Вопросы веры

      18 февраля 1989 года       Сегодня вся моя жизнь — не физическое воплощение материальной оболочки, но то, что есть я сама — разрушилась. Было не слишком дальновидно строить такие подробные планы на жизнь в четырнадцать, но я точно знаю и знала, что мне нужно. Мы с Дастиком часами разговаривали, перебирая колледжи, потому что ни у меня, ни у него не было «колледжа мечты» — это же клише!       Нам обоим нужен был уклон на информатику, но Дастик у меня разносторонний — ему интересна и физика, и биология, к тому же он, почему-то не уверен, что пройдет в MIT, хотя у меня в этом нет сомнений.       Теперь все планы разрушены. Сожжены и горят алым пламенем все километры записей и аналитика по университетам, и плевать даже, что я поступила бы в любой из них, даже в Лигу Плюща — говорю без лишней скромности.       Наверное, первый звоночек был еще когда папа забрал мой компьютер пару лет назад — его обеспокоило то, что я смогла соврать из-за парня перед лицом Бога. Потом, в то лето, когда к Иден стал приезжать тот странный хиппи, что на весенних каникулах заезжал с друзьями Дастика, папа насторожился еще сильнее. Дальше простой сценарий: скандал, крики, Иден ушла из дома, а папа крепко за меня взялся.       Он всегда видел мое рвение к учебе и поддерживал меня, поэтому даже после этого я не считала, что с моим поступлением возникнут проблемы и уже готовила эссе в Принстон, Дартмут, MIT и в Пэрдью — запасной вариант Дастика.       Но я не еду ни в один из них. Мне даже не позволили подать документы. Я поступаю в университет Бригама Янга, как и положено приличной девочке Святых последних дней.       Дастик давно не выходит на связь, поэтому я даже не могу ему об этом рассказать. Решила написать ему письмо, но перед этим немного успокоиться, потому и пишу в дневник. Пока не очень помогает.       21 марта 1989 года       Папа непреклонен. «Я не упущу еще одну свою дочь», — вот его ответ на любые мои аргументы. Стыдно признаться, я даже плакала этой ночью, хотя считаю слезы бесполезной тратой энергетических ресурсов организма. Пришлось оправдаться перед самой собой, что это полезно для слизистой глаза, хотя я и так часто пользуюсь увлажняющими каплями и мечтаю попробовать контактные линзы, хотя это дорого и не очень распространено — мне просто нравится все новое. Прогресс!       Правда, Дастик говорил, что в очках я выгляжу очаровательно, к тому же я давно привыкла к ним.       Ну вот, вспомнила про Дастина, и снова хочется в слезы! Письмо ему отправила, на связь он все еще не выходит, но мне пока не до переживаний. Наверное, уехал куда-то с мамой или с друзьями — я помню, какие они путешественники.       Мне нужно взять себя в руки и готовиться к тому, что ждет меня впереди. Писать в дневник — хороший способ зафиксировать наблюдения при проведении эксперимента, но у меня не тот случай, а для излияния чувств лучше подойдет молитва, поэтому я не думаю, что еще притронусь к этой записной книжке, кроме как для того, чтобы через несколько лет поностальгировать и убедиться, что мои нынешние переживания не оставили и следа.       1 августа 1989 года       Я думала, что не буду больше писать сюда, но почему-то захотелось зафиксировать тезисно основные новости:       * Теперь я официально абитуриент университета Бригама Янга, уже через две недели мы с папой и Стерлингом будем перевозить меня в Прово. Хоть это поступление и порушило все мои планы, я очень рада вырваться из этого шумного дома и заняться учебой вплотную.       * Дастик так и не отвечает на мои письма. Если бы я не знала его достаточно хорошо, то решила бы, что он таким образом решил бескровно со мной порвать, но мне известно, что игнорирование — не его метод. Он скрупулезный, и если бы решил со мной расстаться, то точно объяснился бы. Я буду посылать ему письма, пока мне не придет ответ.       Я сейчас много молюсь, потому что меня преследует иррациональный страх перед изменением жизненного уклада. Пока я думала, что разделю свое будущее с Дастиком, мне не было так страшно, но если подумать, никогда в своей жизни я не оставалась одна — в моем доме это невозможно.       Надеюсь, я подружусь со своими соседками.       19 августа 1989 года       Мне повезло — у меня будет только одна соседка. В бюро сказали, что ее зовут Гарриэт, и она уже второкурсница, специализирующаяся на сестринском деле. Полезно иметь соседку с базовыми медицинскими навыками, хотя я и не из тех, кому вечно требуется помощь. Надеюсь, мы поладим.       У меня никогда не было подруги в полном смысле этого слова. В школе девочки не хотели со мной дружить, но и не обижали, чтобы можно было обратиться ко мне за помощью. Нам, наверное, просто не о чем было бы говорить, тем более с такой оравой дома, в школе я мечтала о тишине, а не о разговорах. К тому же, мы с Иден хорошо ладили в детстве, а в десять лет у меня была странная волна интереса к младенцам, и я с удовольствием нянчилась с младшими, родителям на радость.       Я всегда ждала университета, не только из-за Дастика. В моем понимании, все те, кто в школе просто просиживает штаны, мечтая быстрее оказаться на вечеринках, не идут учиться дальше, но Дастин на этот счет раскрыл мне глаза: о студенческих тусовках слагали легенды, и не стоило списывать со счетов стипендиатов, попавших в колледж не за академические достижения, а за спортивные, общественные или просто благодаря связям.       Думаю, университет Бригама Янга отличается от тех учебных заведениях, о которых мы говорили с Дастиком. Может быть, и не так плохо, что я начинаю свою самостоятельную жизнь с места, близкого моей религии.       21 августа 1989 года       Я уже сбилось со счета, сколько писем Дастику остались без ответа. Может быть, он переехал? Но тогда почему не сообщил мне? Он точно знает мой адрес наизусть, раз его друзья просто взяли и приехали в мой дом в другой штат!       Правда, если он шлет письма на мой домашний адрес, и их находит папа — боюсь, они сразу отправляются в мусорку. Ничего, я подговорю Табиту смотреть за почтой и переплавлять мне все, что приходит на мое имя. Это же не обман, правда?       22 августа 1989 года       Гарриэт приехала! Она оказалась совсем не такой, как я себе ее представляла. Видимо, не имея достаточно опыта социального взаимодействия, я невольно наделила ее своими чертами, но она совсем на меня не похожа.       Она высокая. Очень высокая. Я буквально не уверена, видела ли когда-нибудь такую высокую девушку. Длинные волосы очень светлые, но она собирает их в очень тугие прически, прям как те женщины с буклетов. Я всегда считала, что фото на них постановочные, и никто не живет так в действительности, но, видимо, ошибалась.       Она приехала поздно, поэтому мы не успели толком познакомиться. Я лишь узнала, что она из Айдахо, из деревушки близ Нампы, в их семье мало детей — всего четверо, и она — средняя.       Мне очень хочется узнать ее поближе, а пока первое, что заинтересовало меня сильнее всего: как можно быть средним ребенком, если вас четверо. Средний — это второй или третий?       Знаю, что мне не стоит так пытаться, но я сейчас снова сяду писать письмо для Дастина, пусть он мне и не отвечает. Я уже начинаю беспокоиться: он периодически рассказывает всякие истории-небылицы, наверняка связанные с его любимой игрой, и говорит о некоторых вещах так, словно они случались в реальности. Я в это, конечно, не верю, но что, если таким образом, он трансформирует в более удобоваримую форму ситуации, которые сложно переварить.       О городе, в котором он живет периодически писали в газетах, но я перестала читать прессу из-за подготовки к поступлению. Думаю, пока учебный год не начался, мне стоит наведаться в библиотечный зал периодики и навести справки, а все ли в порядке в Хоукинсе, Индиана.       29 августа 1989 года       Сначала мне показалось, что мы с Гарриэт подружимся: она вежливая, благочестивая мормонка. Мы сразу же обозначили круг бытовых обязанностей и основные правила, вроде банальностей о том, что нельзя брать чужое, что в церковь будем ходить вместе, и все в этом духе. Все шло хорошо.       А потом я решила сходить на рынок за овощами, а потом — в библиотеку, как и собиралась. На улице жара, я надела шорты — не те, клочки ткани, которые носят неблагочестивые девушки, а нормальные шорты-бермуды ниже колен. Я ношу такой фасон большую часть жизни, и если бы с ними что-то было не так, мой отец бы сказал об этом, потому что он очень предан нашей религии и очень уважаем в нашей церкви. Понятное дело, что на службу я всегда ходила так, как положено: с закрытыми запястьями и щиколотками, но в будний день открытые икры не оскорбляют Бога, я уверена.       Гарриэт так не считает. Она буквально не позволила мне выйти из дома, схватив за руку. От обиды я ее почти не слушала, а она сыпала ужасными, небогоугодными оскорблениями, хотя еще час назад мы вместе молились и завтракали.       И ведь правда, на ней всегда либо юбки в пол, либо брюки и льняные рубашки с длинным рукавом. Это учитывая, что мы в комнате одни! Неужели она ходит так круглый год?       Я не стала с ней спорить — переоделась. Ушла, конечно, очень расстроенная, потому что не ожидала ничего подобного.       То ли мое настроение повлияло на мои способности к поиску информации, то ли в библиотеке правда не было ничего о Хоукинсе позднее октября 1986 года. Все писали о страшных землетрясениях на северо-западе Индианы, даже не называя конкретного города, а ограничиваясь количеством жертв.       Хорошо, что мы с Дастиком связывались позднее — я точно знаю, что среди этих безликих цифр нет ни его, ни его друзей.       13 сентября 1989 года       Учиться мне нравится, что не новость, конечно. С началом занятий я правда почувствовала себя лучше, потому что и соскучилась по дому, и все сильнее переживаю о Дастине, и совсем не могу поладить с Гарриэт.       Мы с ней не конфликтуем, нет, но она всеми доступными способами старается показать мне, что я недостаточно праведна.       Например, во время душа я всегда снимаю свое кольцо с CTR, потому что оно цепляется за волосы, и вчера вечером, задумавшись (снова о Дастике), я не надела его обратно. Гарриэт взбесилась.       Она самым ядовитым тоном, который я когда-либо слышала (а я жила с Иден в одном доме шестнадцать лет) называла меня неверной, и обещала послать письмо моему отцу, в котором поведает о моих грехах, вроде распущенных волос или этого вот забытого кольца.       Я не понимаю, почему она ко мне так привязалась. Меня воспитали, как добропорядочную мормонку, и пусть я не собиралась связывать свою жизнь с миссионерством, я готова молиться, ходить на службу и даже рожать детей, когда придет время, пусть не так много, как мама и папина вторая жена.       Дастин во всей этой картине — моя самая страшная тайна, вот чем Гарриэт могла бы мне угрожать по-настоящему. Я знаю, что в глазах Бога мой союз с ним никак не может быть оправдан, но малодушно не думаю об этом. Тем более он так долго не выходит со мной на связь.       3 октября 1989 года       У нас с Гарриэт новый скандал. Я все еще считаю себя праведной перед Господом — в дни отдохновения я не хожу за покупками, не делаю уборку, не уделяю лишнего своей внешности, и никак не тружусь, я всего лишь села написать письмо Дастину, а эта сумасшедшая решила, что я сажусь за домашние задания.       Я каждый раз стараюсь ей не отвечать, но даже моему терпению пришел конец. Больше половины девушек в нашем приходе, в коридорах университета и на этаже общежития только в воскресенье носят длинные юбки, а в остальные дни демонстрируют не только щиколотки, но и декольте, но эта недалекая деревенщина привязалась именно ко мне!       Ситуация с Гарриэт так выбила меня из колеи, что я обратилась к пастору. Он выслушал меня, но посоветовал набраться терпения и полюбить ближнюю свою. И вот еще напасть: ко мне в приходе стали подходить мужчины — я не писала об этом, потому что подобные краткие разговоры с моим отказом на любое их предложение попросту недостойны моего внимания. Я не ищу брака. Пусть даже Дастин не отвечает на мои письма, пока мы с ним не объяснимся — я считаю себя его девушкой.       14 15 октября 1989 года       Может быть, Гарриэт права. Может быть, я и правда недостаточно праведная — вчера я не успевала закончить домашнее здание по высшей математике к понедельнику, потому засиделась с ним аж до двух часов ночи. Два часа украла у Господа, и это после того, как я старалась доказать всем: Гарриэт, пастору, отцу, себе, что я достойная.       Меньше, чем через пять часов мне вставать на службу, а я не могу представить, как покажусь в доме Господнем.       Наверное, к лучшему то, что Дастин перестал отвечать на мои письма — он с момента нашего знакомства встал между мною и Богом. Подумать только, я даже позволила ему поцеловать себя на прощание! А сколько раз мы держались за руки, не сосчитать. Теперь я буду молиться об обретении веры и выброшу его из головы, тем более он не выходит на связь вот уже больше восьми месяцев.       14 ноября 1989 года       Я вся в учебе, много молюсь и жду поездки домой на день благодарения. Про Дастина не думаю, но он иногда мне снится.       Думаю, для общего развития записаться на курс психологии в будущем семестре.       Я поладила с одной девушкой — Каролиной — с курса начертательной геометрии. Она не стремится к каким-то особым академическим достижениям, у нее есть только младший брат и она одна из тех, кто в будни носит юбки лишь чуть ниже колена, но зато с ней приятно поболтать, и она всегда поделится канцелярией или мелочью на содовую из автомата.       24 ноября 1989 года       Пишу эту запись наконец-то из своей комнаты! Правда теперь я здесь гостья и буду спать на матрасе на полу — теперь это комната Татум. Она очень рада, что больше не соседствует с Табитой, и вышло так, что у меня от этого переселения тоже имеется выгода.       Татум любопытная и при ней Табите не удалось бы припрятать письмо для меня. Оно пришло еще месяц назад, но было слишком рискованно переправлять его мне, я понимаю.       Мне написал один из друзей Дастина, Уилл, один из тех, кто приезжал весной несколько лет назад.       Он объяснил, почему Дастик мне не писал. Если честно, в особенно тяжелые недели под орлиным взором Гарриэт мне стало казаться, что я выдумала то, что у меня есть парень. Знаю, это глупо, но у меня не было ни единого физического подтверждения, даже подаренную им кепку я оставила дома (теперь уж заберу!).       Уилл пишет, что Дастин сильно пострадал во время очередной волны землетрясений в их городе, а еще из-за них перестали доставлять почту, поэтому сейчас, когда все наладилось, их огромной стопкой вручили маме Дастика. Какой стыд!       Уилл поклялся, что письма никто не вскрывал, и они дождутся момента, когда Дастин будет в состоянии их прочесть, но он посчитал, что стоит дать понять мне, что вообще происходит. Как хорошо, что у Дастика есть такие друзья! Они понравились мне, еще когда заезжали! Если бы еще один из них не увел из дома мою сестру…       Одним словом, эта новость сняла камень с моей души, а то, как я старалась не думать о Дастине последнее время, кажется мне попросту предательством.       Праздничный ужин прошел без происшествий (что не похоже на нашу семью), а когда я рассказала папе про Гарриэт, он успокоил меня тем, что настоящая вера в сердце, а не в безукоризненном следовании обрядам. Хорошо, что папа так ратует за прогресс! Он посоветовал мне обратиться в университетское бюро для переселения в другую комнату. Я так и сделаю.       Теперь я буду ждать вестей от Дастика и надеяться, что его травмы никак не повлияли на его гениальные мозги, потому что, думаю, после того как я доучусь здесь, мы сможем встретиться с ним в другом университете. А задержка пойдет нам на пользу: он поправится, а я найду нужный мне баланс между Господом и наукой.