***
…В одну реку входят. И дважды, и трижды, и столько раз, сколько нужно. Именно об этом Кью думает, когда смотрит на дымящиеся обломки оснащённого по последнему слову техники спорткара, выданного перед миссией 007. Когда Кью заговаривает, его тоном можно останавливать глобальное потепление — такой он холодный. — 007. Я затрудняюсь сосчитать, сколько раз… — Да-да, — 007 нагло улыбается, пусть и одними глазами, — я должна возвращать оборудование целым. Однако контрразведка поляков посчитала, что из моей кожи можно сделать отличный коврик, даже если она немного обгорит. Агенты ведь такой же ресурс, как и оборудование, верно? Кью хочется кричать и топать ногами. Вместо этого он, как и много лет назад, остаётся спокойным внешне, когда смотрит в глаза 007 — ярко-голубые, словно летнее небо. — Мисс Бонд. В следующий раз приложите больше стараний к сохранению абсолютно всего ценного на миссии. Подчёркиваю, мисс, — абсолютно всего. 007 улыбается. Между передними зубами — очаровательная щёлочка. — Постараюсь, сэр. Могу идти? Кью вздыхает. — Идите. Мисс Бонд забрасывает на плечо покрытый сажей вельветовый пиджак и уходит к лифтам, шлёпая босыми ногами по плитке и раскачивая зажатыми в руке туфлями на шпильке. Кью смотрит ей вслед. Любуется выгоревшими на солнце светлыми волосами, загорелой кожей, длинными красивыми ногами. Он не способен оценить её как женщину — его не привлекают все эти плавные линии и приятные округлости. Но даже ему очевидно, что мисс Бонд дьявольски красива. Почти как её покойный отец.***
Матильда Бонд возникла в МИ-6 через четырнадцать лет после взрыва на фабрике наноботов. Когда Кью обнаружил её данные в базе курсантов, она уже успела пройти собеседование и отбыть в тренировочном лагере две недели. Впрочем, Кью не мог ей помешать с самого начала. Мадлен, с которой он поддерживал связь все эти годы, сгорела за два месяца от рака лёгких. Её маленькая прелестная дочурка, отрада не только своей матери, но и самого Кью (семьёй и партнером он, как и Мадлен, не обзавёлся), прилетела проситься в полевые агенты, не успело землю на могиле Мадлен Суонн прибить первым дождём. В тот день треть седых волос на голове Кью превратилась в две трети. — Дядя Джефф, — упрямо стояла на своём маленькая бестия, — я стремилась к этому всю свою жизнь. Я хочу пробоваться на агента “два нуля”. Кью сжимал кулаки, стискивал зубы, в миллионный раз повторяя Матильде, что никакого романтизма в этой работе нет, только кровь и смерть, что истории её мамы о героическом отце полны боли, разочарований, одиночества, потерь… Но он знал, видел в до боли знакомых глазах: не отступится. Вырвет, как Джеймс, из глотки у нынешней М лицензию на убийство и будет воевать, жить одним днём. Он знал — и не мог не любить её за возможность снова увидеть знакомый прищур на картинках с камер слежения, снова почувствовать вдохновение в отделе инноваций. Представлять, как оружия касаются изящные нежные пальцы, — и видеть совсем другие. Словом, Кью не смог её остановить. А в глубине души и не хотел этого.***
Голос. Смех. Взгляд. — Я словно вижу призраков, — делится как-то с ним Манипенни, когда они надираются в её кабинете на очередную годовщину смерти Джеймса. — Иногда смотрю на неё — и сквозь женское лицо проступают его черты. Кью понимает. Замечает знакомые нотки в роскошном парфюме, пусть и женском. Слышит отголоски давно сказанных слов в новых разговорах… — Возраст — не гарантия успеха! Кью заходит в кабинет к М и автоматически проверяет часы. Время визита — явно его. Перед старым, оставшимся со времён Мэллори рабочим столом стоит, сложив руки на груди, Матильда. Манипенни грустно смотрит на неё отсутствующим взглядом, и Кью не надо знать, о чём шёл разговор до его появления, чтобы подобрать верный ответ. — А молодость — не гарантия свежих решений. Обидные когда-то слова отдают горечью на языке, словно глоток хорошего бурбона после того, как от слёз начнут гореть веки. Матильда оборачивается — длинные, собранные в хвост волосы хлёстко ударяют её по плечу. — Вы это к чему, сэр? В стенах МИ-6 он для неё — «Кью» и «сэр», никогда не «дядя Джефф». Манипенни вздыхает. — 007 считает, что она лучше справится с миссией в Финляндии, чем 003. Что скажешь? Кью мысленно пробегает по плану миссии: возможно большое количество перестрелок, необходим высший уровень мастерства. Тридцатишестилетний 003 подходит. Но… — Насколько я помню, результаты последних тестов на уровень физической подготовки у обоих агентов различаются незначительно. — Кью выдерживает драматическую паузу, заставляя Матильду немного покипеть. — Разумеется, в пользу 007. Думаю, замена не лишена смысла. Он старается не думать о том, как сильно светится от его слов Матильда. Позже Манипенни скажет ему, что 007 из него верёвки вьёт, — и будет, конечно, права.***
Ежегодный отпуск Кью и Матильда берут всегда вдвоём, на Рождество. Собирают вещи, Кью оставляет ключи вышедшему на пенсию Таннеру, чтоб было кому кормить очередных котов… Ключи — одни на двоих. В Матере неподалёку от кладбища есть неплохой цветочный магазин. Матильда всегда берёт там бордовые розы, Кью — белые. На могильной плите — два имени, две фотографии. Под плитой — одни останки. Только Веспер Линд покоится здесь. А поминают — двоих. Впрочем, Кью не сомневается, что душа Джеймса, если она существует, лучше всего слышит их отсюда. — Здравствуй, папа. Возложив цветы, Матильда приобнимает Кью за плечо. Листья роз шуршат на зимнем ветру. Кью смотрит на лицо человека, которого любил всю свою жизнь, чью дочь до сих пор оберегает, словно ангел-хранитель. — Здравствуй, Джеймс. Ветер играет с его волосами. Кью смаргивает непрошенные слёзы. Они будут стоять, пока не замёрзнут, а затем вернутся в номер — тот самый, где останавливались когда-то Бонд и Мадлен. Кью будет смеяться над шутками Матильды, лакомиться рождественским печеньем в её компании, а вечером, когда зажгутся огни, они снова выйдут на улицу и будут гулять по старинным улицам, делясь воспоминаниями. В одну реку, говорят, нельзя войти дважды. Но мало кто помнит оригинальную цитату Гераклита: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды и нельзя дважды застигнуть смертную природу в одном и том же состоянии, но быстрота и скорость обмена рассеивает и снова собирает. Рождение, происхождение никогда не прекращается. Солнце – не только новое каждый день, но вечно и непрерывно новое». Рождественским утром солнце снова отразится в ярко-голубых глазах Бонда, пусть и не того, которого Кью полюбил много лет назад. Джеймс Бонд никогда не умрёт. По крайней мере, не до конца.