время, пока Реммао терпеливо объяснял и показывал, как покрывать верблюда, как крепить и завязывать верёвки, как фиксировать и правильно располагать груз, чтобы и уместить всё необходимое, и не причинить вреда животному, периодически прося младшего повторить то или иное действие самостоятельно, Рэймсс не произнёс почти ни единого слова, лишь изредка кратко отвечая на вопросы брата. Его лицо стало задумчивее и серьёзнее. Словно, он внезапно на пару лет повзрослел. Действуя чётко и слаженно, братья управились с погрузкой довольно быстро. Ифе, постепенно доедавшая вторую порцию припасённого угощения, пребывала теперь в куда более благодушном расположении духа, и даже несколько раз позволила Рэймссу себя погладить. Наблюдавшая за ними со стороны ткачиха нервно теребила рукава платья пальцами, то и дело посматривая на небо — у них оставалось не так много времени до момента, как дело пойдёт к закату. — Всё готово, можно отправляться, — коротко сообщил Реммао, в очередной раз проверяя крепость верёвок, а также упряжи. — Идти пешком смысла нет. Лишь из сил выбьемся. Верхом на верблюде поедем. И если Рэймсса эта новость привела в дичайший восторг — с радостными восклицаниями, едва ли не подпрыгивая, он уже был готов залезть животному на спину, за что незамедлительно получил подзатыльник от брата — то Нейт ощутила несвойственную для себя растерянность и…страх? — Разве это обязательно? Может, вы с Рэймом и без меня справитесь? Всего-то отдать товар, да деньги забрать… Реммао вопросительно изогнул бровь: — Что ты имеешь в виду? Охватившие её чувства казались столь путанными и противоречивыми, что ткачиха, не зная, как объясниться, лишь покачала головой и отвела взгляд в сторону, опасаясь смотреть в золотистые глаза напротив слишком долго: «Ой, глупая… Заметит же, всё заметит. И запомнит. Сама себя с головой выдаёшь. Кого обмануть пытаешься? И что потом говорить будешь, когда напрямую вопрос задаст?» — Я никогда прежде верхом не ездила, — оправдалась Нейт, продолжая нервно теребить рукав платья. Мельком посмотрев на Ифе, дожевывавшей очередную порцию веток, женщина добавила уже более уверенно — Да и непохоже, что мы тут втроём уместимся. Мужчина прищурился. Выражение его лица казалось совершенно нечитаемым: — Х-м-м-м… Посмотрим. В пару шагов преодолев дистанцию, отделявшую его от верблюда, Реммао ослабил привязь. Затем, не дожидаясь, когда почуявшая свободу Ифе начнёт вставать, плавно сместился вбок, привстал, уперевшись ногой на один из тюков и перебросил вторую через спину животного, усаживаясь на место, предназначавшееся для наездника. Ловко перехватив поводья, мужчина потянул их на себя. Верблюд тихо фыркнул и, чуть качнувшись, окончательно поднялся, не забыв как следует встряхнуться и чуть повернуть длинную шею вбок, в надежде получить поощрение от временного хозяина. Реммао улыбнулся и, не выпуская поводья из рук, потрепал Ифе по макушке: — Умница. Мы с тобой точно поладим. Где-то внизу замельтешила черноволосая голова младшего брата: — Ре-е-е-е-е-ем, я тоже так хочу! Научишь? Можно спереди сесть? А поводья подержать дашь? Ну, пожа-а-а-а-луйста! Реакция последовала незамедлительно: — Исфет тебя побери, Рэймсс, не крутись под ногами у верблюда! Иначе вообще никуда не поедешь! Мальчику ничего не оставалось, как подчиниться. Мужчина тяжело вздохнул и закатил глаза, мысленно прося богов послать ему всё терпение этого мира. Затем, похлопал ладонью по шее животного и несколько раз цокнул языком. Ифе сперва чуть присела, отчего наездника слегка качнуло в сторону, а затем вновь опустилась, поджав лапы. Убедившись, что животное лежит неподвижно, Реммао жестом велел брату подойти ближе и, наклонившись, протянул ему руку: — Хватайся. И чтоб без глупостей. С лёгкостью вскарабкавшись на спину верблюда, Рэймсс устроился позади старшего. Висевшие тут и там тюки с тканями позволяли ему без особых проблем перебираться туда-сюда, чем мальчик немедленно и занялся, стараясь расположиться поудобнее. Мужчина вздохнул: — Будешь вертеться во время движения — свалишься, и пойдёшь пешком. Рэймсс в ответ негромко фыркнул: — Да знаю я, знаю… Поводья дашь подержать? — Нет. — А что дашь? О сарказм в голосе Реммао можно было порезаться: — Подзатыльник ещё один могу. Хочешь? Сзади послышалось громкое обиженное сопение. Мужчина напрягся — с брата станется попробовать его толкнуть, чисто из чувства мести — поэтому решил прибегнуть к отвлекающему манёвру: — Фрукты есть. Могу отдать, если хочешь. Обе брови Рэймсса удивлённо поползли вверх: — Эм… Серьёзно? Вот так просто? Реммао скривил выразительную гримасу, и принялся отстёгивать от пояса туго набитый мешок: — Не совсем. Ты сегодня справлялся неплохо, и кое-чему научился. И помогал Нейт. Значит, за дело. Ну, и заодно займёшься чем-то, пока мы в дороге будем. Мальчик хотел было обидеться, но, подумав, решил, что отказываться от неожиданного угощения было бы крайне глупо. Он не мог упрекнуть брата в отсутствии любви и заботы, но баловать младшего без повода тот, по вполне понятным и очевидным причинам, не любил. Убедившись, что Рэймсс занят изучением содержимого врученного ему мешка, мужчина сжал поводья меж коленей, освобождая обе руки, повернулся к Нейт и жестом подманил подойти ближе: — Видишь? Ничего страшного. Места вполне достаточно. Ткачиха была готова в это поверить, если бы не выражение абсолютной безмятежности и невинности на лице Реммао: «Что ты задумал…?» — Ну же, смелее, — и снова этот вкрадчивый, мягкий голос, усыпляющий и убаюкивающий, с проскакивающими пронзительными интонациями, от которых у неё всегда подкашивало колени. — Доверься мне. Знаешь же, никогда ничего дурного тебе не сделаю. «И другим не позволю», — отчётливо читалось не в словах, но во взгляде. Нейт знала. И доверяла. Порой, больше, чем самой себе. Потому и шагнула зажмурившись вперёд, крепко цепляясь за протянутые ей руки. Словно прыжок в темноту. Реммао действительно не обманул — места оказалось более, чем достаточно. Было даже весьма удобно. Вот только не уточнил, где именно. Определённо, последнее, чего ожидала ткачиха — так это того, что она будет вот так запросто сидеть у него на коленях, а его руки без малейшего стеснения будут держать её за талию, прижимая к себе почти вплотную. Спокойно. Непринуждённо. Смело. Будто они были наедине, а не на виду у половины города. Словно так и надо. — Рем…ты что творишь? — Ничего такого, чего тебе следует бояться, — прозвучало в ответ у самого уха. Казалось, никакие силы этого мира не были способны вывести Реммао из равновесия. Хотелось немедленно спрыгнуть и убежать. Высказав напоследок этой глыбе с вечно невозмутимым лицом всё, что она о нём думает. Вот только было поздно. Мужчина натянул поводья и слегка толкнул животное пятками в бок. Верблюд, потянувшись, с тихим ворчанием поднялся, заставив всех седоков слегка покачнуться в сторону. Негромко ойкнув, Нейт судорожно ухватилась за чужие плечи, стараясь сохранить равновесие, и крепко зажмурилась. Голос над ухом насмешливо хмыкнул: — А ты ещё хотела, чтоб я тебя назад посадил, ну-ну… Правильно всё делаешь. Так удобнее будет. — Это не смешно! — Я абсолютно серьёзен. — Тогда, отпусти меня и дай слезть! — Нет, Нейт, не отпущу. Во-первых, я не обладаю терпением общаться с твоими покупателями так, как это делаешь ты. А во-вторых… — Реммао заговорил ещё тише, хотя казалось, что тише было уже просто некуда. — пора набраться смелости и посмотреть своим страхам в лицо, как считаешь? Сердце больно колотилось о рёбра, заставляя кровь двигаться быстрее обычного. Стало труднее дышать. Страх и паника мешались со злостью, создавая причудливую, но непредсказуемую смесь эмоций. В этот момент, женщина была готова его возненавидеть настолько же сильно, насколько любила. Разумеется, останавливаться никто не собирался. Верблюд размеренным шагом двигался по площади в сторону главной улицы, ритмично покачиваясь. Вверх-вниз. Вперёд-назад. — Закрой глаза, и сделай вдох, — вновь раздалось над самым ухом. — Медленно и глубоко. Прижмись ко мне ближе, и постарайся почувствовать, как дышу я. Попробуй повторить так же. Улови ритм движения. Выброси все мысли из головы, и сосредоточься на чём-то одном. Нейт так и делает. Вдох-выдох. Вверх-вниз. Вперёд-назад. Где-то позади слышался тихий треск — Рэймсс достал кисть винограда и теперь методично обрывал крупные тяжёлые ягоды. Казалось, ничего вокруг мальчика не интересовало, а уж разговор сидевшего впереди брата и ткачихи — и подавно. Нейт приоткрыла глаза, с опаской оглядываясь вокруг. Ничего не изменилось. Город продолжал жить своей жизнью. Горожане торопливо шли по своим делам, торговцы заманивали покупателей, а городская стража проверяла проезжавшие на площадь телеги и утаскивала прочь хулиганов и особо буйных выпивох. На их маленькую процессию никто не обращал никакого внимания. Стало легче. Совсем чуть-чуть. Посмотреть в лицо страхам, значит…? — За что ты так со мной поступаешь, Рем? Голос хмыкнул: — Разве непонятно? Потому что беспокоюсь, и хочу помочь. Хочу, чтоб ты поняла простую вещь: никому нет — и не должно быть — никакого дела до подручной хозяйки ткацкой мастерской и простого подмастерья, трудящегося у местного оружейника. — Ты выбрал наихудший способ из всех возможных! — Зато действенный. Потому что сейчас ты чувствуешь лишь злость и негодование на меня, а не всё остальное. Зелёные глаза ткачихи полыхнули гневом: — Ты ужасен. — Как скажешь. — Придушу собственными руками. — Обещаю не сопротивляться. Что ещё придумаешь? Где я храню ножи, ты знаешь, да и свой у тебя есть, так что… — Дома сегодня не ночуешь. — А вот это обидно, но я попробую смиренно принять неизбежное… Переругиваясь, они миновали центральные районы города, продолжая ехать по главной улице в сторону окраин Фив. В какой-то момент, Нейт устало положила голову на чужое плечо и закрыла глаза, продолжая равномерно дышать. Рэймсс, справившись с виноградом, принялся смачно хрустеть яблоком. Монотонное покачивание больше не пугало, а начало казаться даже умиротворяющим. Вверх-вниз. Вперёд-назад. Ткачиха знала — Реммао был прав. В очередной раз. Наверное, когда это происходит слишком часто, быть правым может начать казаться скучным. Она обязательно спросит его и об этом. Как и о множестве других вещей, которые помогут лучше понять его…настоящего. Но идиллия продлилась не очень долго. — Эй, вы, на верблюде! — раздалось откуда-то сбоку. — Придержите зверя! Двигайтесь к обочине! От резкого движения, Нейт вздрогнула и покачнулась, но хватка Реммао была крепкой — мужчина без видимого труда удержал её на месте, одновременно с этим натягивая поводья, вынуждая верблюда сбавить шаг. Позади беспокойно засуетился Рэймсс. Подобравшись ближе, он тихо зашептал на ухо брату: — Рем, ты видишь? Одежды…бело-фиолетовые. Напряжение Реммао считывалось буквально в каждом движении и жесте, начиная от вцепившихся в поводья пальцев, тембра голоса, взгляда, позы, и заканчивая идеально выпрямленной спиной: — Да. Не простая стража. Охотник, — мужчина обменялся с мальчиком быстрыми молниеносными взглядами, значение которых было понятно лишь им двоим, успокаивающим жестом коснулся плеча Нейт, и заговорил быстро-быстро, пока окликнувший их охотник не подошёл достаточно близко. — Сидим спокойно. Спросят о чём — отвечаем максимально непринуждённо и честно. Кто такие, куда и зачем едем. Мы не везём ничего запрещённого, и претензий к нам быть никаких не может. Ифе недовольно заворчала, но послушно опустилась у края дороги. Реммао несколько раз цокнул языком и успокаивающе потрепал животное по макушке. Притихший Рэймсс пристально наблюдал за приближавшейся к ним фигурой. Подошедший мужчина, судя по одежде, действительно служил в отряде фараона. Ещё совсем молодой — внешне, он выглядел едва ли старше Реммао — он явно только-только поступил на службу, и поэтому часть времени проводил в патрулировании улиц, вместе с городской стражей. И занятие это, судя по откровенно скучающему выражению лица охотника, было ему откровенно в тягость. Окинув верблюда и сидевших на нём путников равнодушным взглядом, мужчина лениво поинтересовался: — Кто такие будете? Приезжие? Торговцы? Если приезжие, то куда держите путь и проходили ли досмотр у главных ворот? Реммао, со всей возможной вежливостью и учтивостью, изобразил лёгкий поклон: — Местные мы, господин. Давно в Фивах живём. В западную часть города едем. Охотник скрестил руки на груди и кивнул, показывая, что всё услышал: — Допустим. И по какому же делу? — Везём товар к покупателю, — с прежней невозмутимостью продолжил Реммао. — Несколько тюков с тканями. Дорогие, хорошие. Знатный заказчик берёт. Занятой человек, поэтому сам не прибыл. Велели отвезти и передать лично. Рэймсс, не сводивший пытливого взгляда с охотника, мысленно восхищался спокойствию и выдержке брата. Однако похоже, что-то мужчину всё-таки насторожило: — А почему не один тогда едешь? — спросил он, слегка хмуря брови. — Трое человек ради каких-то тканей — не многовато ли? Ещё и мальчишка… В разговор вмешалась Нейт: — Позвольте всё пояснить, господин. Я несу ответственность за товар и передачу его покупателю. Этот человек, — женщина указала жестом на Реммао — любезно вызвался меня сопроводить. А мальчишка — мой подручный и помощник. Работает со мной в мастерской. Ткать и шить учится. Талантливый, но, видит Незримый, редкостный пакостник. Поэтому, такого лучше рядом держать, чтоб не натворил чего… Непринуждённый, почти беспечный голос ткачихи, которая буквально не позволяла охотнику вставить хотя бы слово, несколько понизил витавшее в воздухе напряжение. Не зная, как остановить не в меру разговорчивую женщину, молодой мужчина снова повернулся к Реммао. В его взгляде читалась откровенная растерянность и немая мольба: — Да понял, понял я всё… Сопроводительные документы имеются? Покажите их, и дайте взглянуть на тюки. Если всё в порядке, то можете ехать дальше. Реммао протянул заранее взятые у Нейт сложенные папирусы: — Разумеется. Изучив содержимое документов, охотник вернул их владельцам, а сам шагнул в сторону, намереваясь осмотреть привязанные к верблюду вещи. Ифе недовольно заворчала, когда мужчина без особых церемоний начал тормошить содержимое одного из тюков, то и дело больно ударяя животное по боку. Брови Реммао сошлись в характерном прищуре. Затем, он едва слышно, почти неразличимо цокнул языком и несильно дёрнул поводья два раза. Раздался громкий харкающий звук, и в следующий момент в лицо охотника прилетел сгусток дурно пахнущей жижи. Повисла неловкая пауза. Далее последовала череда длинных витиеватых ругательств. Ифе издала довольный рёв и отвернулась. Рэймсс от удивления едва не свалился со своего места, а Нейт в немом ужасе прижала ко рту ладонь: — Ох, беда… Один Реммао, казалось, сохранял полнейшую невозмутимость, хотя глаза его откровенно смеялись. Из складок одежды он достал простой белый платок и протянул его незадачливому охотнику: — Во имя Ра и Осириса, прошу прощения! Позвольте помочь… Помощь охотник принял, не переставая при этом исходиться на ругань. Когда его лицо приобрело относительно чистый вид, он с угрюмым видом сказал: — Исфет с вами, поезжайте уже отсюда… Но на будущее: зверю твоему необходимо более строгое воспитание. И за мальчишкой внимательнее смотрите. Непонятно, что у него на уме. Всё время, пока мы тут разговаривали, он таращился на меня зло, пристально, как маленький шакалёнок… Реммао выразительно изогнул бровь, но ответил лишь тогда, когда Ифе поднялась на ноги и сделала первый шаг: — Странный вы человек, господин. Со мной едет прекраснейшая женщина, а ты на моего верблюда и мальчишку засматриваешься… Сзади раздался сдавленный булькающий звук — Рэймсс едва не поперхнулся от смеха оставшимся куском яблока. Нейт же ощутила, как её лицо стремительно краснеет. Судя по хохоту, звучавшему позади них, охотник, несмотря на печальное знакомство с верблюдом, оценить шутку по достоинству всё же сумел. Процессия снова двинулась путь. Всю последующую дорогу, Реммао молча слушал непринуждённую болтовню брата и Нейт, которые успели придумать с десяток объяснений странному поведению Ифе. Разубеждать, или убеждать их в чём-то черномаг не собирался. В конце концов, разве Ифе не могла тоже просто не любить охотников?